Семнадцатое обновление - Георгий Смородинский

Внимание! Вы погибли в бою и сейчас будете воскрешены в точке последней привязки.

Напоминаем, что точку можно изменить при помощи специального заклинания. На месте Вашей гибели остается надгробие, которое содержит деньги, экипировку и предметы из сумки. Деньги и предметы из сумки может подобрать любой игрок, натолкнувшийся на Ваше тело. Свою экипировку, включая эликсиры и зелья, помещенные в специальные карманы на поясе, подобрать можете только Вы. Если в течение пяти суток Вы так и не забрали их, вещи исчезнут навсегда. Вы также можете попросить любого игрока забрать Ваши вещи.

На всякий случай я посмотрел опции. Кнопки: «Логаут», «Связаться с Администрацией», «Телефонный звонок», как я и предполагал, были неактивны. В чате локации было тихо, как в морге, а название чата говорило само за себя: «Земли Демонов» Восточные Пустоши, провинция Ярух, Доминион Аштар, уровень локации 170+. Вот так влип!

Воскрешение через 9…8…7

Поскольку, никакой привязки, кроме точки моего появления в этом мире не было, я должен был воскреснуть на том же месте. Перед оживлением, я попытался максимально отбежать от этого кретина с лопатой, который пошел в сторону какой-то кучи опилок, чтобы сразу рвануть куда подальше. О том чтобы забрать свои вещи, я и не мечтал, да и не жалко их — рваная одежда, убогий посох пара кусков хлеба и фляга с водой. Мне бы до этого кладбища только добраться, а там что-нибудь придумаю.

Когда цветная картинка появилась, я развернулся и, как был в набедренной повязке, побежал в сторону противоположную крестьянину по утоптанной пыльной дороге. То есть попытался побежать. Раздался женский визг и баба, попавшаяся навстречу, сбросив коромысло с пустыми, громко зазвеневшими при падении ведрами, с плеча, четким боксерским ударом отправила меня на новое перерождение.

Вот, и не верь теперь приметам. Я даже на ее уровень не обратил внимания. Крестьянка и крестьянка, вполне миловидное, почти человеческое лицо, красноватая кожа, незамысловатая одежда.

Крестьянка наносит Вам 10 единиц урона. Вы погибаете.

Две минуты до воскрешения. В серо-белых тонах определиться с направлением очень сложно. Тем более что в состоянии призрака, я вижу только ближайших НПС и смутные очертания построек. Выйти из зоны воскрешения я не могу. Не ожить тоже. Игра будет меня оживлять каждые две минуты, а, учитывая разность уровня с окружающими меня агрессивными НПС — агриться они будут на меня метров за сто минимум. По идее, я не должен умереть от болевого шока, так как каждый удар для меня фатален. Да, больно! Очень больно! Но только в короткий миг. После оживления боль проходит.

В последующие часы не изменилось ровным счетом ничего… Я оживал и умирал. Умирал и оживал.

Мальчик наносит вам 10 единиц урона. Вы погибаете.

Вами открыто скрытое пассивное умение «Стойкость». Вы умеете сопротивляться боли! Теперь при получении урона Ваш болевой порог снижен на 1 %. С этого момента, болевой порог вашего персонажа составляет 99 %.

Рост навыка возможен до достижения 80 % значения.

Маленький гадёныш, кидаясь камнями, уже в четвертый раз отправляет меня на перерождение. Гребанный снайпер.

Стойкость! Я никогда не слышал о таком навыке. Скорее всего, она открылась из-за стопроцентного болевого порога. Иван же мне рассказывал о том, что в игре иногда происходят необъяснимые вещи. В любом случае, это пока это мало чем может мне помочь.

Воскрешение через 9…8…7…

Я потерял счет времени, смертям и вспышкам боли. В какой-то момент пришла нечеловеческая жажда. Пить хотелось невыносимо. Запаса сил хватало на десятисекундное ускорение, но что такое десять секунд в моей ситуации. Один раз мне даже удалось добежать до ворот, где два амбала двухсотого уровня с секирами в руках, вновь отправили меня к конюшне…

Воскрешение через 9…8…7…

Кошмар продолжается….

Все началось пару лет назад, когда я, по настоянию своей младшей и единственной сестры, отправил свои работы в Корпорацию «Мир Аркона».

Итак: Кожевников Роман Игоревич, москвич, 32 года, разведен, детей нет. Родился, учился, ничем особенным не выделялся. Заочно закончил финансово-экономический институт. Работал можно сказать по специальности — начальником отдела продаж в компании средней руки. Увлечения: рисование, пиво женщины. Все стандартно, без отклонений.

В тот памятный выходной день сестренка как всегда, словно вихрь, ворвалась в снимаемую мною квартиру. Сморщила нос, принюхавшись к аромату духов витавших в прихожей — моя последняя пассия ушла минут за десять до ее прихода, сунула мне в руки сумки с продуктами, чмокнула в щеку и, не разуваясь, проскочила в комнату.

— Эй! — крикнул я вслед этому рыжему безобразию, — обувь снимать не пробовала?

— Можно подумать, ты тут убираешься, крикнула мне из комнаты Алёнка. — Ты бы хоть своих женщин пылесосить заставлял иногда, а то кувыркаешься тут с ними, а как убираться так кроме меня некому.

Я отнес сумки на кухню — не может моя сестра заехать просто так, вечно ей кажется, что брат тут вот-вот умрет с голода. Сколько не говорил — не таскать мне домой еду, не помогает.

— Да ладно, свистеть, с возмущением в голосе произнес я, входя в комнату — убираюсь тут через день, ну или почти через день…

— Ну да, ну да! Cтереть пыль с компьютера, помыть чашку и спустить воду в унитазе — это конечно великая уборка, хмыкнула она, внимательно глядя в монитор и что-то отстукивая на клавиатуре. Эх, весело будет ее будущему мужу. По крайней мере, с ней он точно не соскучится. А учитывая Алёнкину энергию, ежедневная встряска и кормление с ложечки ему гарантированно.

— У тебя что, интернета нет дома? Ищешь что? Может помочь? — спросил я ее, но сестра лишь махнула в мою сторону рукой.

— Ты можешь помочь найти только адрес очередного кабака или сайта знакомств, вон у тебя их штук шесть на панели избранного… Стоп! Вот оно! Она ткнула пальцем в монитор, — иди сюда скорее.

— Чего тут? — спросил я, подойдя к ней и глядя на картинку на мониторе где две эльфийки, одетые в ну очень легкую броню, стояли, позируя над тушей какого-то животного. Животное, было истыкано стрелами как дикобраз иголками, — и?

Сестра глубоко вздохнула, состроила грустную рожицу, поднялась с кресла, усадила меня в него, и проникновенным голосом врача, разговаривающего с душевнобольным, произнесла: