Птичка - Лара Вивальди

Дверь в его квартиру, – как всегда, – оказалась незапертой. Услышав, что из неё не доносится ни звука, Розали тихонько приоткрыла дверь и также тихо зашла.

Поперёк кресла, задрав босые ноги к потолку, лежал художник, покуривая сигару и напевая весёлую мелодию, похожую одновременно и на «Французский марш», и на «Марсельезу».

Его лицо имело бледно-зелёный оттенок, а под глазами светились огромные тёмные круги. На полу валялись пустые тюбики красок, кисти и кисточки, испорченный чёрной краской портрет и разломанный на две части деревянный мольберт.

– Валентайн!? – испуганно воскликнула девушка. – Что это?

Художник попытался пожать плечами и произнёс:

– Как видишь – сплошной беспорядок.

– Я вижу, – ответила Розали.

– Ты, наверное, уже успела плохо обо мне подумать, – говорил он, – но не стоит этого делать. Ведь весь этот ералаш – дело рук Жозетты…

– Жозеф… – начала было девушка.

– Да, я знаю, знаю. Не важно!.. Так вот, она вчера, значит, пришла, принесла мне сигары, с таким напудренным белым лицом, и спросила меня, когда я планирую начать работу над её божественными руками. Ну, я и ответил, что не планирую, что у меня слишком много работы, заказы, очередь на год вперёд.

– И-и-и? – нетерпеливо протянула Розали, приподнимая с пола осколки разбитой вазы c рисунком китайского дракона.

– Так вот, стоило мне всего-навсего сказать: «Может быть вы, моя милая, Жозетта…» Как она разнесла вдребезги всю мою квартиру. С ужасом вспоминаю, как она сначала прыгала по комнате, потом покачиваясь, начала расхаживать со стороны в сторону, словно гигантский слон, и так громко орать: «Жозефина! Сколько можно! Я – Жозефина!»

– И-и-и?

– Что, и-и-и?! – возбуждённо произнёс художник. – Я, конечно же, не вернул ей свои сигары. Вот только кто мне будет приносить новые? Покупать – слишком дорого. У меня денег на краски то и нет, приходится довольствоваться карандашом.

– Интересно, – произнесла Розали, раздумывая совсем об ином.

Спустя несколько минут она сказала:

– Как давно ты выходил на улицу?

Месье Валентайн призадумался, покосившись на открытое окно.

– Около месяца тому назад я выходил… Да! Но всего лишь на несколько минут: соседский кот так громко выл, я никак не мог сосредоточиться на искусстве. Сначала я долго целился в него пустым скрученным тюбиком из окна, но потом вышел на улицу и запустив в него лакированными башмаками сына моей соседки-старушки мадам Луизы Шарби. Он разулся перед входной дверью и оставил их в подъезде. Вот он странный! Как же он громко стучал своими каблуками, как американский степист!

Художник поманил девушку к себе рукой. Та, не задумываясь, медленно подошла к нему и присела на стульчик возле кресла.

– Он до сих пор думает, что их украл какой-то Жерар, который помадит волосы. Не слышала о таком? – прошептал Валентайн.

– Ну, как так можно, – ласково проговорила девушка. – Этот мужчина ничего тебе не сделал плохого.

– Ты бы видала его лицо, когда он снимал свои ботинки. Оно было таким горделивым и гадким. Я бы никогда не подумал, что он сын мадам Луизы Шарби. Она единственная из жильцов этого дома, кто ещё никогда не ругал меня за мои выходки. Ну, не считая, конечно, того малыша Фредерика, который появился на свет три месяца тому назад.

– Мне кажется или ты заговариваешь мне зубы?

– Свежего воздуха мне достаточно.

Девушка улыбнулась и произнесла:

– Скорее одевайся!

– Ты хочешь выгулять меня?

– Если бы, – рассмеялась девушка. – Если бы ты был собакой, то ты бы, верно, сам тянул меня на прогулку. Скорее! Скоро стемнеет.

– Я столько раз видел ночной Париж…

– А представь, что ты впервые в Париже. Куда бы ты отправился тогда?

Недолго думая мужчина приподнялся с кресла и ответил:

– К Эйфелевой башне, конечно же!

Спустя каких-то сорок минут они уже вместе прогуливались вдоль проспекта Сюффрен.

Вместе они смотрелись очень мило и забавно. Она – жизнерадостная невысокая хрупкая девушка в модном зелёном платье, и он – худой высокий мужчина с замысловатой бородкой, гладко зачёсанными назад волнистыми волосами и бледной кожей. Эта парочка привлекала взгляды многих прохожих.

Мужчина отставал от своей спутницы на шаг, а она решительно тянула его за собой, как мать ребёнка, который боится зайти в кабинет врача и вот-вот закатит истерику.

