Самая младшая - Лариса Романовская

– Полинка, ну примеряй, не стой, как статуя! – У мамы такой вид, будто она опоздала на работу, а Полина – в школу, а кофе, наоборот, поспешил и вылился на плиту.

– Мам, а старый компьютер куда дели? Давай на антресоли поставим? Я туда буду по стремянке подниматься и жить, как заяц в норе.

– Какой заяц? Мы комп бабушке даем, будешь деду музыку ставить. Полинка, ну меряй!

Ей кажется, что сарафан пахнет мясным рагу: когда они приезжали в гости к тете Нине, Полина случайно опрокинула тарелку – на себя, на скатерть, на пол и на тапочки. Было много крика и ерунды. И теперь Полина думает, что сарафан тоже пахнет мясом, перцем, картошкой со свеклой. В общем, всей этой давней историей.

– У него запах противный! – Полина смотрит, как солнце блестит на пуговках сарафана.

Они лакированные, но не ровненькие, а в каких-то чешуйках. Очень похоже на черепашьи панцири. Ткань очень мягкая. Интересно, это чья шерсть? Ведь необязательно, чтобы от овцы или козы. Может, от плюшевого зайца. Или от настоящего? Но с одного зайца много шерсти не соберешь, на сарафан не хватит.

– По-моему, ничем не пахнет, – мама тыкается носом в шерстяную бретельку. – Но мы его постираем… Сходи в зеркало посмотри.

Зеркало – это в их с Нелей комнате. Полина здесь еще не была. Огромный солнечный заяц отражается от зеркала, дрожит на обоях. На нижней, Нелиной, кровати валяется одежда, торчит угол подушки. А на верхней, Полининой, – только стопка белья и свернутое валиком одеяло. Кровать пустая и немного чужая, как школа после каникул.

– Очень красивый сарафан! – снова нахваливает мама.

Приходится смотреть в зеркало. Сперва – на вишневое пятно, которое хорошо видно даже сквозь бывшую челку. Полина поворачивается к зеркалу другим боком.

– Покружись! – командует мама.

В зеркале мелькает клетчатый край подола. Пуговицы-черепашки блестят, как украшения. И шерсть такая мягкая…

– Мам, а бывают вот такие огромные зайцы, размером с овцу? Чтобы можно было много шерсти напрячь?

– Напрясть. Бывают гигантские кролики, фландрские. Ты забей в поисковик, посмотришь. Ну как тебе сарафан?

Полина пожимает плечом (с него сразу же спускается бретелька) и думает, что гигантские кролики (ну если это девочки) обязательно должны носить платья из такой уютной ткани в клеточку. А у кроликов-мальчиков должны быть очень клетчатые штаны.

– Вишенка, – мама пригнулась, чтобы положить свой подбородок на Полинину макушку, и теперь говорит невнятно: – Полинка, понимаешь, Стаське в этом году поступать. Дед болеет. У бабушки пенсия с… с кошачье ухо. Давай так: если тебе сарафан не нравится, я в сентябре куплю новый. А пока походи в этом, хорошо?

– Он нравится, – Полина нашарила на клетчатой юбке карман. А в нем – косточку от сливы. Наверное, плюшевые зайцы очень любят сливы и все время таскают их в карманах клетчатых юбок и брюк.

– Да? – Мама перестает смотреть в глаза зеркальной Полины. У нее на шее ожил телефон: – Витечка? Здравстуй! С проектом? Все очень кисло, Витечка.

– Я к бабушке пойду?

В зеркало можно разглядеть только мамину спину.

– Витечка, у меня ребенок с дачи вернулся, мы к школе готовимся. Нет, не в первый. Во второй. Полинка! – Мама зажимает телефон в кулаке, будто хочет спрятать ненужный разговор: – Бабушка ушла в сберкассу. Сейчас вернется, пойдете тетрадки покупать. Ты какие хочешь? Алло, Витечка!

– С зайцами, – отвечает Полина маминой спине. – Тетрадки с зайцами и пенал тоже с ними. И две коробки пластилина. Мне для сказки надо.

Трещина в асфальте

На трещины нельзя наступать, это примета такая. Бессмысленная немножко. В лужу наступать и то опаснее. Если, например, она холодная, а на тебе босоножки. А трещина даже не глубокая, не провалишься.

Но Полина аккуратно переступает через нее, а потом пробирается между двух мелких луж – в одной плавает пожелтевший березовый листок, а в другой окурки. От луж пахнет осенью и свежим асфальтом. Он пружинит слегка – как пол в спортзале. Кажется, что если оттолкнешься от асфальта, то подпрыгнешь, как на батуте. Прыгнешь выше бабушкиной макушки со скучной заколкой – прямоугольничком, похожим на флешку, выше киоска с журналами, выше проводов, на которых сидят голуби. Может быть, даже выше балкона, где сейчас сидит дед Толя.

