Логово «ВЕПРЯ» - Василий Веденеев

От таких мыслей Александр Исаевич зябко передернул плечами. Игра потеряла для него всякий интерес. Ульман безошибочно почувствовал это и положил кий.

— К дьяволу все дипломатические протоколы и этикеты! — Он зло смял банку. — Древним было значительно проще: взял дубину и треснул по черепу того, кто первым подвернулся под руку. И никаких стрессов!

— Ладно, — Дороган успокаивающе похлопал приятеля по плечу. — Сегодня у нас ничья?

— Согласен.

— Кстати, твой святоша не обмолвился, какова позиция президента по известному вопросу?

Лев Михайлович выпустил клуб сизого табачного дыма и горько рассмеялся: кому приятно сообщать не слишком хорошие новости?

— Похоже, он принял окончательное решение и не намерен его менять.

Дороган пожевал губами и хотел сказать, что со стороны президента это довольно неумно, но предпочел промолчать — все равно его мнение ничего не изменит, так стоило ли впустую сотрясать воздух?

— Пошли в буфет, угощу тебя кофе, — предложил он. — Все равно сегодня шары, словно квадратные…

Клуб они покидали около полуночи. Проходя через освещенный разноцветными фонариками холл, Ульман бросил взгляд на развешанные по стенам ритуальные маски, — то ли стилизованные, то ли действительно привезенные из Африки или с островов Тихого океана, — и на миг ему вдруг показалось, что они кровожадно и злобно скалились им вслед…

Чуенков удобно развалился в мягком кресле, надел большие наушники, нажал кнопку пульта и включил воспроизведение записи разговора советника МИДа Ульмана с чиновником Администрации Дороганом, сделанную в биллиардной клуба «Робинзон». В свое время Виктор Николаевич потратил немало нервов и времени, обивая пороги начальственных кабинетов, чтобы добиться установки оперативной техники в некоторых интересующих контрразведку местах и, когда это наконец все-таки удалось сделать, потихоньку начал пожинать плоды бескровной победы в битве с руководством.

Естественно, прослушивать каждую запись не хватало ни сил, ни времени, — тем более, техника исправно работала не только в «Робинзоне», — но здесь дежурный оператор сделал пометку, что Чуенкову следовало ознакомиться с материалами лично.

— Пирамидку? — спросил в наушниках чуть хрипловатый мужской голос и тут же звонко щелкнули шары, больно ударив по ушам резким звуком: техника настолько чувствительна, что записывала шепот за десяток метров, а уж стук шаров и подавно казался громом пушечной пальбы.

Виктор Николаевич слегка поморщился и убавил громкость, философствуют, сукины дети, выпендриваются и наивно полагают, что их никто никогда не сможет услышать: дудки, ребятишки! Вот они вы, как на ладошке, каждое ваше словечко записано и взвешено — свобода и демократия еще не означали возможности сорить государственными секретами налево и направо!

Чуенков закурил и еще убавил громкость — в наушнике опять стучали шары.

С другой стороны, можно ли говорить, что Ульман, — это именно ему принадлежал хрипловатый голос, а Дороган говорил мягко, чуть заметно шепелявя, — раскрывал дипломатические тайны? Да нет, все, о чем он конфиденциально вещал Александру Исаевичу, — который, кстати, весьма осведомлен, — не сегодня, так завтра появится в газетах и репортажах телевидения. Просто информация Льва Михайловича на сутки или двое опережала официальную. И что с того? Какой здесь для контрразведки интерес? Факт нарушения перемирия в Южных Предгорьях уже имел место, и за рубежом о нем знали не хуже нас: существуют и исправно работают радиоперехваты, спутники-шпионы, в тех местах находятся наблюдатели ООН, среди которых затесалось и прикрылось мандатами о дипломатической неприкосновенности немало профессиональных разведчиков, и, между прочим, есть представители оппозиции в эмиграции.

Нет, тут дело в другом. О разногласиях между лидерами оппозиции сам Чуенков мог рассказывать часами, как о кухонных склоках между собственными близкими родственниками, — настолько хорошо он их изучил. Так в чем же дело? Зачем он должен ознакомиться с записью?

Дослушав, Виктор Николаевич снял наушники и бросил их на стол: что же его зацепило? Кажется, упоминание о решении президента?

