Свет смерти - Мария Скрягина

Что ж, эти богатенькие веселились-веселились и вот к чему все привело. Всех их ждет такой конец. Так-то оно так, только разгребать это странное убийство придется ему, Хименесу. И чего он только не наслушается от начальства, он, маленький человек, лейтенант Рауль Хименес. Он уже представил, как на своих лимузинах спешат сюда влиятельные родственнички покойных, как на всех парах мчатся на виллу высокие полицейские чины, чтобы приехать и требовать, сотрясая воздух, задыхаясь от собственной значимости, у него, Рауля, ответа: «Кто убийца? Где он? Найти и покарать!» И Рауль должен будет выслушивать подозрения в некомпетентности, объяснять необъяснимое и клясться, что да, завтра, завтра все будет известно (хотя он сам не уверен, что можно вообще раскрыть это дело, почему-то там, на лужайке, эта мысль первой пришла ему в голову).

— Рауль, ты где? — вот уже басовито, не стесняясь покойных, кричит на весь дом комиссар Фернандо Эскобар, или, как они зовут его между собой, Ферри. Появляется на пороге, высокий, грузный, скорее похожий на медведя, одетого в костюм и шляпу, чем на человека. Лысеющая голова, большой лоб с тугими складками, обвисшие щеки, двойной подбородок. Он очень внушителен и неповоротлив, у него одышка, и, возможно, его скоро отправят на пенсию, но пока ему не суждено отправиться даже в отпуск, о чем он тут же и сообщает:

— Черт, ну, что за день! Я так и знал, что они мне все испортят! Ну, почему старине Эскобару нельзя немного отдохнуть? Черт, черт, черт! — Он оглядывает стены, увешанные картинами, задирает голову к потолку с хрустальной люстрой, недовольно морщится. Потом вспоминает о Хименесе и спрашивает, почесывая затылок:

— Какие идеи, Рауль?

Рауль начинает рассказывать, но тут входит молодой сержант Валетта и, заикаясь, горячо шепчет:

— Там эти … журналисты приехали. Хотят поговорить с вами, комиссар. Может, не пускать их? Не пускать?

Хименес и Эскобар переглядываются: да, все только начинается, придется потерпеть.

— Скажи, что я сейчас выйду, — комиссар вздыхает всем телом, и кажется, будто вздохнула огромная, уставшая гора. — Продолжай, Рауль, должен же я что-то сообщить прессе. — Ферри слушает, периодически сгоняя складки на лбу к самой его середине, пыхтит, мычит, и Рауль, глядя на него, понимает: надеяться в этом деле ему не на кого. Только на себя.

Самым сложным было добраться незамеченной до прихода отца Антонио. Пришлось позаимствовать у Лолы ее мужской костюм, а у Хосе — черные очки и трость. Одежда была спрятана в непромокаемый пакет и надета немного ниже по течению.

Потом я доковыляла до ближайшей гостиницы, упросила первого встречного подвезти до города, а затем первым же автобусом поехала в Сьюдад де ла Рейну. На спящего молодого мужчину никто не обращал внимания, хотя мне все время чудилось: сейчас раздастся этот душераздирающий крик: «Вот она! Убийца, держите ее!» Но моей персоной никто не заинтересовался. Люди обсуждали местные новости, покупки, об убийстве на вилле де Сальвы — ни слова. Неужели Эльвира еще не пришла? Или, может, увиденное ночью было дурным сном и мои друзья живы-здоровы?

Хименес, уставший и измученный, подходил к дому, как вдруг понял, что ему придется как-то сообщить жене о смерти де Сальвы. Рауль знал все ее любимые стихи, он сам дарил Мии томики с красивыми, сплетенными из шелковых нитей закладками.

Сын уже спал, Хименес тихо прошел на крохотную кухню. Жена разогрела ужин. Когда Рауль рассказал ей о загадочной трагедии в поместье де Сальвы, она закрыла рот рукой, вся сжалась и заплакала, словно он сообщил ей о смерти близкого человека. Плакала, но не хотела верить. Хименес еще пытался ее утешить, но понимал, что это бесполезно. Бесполезно утешать того, кто потерял не просто дорогого человека, а что-то сокровенное, что никто и ничто не восполнит. Его жена сказала бы поэтичней: «Мир потерял тайну», «Волшебство утрачено», — она бы так сказала, но сидит, заливается слезами, а он не мастак до высоких слов. Он голоден и устал, и единственное, чего ему хочется — это доесть остывающую курицу и лечь спать. Потому что завтра будет много работы. Даже представлять не хочется, что будет завтра.

— Как Дуду? — спрашивает он перед тем, как уйти спать.

— Все хорошо, — еле слышно отвечает жена.

Хименес уходит в спальню, зная, что Мия сейчас достанет томик де Сальвы и будет читать полночи, всхлипывая и думая о чем-то, ему недоступном. Да, он мало понимает в поэзии, но хорошо ловит преступников.

— Вставай завтракать, — Мия тронула его за плечо. Раулю показалось, что он только что лег, а уже ночь прошла.

— Привет, Дуду! Как дела? — маленький Эдуардо сидел за столом, что-то жевал и по обыкновению читал книгу. Увидев отца, оторвался от чтения, лицо осветилось радостью:

— Папа! Почему ты так поздно пришел? Мы тебя ждали.

— Все работа сынок, все она. Что ты читаешь?

— Книгу про животных. В Австралии, оказываются, живут удивительные животные. Например, утконос, ехидна, броненосец, кенгуру. Таких больше нигде нет.

— Да, интересно. И весьма похвально, что ты проводишь время за чтением. Может быть, вырастешь и станешь писателем. А, может, ветеринаром.

— Нет, — мальчик нахмурился, — я хочу врачом.

Доктор Роберто Гранадос закончил осмотр, отправил Дуду подождать в коридор, сел за свой стол и оглядел их обоих:

— Что я могу вам сказать? После перелома у вашего сына неправильно срослись кости. Поскольку сустав не затронут, то возможно сломать кость и попробовать срастить ее заново. Подобная операция очень сложна, и, боюсь, в Аргентине нет такого врача, который бы взялся за нее, гарантируя результат.

Я знаю одного хирурга, который занимается ортопедическими патологиями и делает что-то подобное, он работает в Германии. Если хотите, я напишу ему о вашем случае и спрошу, что можно сделать. Однако это специалист высокого класса и его услуги стоят недешево.

Мия набралась храбрости и спросила:

— Сколько?

Гранадос озвучил недоступные цифры, а они, сжав зубы, даже не подали виду.

— Хорошо, напишите ему.

Подвижный и юркий Дуду поскользнулся и упал с лестницы. Врач наложил гипс и обещал, что нога у мальчика будет, как новая. Однако кости срастались плохо, Дуду мучился от боли, а когда гипс сняли, оказалось, что отныне мальчику придется жить хромым.

Для Мии и Рауля это был удар. Их веселый, жизнерадостный сын, так любящий прогулки, игру в мяч, бег, танцы, в одно мгновение превратился в хмурого, неуклюжего домоседа.

Рауль до сих пор не мог забыть, как однажды, уходя на работу, посмотрел вслед Дуду, идущему в книжную лавку. Тот, маленький, худенький, косточки наперечет, ковылял, преодолевая боль, не обращая внимания на взгляды окружающих. С виду тихий, спокойный, даже робкий, он обладал недюжинной силой и твердым характером при борьбе с трудностями. Он хотел быть как все, не желая поблажек и жалости.