Вот дедушка сел в свое кресло, задумался. Знает, что Полины и бабушки дома нет, они тетрадки покупают. И тут его родная внучка говорит «Привет!», но не из комнаты, а снаружи, с высоты. Дед бы обрадовался!

– Полина, руку дай! Сейчас зеленый загорится! – Бабушка тормошит ее за плечо. Будто возвращает с высоты обратно.

Они, оказывается, уже половину их улицы прошагали и два двора наискосок. А Полина не заметила.

– Ты как сомнамбула! – Бабушка сильно стискивает Полинину ладонь.

Полина смотрит под ноги: чтобы наступать только на белые полоски «зебры». Это уже не примета, а игра. Ленка Песочникова придумала, когда они всем классом в районную библиотеку на экскурсию шли – пешком, как раз через «зебру». Ленка про игру забыла, а Полине понравилось. И про трещинки на асфальте ей тоже Песочникова рассказала. И про то, что, если другому человеку на ногу наступишь, надо, чтобы он тебе наступил в ответ. А если вы идете по дороге, а впереди столб, и вы его обошли с разных сторон, надо взяться за руки и обязательно сказать друг другу «Привет!».

– Смотри, вон твоя Ленка! – Бабушка дергает Полину за руку: – Чуть мимо не прошли!

Это немножко чудо: она только что про Песочникову думала, а та взяла и сразу появилась. Полина ее не узнала сама: в школе Ленка носит красивый хвост с большим бантом, а сейчас у нее волосы заплетены в сотню косичек. Ну, может, не в сотню, а в пятьдесят. И каждая косичка перехвачена большой бусиной. Белой, оранжевой, голубой…

– Ты на африканку похожа, – говорит Полина: – У тебя волосы такие же!

– А мы вправду в Африке были. В Египте. Семнадцать дней. Мы с мамой загорали у бассейна! – Ленка оттягивает воротник футболки и показывает полосу на плече, след от купальника.

– А мы на даче. Я там тоже загорала. – Полина мрачно смотрит на рукав собственной водолазки и пробует собрать его в гармошку.

Водолазка тугая, не получается. Тем более у Полины на плече нет никаких полосок: у нее купальник был без бретелек. И вообще загар у Полины бледный какой-то. А у Песочниковой рука как лакированная и темная – будто гуашью покрасили.

– А здороваться кто за тебя будет? – вмешивается мама Песочниковой.

– Здрасте, – отмахивается Ленка. – А у нас в отеле была парикмахерская, там за пятнадцать долларов косички заплетали, с ними удобнее плавать. А когда бежишь, то бусы стучат. – И подпрыгивает: – Слышно?

Полина слышит звон трамвая и рычание той машины, которая за остановкой асфальт дробит. Но она кивает и делает вид, что услышала, как стучат бусы. Интересно, если попросить у мамы эти пятнадцать долларов, можно сделать такие же косички в обычной, не египетской парикмахерской?

– Лена! Ну что ты скачешь, как слон? Ты же девочка! – Мама у Песочниковой тоже загорелая. И очень красивая, когда улыбается и не дергает Ленку за руку.

– А почему вам такие косички не сделали? – интересуется Полина.

Мама Песочниковой только пожимает плечами.

– Да вы что? Такое уродство!

– И ничего не уродство, – говорит Полинина бабушка: – Я бы себе тоже такие завила, на огороде дроздов пугать. Представляете, выйду на огород, головой покручу. Эти бусы ваши застучат, дрозды перепугаются и разлетятся.

Полина и Ленка представляют себе бабушку с сотней косичек и хохочут. Полина – сразу и очень громко, Ленка сперва медленно, а потом еще громче. Даже за бока хватается и приседает. Мама Песочниковой дергает губами – тоже смеется, вежливо.

– Так вы, значит, на даче все лето, Антонина Петровна?

– А куда я своего Толю дену? И собаку! И розы в том году посадила, они…

Бабушка рассказывает о даче очень громко и быстро, словно боится, что ее перебьют. Мама Песочниковой снова кивает. А Ленка сует в рот кончик косички и начинает стучать бусиной по зубам.

– Лена, выплюнь немедленно, они же грязные!

– Когда в бассейне плывешь, то они на волнах подпрыгивают, как мячики, – задумчиво говорит Ленка.

– Сегодня же в парикмахерскую, все расплетем и обрежем! Ее в школу не пустят с такими патлами! – Мама Песочниковой перекрикивает асфальтодробилку.

– А если их бантом перевязать? – предлагает Полинина бабушка.

– Лен, а давай первого сентября сядем за одну парту? Будем вместе, пока Инга Сергеевна не пересадит.

Песочникова качает головой – косички мелькают в воздухе.

– Нет, – слышно, как стучат Ленкины бусинки. Белые, оранжевые, голубые.

– Мы в другую школу перешли. В немецкую на «Проспекте Мира», – Ленкина мама улыбается, как когда она про Египет рассказывала. – Мне их завуч говорит: «У нас другой уровень языка!» А я Ленку из коридора зову, и… Леночка, повтори?