Прикурив, Чуенков выпустил дым из ноздрей и сердито скривил губы: вот бы иметь технику, которая не просто записывала голоса, а незаметно залезала в головы собеседников, фиксируя их самые потаенные мысли! Поставить себе на службу эдакого электронного экстрасенса, всегда работающего без сбоев и ошибок. Вот было бы чудесно, а то сиди и ломай голову, — о чем недоговорили Дороган и Ульман? Какое именно решение президента они имели в виду, и отчего оно имело для них некое скрытое, потаенное значение?

По крайней мере насчет Южных Предгорий, где вновь начали разворачиваться трагические события, президент никаких конкретных решений не принимал: это начальник одного из ведущих отделов контрразведки знал точно. Если, конечно, за истекшую ночь не произошло каких-либо кардинальных изменений. Но тогда об этом решении Ульман никак не мог знать во время разговора с Дороганом! И отчего Александр Исаевич, услышав от Льва Михайловича о решении президента, вернее, о том, что тот не намерен его менять, выдержал столь красноречивую паузу?

Полковник встал, прошелся по кабинету, безуспешно пытаясь разгадать головоломку: президент принимал достаточное количество решений, иногда даже несколько противоречащих друг другу, и зачастую подчиненных лишь быстро меняющимся требованиям сегодняшнего дня, без учета дня завтрашнего. Но как среди них отыскать то, единственное, на которое многозначительно намекал Лев Ульман? Не спросишь же у него самого, черт бы его побрал совсем! Впрочем, можно пойти напролом и спросить, но тогда многое насмарку, и все оперативные мероприятия впустую.

Хотя Ульман и Дороган уже мелькали в донесениях, есть записи их других бесед, так отчего бы не подвести к ним осведомителей и не пощупать их более тонко, не попытаться залезть к ним в души и головы, не понаблюдать за ними более пристально, чтобы попытаться определить, выяснить жизненное кредо советника МИДа и чиновника Администрации?

Основания? Пожалуйста, при желании их можно найти сколько угодно, была бы охота. Оба интересующих контрразведку человека — Ульман прямо, а Дороган косвенно, — по роду деятельности связаны с Южными Предгорьями, где вновь вспыхнула война между войсками нежизнеспособного правительства и боевиками оппозиции. А там, между прочим, находятся и российские войска: пусть ограниченный воинский контингент и пограничники, но все же! И ситуация складывалась до боли знакомая — стоило нам только оттуда уйти, как дни правительства буду сочтены. Да что там дни, часы!

С республикой Южных Предгорий граничил бурно кипящий междоусобными страстями и войнами, в любой момент готовый взорваться раскаленный котел Афганистана, с фанатичными талибами. Мало того, там же и воинственный Пакистан, вечно взболомученный Иран, где уже почти готовы к созданию собственного ядерного оружия. И, в довершение, недалеко раскинулся бурно развивающийся, но плохо предсказуемый нашими политиками и дипломатами огромный Китай. Не говоря уже о всяких «Золотых треугольниках» и «Серебряных полумесяцах» с горными опиумными плантациями, многочисленными вооруженными до зубов бандами местных «генералов» и «маршалов». А дальше Индия, уже осуществившая ядерные испытания.

— Какого только дьявола мы туда влезли! — Чуенков в сердцах пристукнул по столешнице и с горечью подумал, что его все равно бы не спросили: лезть туда или нет?

В свое время весь этот регион завоевал царизм, поскольку в России уже тогда понимали, как богаты Южные Предгорья ископаемыми и, главное, редкими металлами. А чего из таблицы Менделеева там только не нашли позже… Поэтому мы там и торчим, постоянно рискуя ввязаться в еще более серьезную авантюру, уже геополитического масштаба.

Впрочем, не его ума это дело, все одно ничего не изменить! Лучше хорошенько подумать: докладывать ли о Дорогане и Ульмане начальнику Управления? Естественно, с предложениями более глубокого «изучения» их персон?

Виктор Николаевич на секунду представил постное лицо начальника Управления генерала Моторина, вспомнил, как обивал пороги его кабинета с просьбами выделить средства и установить оперативную технику и спросил сам себя: о чем ты, собственно, намереваешься докладывать руководству? О том, что упоминание о решении президента тебя насторожило и острым коготком подозрений царапнуло душу? Так то царапнуло твою душу, а не душу генерала Моторина! Разрешит ли он активизировать работу? Скорее всего, нет — Валерий Иванович человек весьма осторожный, в большинстве случаев предпочитавший выжидать, а не активно действовать. Действие всегда сопряжено с каким-либо риском, а рисковать Моторин не любил, иначе, наверное, не стал бы генералом.