Им навстречу шли две молодые девушки, одетые очень модно и со вкусом. Валентайну они приглянулись. Что греха таить! Он очень любил женщин, но тщательно скрывал этот факт. По его мнению, они выглядели уж слишком «дорого». Вряд ли такие пришлись бы ему по карману.

Приметив физиономию исхудавшего, бледного Месье Валентайна, они тут же отвернулись от него. Начинающего деятеля искусств это смутило, и он тоже от них отвернулся.

– Тебе не кажется, что Париж как-то изменился? – спросил Валентайн свою спутницу.

– Нет, – растерянно ответила Розали. – Мне наоборот всё кажется таким знакомым, привычным…

– Ты разве не заметила, что в том магазинчике по-новому оформлена витрина?

– В том?! Нет, не заметила.

– Хочешь, я могу научить тебя видеть мир всё по-другому?

– По-другому?! – удивилась девушка.

– Да! Ибо если мы всегда всё будем видеть одинаковым, мы просто сойдём с ума. Понимаешь, именно обыденность вызывает у нас гнетущее чувство тоски, уныние и желание покончить с жизнью. Это словно недуг.

– И как же он называется?

– Я не знаю, как называют его другие. Но я называю «душевной агонией». Им страдают многие люди.

– И ты тоже? – спросила девушка.

– Нет! Я вижу всё по-другому. Вряд ли многие сумеют просидеть взаперти несколько месяцев в тишине, наедине с мыслями и ни разу даже не задуматься о своей неполноценности и о неполноценности сего мира.

– Да, наверное! – согласилась девушка. – По-другому?.. И как это?

– Очень просто. Главный принцип – это логическое мышление и твоё воображение.

Они одновременно остановились возле маленькой одинокой скамеечки напротив «Кафе Кармин» и одновременно присели на неё.

– Вон, – спокойно сказал Месье Валентайн, положив ногу на ногу. – Одинокий джентльмен – престарелый английский денди в толстых очках. Как ты думаешь, что он ищет?

Девушка удивленно посмотрела на своего собеседника, слегка приоткрыв рот.

– А откуда ты знаешь, что он английский джентльмен?

– Всё это позже. Сначала, пожалуйста, попробуй ответить на мой вопрос: что он ищет?

– Но, на это очень трудно ответить, – замешкалась Розали.

– Ну-у-у?!

– Откуда мне знать? И к тому же причём здесь всё это?

– Хах! И такие вопросы мне задаёт актриса?

– Я не актриса, я…

– Какая разница, кем ты работаешь. Ты тот, кем ты хочешь и стремишься быть. Ты тот, кем ты являешься в душе.

Девушка глубоко вздохнула, воскликнув:

– Но как?

Художник провёл взглядом незнакомца; тот оглянулся по сторонам и завернул за угол.

– Наблюдательность, – уверенно ответил Валентайн. – Как же можно быть человеком, не замечая других людей?

Девушка смутилась и опустила взгляд.

– Я вижу, – проворчала она.

– Этого недостаточно – просто видеть… Да, простым людям можно видеть всё очень скупо, но я – художник, и мне нужно видеть намного больше. Ты считаешь его обыкновенным прохожим, таким же, как и любой другой. По-твоему, он ничем не отличается от простых, беззаботных, любопытных туристов. Но, нет!

– Как?.. – начала было Розали.

– Как я понял, что он турист? Английский турист? – опередил её Валентайн. – Очень просто! На нём был чёрный фрак. Как часто ты видишь простого человека, который вышел на прогулку, – тем более турист, – в чёрном фраке?

– Довольно часто, – удивлённо ответила девушка, оглядывая художника с ног до головы.

– Меня можно было и не считать, – застенчиво ответил он, – мне больше нечего надеть… Так вот, – продолжал он, повышая тон. – Фрак сейчас уже без повода никто не носит – это раз. Он, видимо, дипломат. Потому что даже англичанин не будет прогуливать по Парижу во фраке. Это очень непрактично. К тому же он очень занятой и скорей всего впервые в Париже – это два. Слишком короткий спереди и слишком длинные фалды сзади, – так может только Англия, – это три. У него огромные очки с толстыми линзами, левый глаз слезка прищурен – раньше, верно, он предпочитал носить монокль, окончательно испортив себе зрение – это четыре. И зрение у него настолько плохое, что он даже не может приметить Эйфелеву башню, в триста двадцать четыре метра высотой, перед своим носом – это пять!

– Хорошо, а как мы узнаем, что это правда?

– Пойдём!

Художник резко вскочил со скамьи и, крепко схватив Розали за руку, быстро потащил её за собой. Они свернули за угол кафе и побежали вдоль площади Жоффр. Спустя минуту они настигли английского туриста. Он, приметив их, встрепенулся и отскочил в сторону.