Дорога к людям - Кригер Евгений Генрихович

1953—1976

ОТ ГАВАНЫ ДО РУЗЫ

Существует под Москвой близ города Рузы поселок в лесу. Он расположен на прибрежном холме, круто падающем к излучине Москвы-реки. В небольших деревянных домах, разбросанных среди старых елей, наезжая сюда на месяц-два, живут и работают композиторы. В каждом доме стоит фортепьяно, испытавшее на своем веку прикосновение рук многих наших музыкантов.

Однажды я решил проведать здесь старого своего приятеля композитора Константина Листова, — дружба с ним завязалась еще в довоенные годы на Дальнем Востоке.

Пока мы толковали о том о сем, припоминая давние встречи, я присматривался к убранству комнаты и заметил на стене подле рояля несколько пейзажей и портретов, напоминавших о далекой и очень близкой нам стране.

— Куба? — спросил я, любуясь чистыми, как нетронутые краски на палитре, контрастами между желтыми и синими, зелеными и красными — солнцем и деревьями, красной землей Пинар-дель-Рио и синими горами далекого острова.

Репродукции кубинских пейзажей были разбросаны и среди нот на рабочем столе. Тут же увидел я знакомое теперь всем лицо Фиделя Кастро и рядом — большую фотографию молодой красивой женщины с высоко поднятой головой. Я узнал ее также на одном из висевших на стене рисунков.

— Анхела Алонсо, — ответил Листов на мой вопрошающий взгляд. — Участница боев в Сьерра-Маэстра. Судьба ее удивительна... — Он помолчал, потом присел к роялю. Я знал, что Листов — участник гражданской и Отечественной войн, что душой и музыкой он романтик. И все же в эту минуту его лицо поразило меня выражением полной отрешенности от недавней нашей беседы.

Начал играть и, не отрывая рук от клавиш, рассказывал с хорошо знакомой мне хрипотцой:

— Это происходит в парке ла Тропикаль, на окраине Гаваны. В воскресные дни тут собираются ремесленники, рабочие. Анхела поет песню, веселую, беззаботную. Анхела — веселая девушка, ты потом прочтешь ее письмо. Танцуют под ее песню парни и девушки. Это происходит незадолго до свержения Батисты. А песня Анхелы станет потом сигналом повстанцев.

Листов продолжал играть, подпевая клавиру и молодея на глазах, — повидавший жизнь человек с сединой в волосах. И перенес меня из снежной Рузы в жаркую ночь Гаваны, в синюю и черно-золотую ночь печальной тогда и гордой Кубы. То сплетая, то разъединяя руки, танцевали парни и девушки рабочей Гаваны; глядя на них, подбоченясь, подмигивали друг другу бойкие старики, но порою их глаза были серьезны, очень серьезны. И пела Анхела:

Пляшет Гавана, пляшет Гавана! Праздник сегодня... Полуночный час... Пляшет Гавана...

Я не умею словами передавать стихию музыки, да и не всегда это бывает уместно. Но тогда трудно было стоять спокойно. Танец закружил меня. И впрямь в Гавану перенеслись мы в те минуты. Листов сказал:

— Своей песней Анхела отвлекала внимание полицейских от человека, который спускался с гор к рабочим Гаваны. Его должны схватить. И Анхела песней помогает ему уйти от преследования. Она любит его.

Как странно. Снежный русский лес за окнами, а тут, у рояля, знойная ночь Кубы. Той Кубы, что захватила наши души и мысли. Кубы Кастро и отважных «барбудос» — бородачей, повернувших судьбу своей родины от черной диктатуры в будущее, творимое не чужеземцами, не диктаторами — народом!

Листов кончил играть. Я смотрел на кубинские рисунки. Рабочие в темных беретах... Бойцы народной милиции в круглых шапках с прямым козырьком... Бронзовые лица крестьян в широкополых шляпах... Зеленые пальмы на красной земле... Гигантская геометрия городских зданий в центре города...

