Гридень 6. Собиратель земель - Денис Старый

на стеганку. Это обстоятельство заставило задуматься Ростислава. Впервые он ощутил неуверенность в быстрой победе и начал осторожничать.

И все же опыт — сын ошибок трудных. У Ростислава было больше возможностей участвовать в битвах, немало случалось у старшего сына Юрия Долгорукого и поединков. Андрей же молод, ему только семнадцатый год, организм еще не до конца сформировался. И пусть он мудр не по годам, но мудрость эта чужая, не та, что набивается собственными шишками и синяками.

Андрей вошел в кураж и стал все чаще атаковать, заставляя Ростислава пятиться. Еще три удара от владимирского князя прошло, и кровь новгородского князя уже начала напитывать стеганку Ростислава.

— Хех, ха! — отведя очередной выпад Андрея, Ростислав сделал два шага навстречу к брату, чуть ли не обнимая его.

Андрей не ожидал такого хода от брата, не сумел сориентироваться, а Ростислав уже нанес перекрестьем своего меча два удара в шлем владимирского князя. Андрей «поплыл». Ростислав делает шаг назад, отстраняясь от брата, и со всей своей мощи наносит удар в сторону ключицы Андрея Владимирского. Панцирь с наклепанными на него пластинами выдерживает этот удар, как и три последующих.

В голову, вновь в ключицу, в голову… Шлем Андрея чуть смялся, из-под него проступили два ручейка из пота, замешанного на крови. Ростислав же пробовал ударить в шею, но панцирное плетение доспеха брата держало всякий удар. Человек внутри брони уже опустил руки и не мог сопротивляться, у него кружилась голова, немела рука, но броня не была проломлена ни в одном месте, кроме как помятый шлем говорил о вероятном проигрыше в поединке.

Но шлем не был выделки Бронной мастерской в Воеводино, в отличие от остального доспеха.

Держась на бок, с которого все больше саднила кровь, Ростислав склонился над братом и стал расстегивать застежки на панцире Андрея. Когда получилось освободить от доспеха часть груди Андрея Юрьевича, новгородский князь решительно подсунул свой меч под панцирь брата и пронзил плоть ближайшего родственника.

— Добрая бронь, слишком добрая, — сказал Ростислав, облокачиваясь на свой меч.

Ростислав Новгородский, только что получивший приставку к своему имени «Владимирский», не ощущал угрызений совести, чего больше всего боялся, пока не скрестил свой меч с клинком младшего брата Андрея. Напротив, он почувствовал облегчение. Все же страсть к власти оказывалась намного сильнее родственных уз.

У каждого из братьев было по-разному, у Ростислава, достаточно давно ушедшего от отца на собственные княжения, который не видел, как взрослел Андрей Юрьевич, не ощущалось сильной привязанности к брату. Так, неожиданно для самого Ростислава Юрьевича, оказалось.

Стоявшие в по периметру образовавшегося круга воины стали извлекать свое оружие. Первыми среагировали ближние дружинники Андрея Юрьевича, ныне лежавшего мертвым на чуть промозглой земле.

— Более крови не потерплю! — закричал Ростислав, вкладывая в силу голоса не только требование прекратить изготавливаться к бою, но и собственную боль.

Не душевную, ею Ростислав не болел, но, как оказалось, он был ранен и достаточно серьезно. В бою, на адреналине, почти не чувствовал боли, сейчас же понимал, как близок был Андрей к победе. Только абсолютно нечитаемые действия позволили Ростиславуостаться в живых.

— Я призову сотников моего брата. Не уходите, и тогда ваше имущество останется с вами, и более того получите от меня, — сказал Ростислав, все еще опираясь на меч и чувствуя головокружение.

«А брони такие я отберу, знаю, что в Братстве их выделывают, на моей земле, с моей руды», — подумал Ростислав Юрьевич, князь Новгородский и уже князь Владимирский.

Глава 2

— Корачун, пошли быстро людей в войско брата моего, пусть придут сотники и тысяцкие брата моего, решившего умереть за лжу и крамолу свою, — приказал Ростислав, все так же опираясь на меч.

У него кружилась голова, кровь не останавливалась, уже вся нижняя часть стеганки была сильно пропитана влагой и отяжелела, еще больше склоняя Ростислава к земле.

— Рано мне помирать, не дам такую радость Изяславу, по ошибке зовущемуся Киевским, — бормотал Ростислав Владимирский, не без помощи взбирающийся на телегу.

Через полчаса часть сотников убитого, что играло ключевое значение, в честном бою, Андрея Юрьевича, присутствовала на встрече с раненым Ростиславом Юрьевичем. Новый владимирский князь Ростислав был слаб от ранения, но прекрасно понимал, что показывать это новым своим воинам нельзя, потому набрался терпения и говорил почти ровным голосом.

— Сколько сотников убежало, а сколько пленены, дабы бегства не допустить? — спросил Ростислав, наблюдая у своего большого шатра не более тридцати человек.

И пусть в войске Андрея сотни измерялись, скорее, в двести человек, все равно, здесь были далеко не все.

— Двенадцать сотников ушли, князь. Они могут вернуться, но неизвестность сильно гнетет. Мы, пойми правильно, должны услышать тебя, прежде чем клятву давать. Понять нужно, как собираешься править нами, как наряжать, — вперед вышел тысяцкий Емельян, по прозвищу Лисий Хвост.

Тысяцкий Андрея Юрьевича был хитрым, отличался быстротой принятия решений, при этом, что удивительно, ни разу не было повода упрекнуть Лисьего Хвоста в предательстве или нарушении клятвы. Он каждый свой поступок мог объяснить и оправдать. Ранее он объяснил Ростиславу, почему выбрал его младшего брата своим князем, теперь он готов объяснить, почему выбирает службу Ростиславу.

— Стол в Ростове и Суздале, как и во Владимире — это детище отца моего, Юрия Владимировича. Я не намерен отдавать вотчины отцовские киевскому князю, которого не считаю над собой великим. Со мной Новгород, много чухонцев, мне помогают свеи, как предкам моим, которые и создали русскую державу, — пафосно отвечал Ростислав.

Наступила почти абсолютная тишина. Для многих присутствующих такие заявления — это нарушение клятвы. Они же клялись не только в верности Андрею Юрьевичу, но и в клятвах своих признавали верховенство великого князя Изяслава. Однако, если человек ищет оправдания своим низменным намерениям, он их обязательны сыщет, чаще даже не в себе, чтобы думать, что чистенький и невиновный, а в других. Так что виноват именно Андрей Юрьевич, что проиграл и спровоцировал сложный выбор и не важно, что мертв.

Напряглись сотники, еще более напряглись ближние гридни Ростислава во главе с тысяцким Карачуном. Но сказал Лисий Хвост:

— Мы князю клянемся, а не решаем, какое правление на Руси будет. Малы мы такое решать, не княжеского роду, не следует и головы свои ломать. Я с тобой, Ростислав Юрьевич.

После этих слов почти все присутствующие сотники заверили, что они с Ростиславом и что, да, нечего голову ломать,