— Это рисунки Иванова и Оссовского, — сказал Листов. — Иванов рассказал нам о горестной и прекрасной судьбе Анхелы Алонсо. В начале августа прошлого года я начал работать над оперой. Либретто написали Семен Медовый и Кирилл Поляков. Я использовал стихи Николаса Гильена. «Дочь Кубы» — так мы назвали оперу. В основу положена действительная сульба Анхелы. Я работал быстро, как говорится, запоем. Очень помог посол Кубы Фауре Чомон, участник освобождения республики.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

...Мы вернулись в Гавану.

Сумрачные и все же влюбленные в жизнь рабочие, ремесленники, женщины, старики словами Гильена поют о родной Кубе:

Наша родина кажется сахарной, Но сколько горечи в ней! Наша родина кажется сахарной, Она из зеленого бархата, Но солнце из желчи над ней.

В звуках песни и грусть, и гнев, и великая сила любви к земле своих отцов.

С гор, где повстанцы готовят силы к свержению диктатуры, спускается к людям Гаваны молодой революционер Николас. Он спрашивает их:

«Посмотрите, что видите вы вокруг?»

«Слезы и горе, — отвечают они. — Слезы и горе».

И снова вопрошает Николас, напоминая о муках неволи, унижения, гнета: только слезы и горе? А мужество!

Листов играл самозабвенно. Слезы были на его глазах. Так встала передо мною раскаленная песнь — главная музыкальная тема оперы, словно языками пламени вспыхивающая в оркестре во всех картинах.

Мелодия клятвы, обнаженно, призывно ударяющая в сердца маршевым ритмом, завершается гневным и гордым аккордом.

Так я прослушал весь клавир оперы. Мы были свидетелями любви, вспыхнувшей в сердцах Николаса и Анхелы. Мы были среди народа, таившего до срока ярость восстания. Я слышал, как Анхела, провожая друга на подвиг, грозивший ему смертью, созналась: она носит на груди ампулу с ядом. Если Николас не вернется, если погибнет, она тоже расстанется с жизнью. Я был в плену у музыки, когда тяжело раненный в схватке Николас властно и нежно сказал Анхеле:

«Ампулу!»

Люди Батисты уже стучали в двери. Николае боялся, что, схваченный, потеряет сознание и в бреду может выдать врагам замысел повстанцев. Лучше смерть. И Анхела, изнемогая от скорби, отдала свою ампулу Николасу.

Люди Батисты ворвались в харчевию, где умирал революционер, девушка заслонила его своим телом, они сбили ее с ног. Но тут вбежала в комнату старуха Флора, хозяйка таверны. Ее взгляд был так страшен, что ищейки Батисты отшатнулись. Старуха бросила им в лицо:

«Стойте, изверги! Не смейте прикасаться...

Они святые... Прочь уходите...»

Листов пробормотал:

— Это все правда. Все это перенесла Анхела. Так было.

Позже я читал письмо Анхелы Алонсо автору оперы. Там, на Кубе, она прочла в газете сообщение кубинского корреспондента в Москве Хуана Аркочи о том, как рождается опера «Дочь Кубы». Листов и либреттисты послали героине скромные подарки — альбом с картинами русской природы и недавно вышедшую книгу «Куба» с превосходными рисунками В. Иванова и Л. Оссовского. Анхела писала в ответ:

«Дорогие товарищи! Несмотря на то что наш язык очень богат, я сейчас не могу подобрать слов, которые смогли бы передать вам мое глубокое волнение, с которым я читала ваше такое замечательное письмо. Читая его, я почти физически ощутила братскую теплоту, которую вы питаете ко мне, к моему народу, к нашему делу...

Вам, видимо, Иванов рассказал, какие усилия я старалась приложить, чтобы стать серьезной в день, когда он меня рисовал. Ведь, несмотря на все, что я испытала за свою жизнь, по характеру я веселая и люблю посмеяться. Я посылаю вам также другое фото, поменьше, но где я более серьезная.