Пациент С790 - Евгения Стоянова

при попытке выбраться, закапаешься еще дальше и уж точно не выберешься, как из огромного сугроба, при сохранении нужно будет задвигаться, игра посчитает это ошибкой и при сохранении удалит, главное, успеть выбраться. Сергей лежал в вате, на плече его, как ему казалось, лежала чья-то маленькая мягкая ладошка. «Вот же гады, как хорошо они все это придумывают! Будто и вправду меня кто-то за плечо держит, при том именно за больное!». Он не мог больше думать, просто лежал в забытьи, спать было нельзя, но он уснул. Действие лекарства заканчивалось, начиналась серая полоса, когда особи попадали в полумир между игрой и реальностью. Именно в этой полосе почти половина сходила с ума. Сергей пересекал полосу часто, он не боялся сойти с ума. Собственно говоря, а не сошел ли он с ума намного раньше. Разве вменяемый человек будет спорить с системой? Разве не сумасшествием было наличие собственного мнения в условиях тотального контроля? Расплата за его «причуды» наступила очень быстро. Комиссия наводила порядок быстро и без сожалений. И вот он лежит, пристегнутый к кровати.

Датчики, к которым в больнице были подключены все пациенты, показали активность, Наташа знала, что сейчас Сергей вернется в сознание и не уходила, хотя также хорошо знала, что нахождение в супер изоляторе с только что проснувшимся больным, если только ему не надо делать укол, запрещено. Она все также стояла у его кровати и ждала, ждала, когда он откроет глаза. Ей было немного страшно, но уйти она не могла. Обычно она заходила к пациентам, когда они уж совсем приходили в себя, об этом сообщали датчики, она никогда раньше не видела пробуждения.

Сергей вышел из серой полосы и открыл глаза. Несколько секунд он смотрел в голый потолок, осознавал свое тело, боль в плече заставила его прийти в себя быстрее, Наташа не шевелилась, не подходила к нему. Он чувствовал, что запах ее дешевых духов все еще не выветрился, так как отчетливо ощущал его. Ощущал он не только это. Чувствовал он, что в палате кто-то есть, но знал, что это ему только кажется.

Наташа сделала шаг к его кровати.

— Что вы здесь делаете? — Раздраженно и зло, но в вместе с тем еле слышно спросил Сергей. — неужто не жалко на меня одного весь запас дромадола извести?.

— Извините, я не за этим тут. — срывающимся тихим голосом ответила она.

Сергей внимательно смотрел на нее, он ничего не мог понять, он ждал объяснений.

— Я тут утром уронила кое-что, вот, ищу, — машинально соврала Наташа.

— Нашли? — с усмешкой спросил Сергей. — Уж так и скажите, что вам нравиться наблюдать за пациентами, когда они спят, может боитесь, что я умру раньше времени, не сдав всех своих секретов? — Он улыбался и теперь, казалось ей, совсем не злился. — Вы же, наверное, и инструкцию какую-то нарушаете?

Наташа, смущенная донельзя, разве что не покраснела до ушей, не знала, что сказать, только растерянно улыбалась в ответ на его улыбку.

— Ладно! Приходите, когда вам вздумается, только аккуратнее, они все видят, лишат вас за нарушение инструкции дополнительных боксов, как кормить семью будете?

Она поспешила уйти. Не сказала ничего, и до самого вечера была сама не своя, делала все машинально, и отчет ей пришлось переделать, там вкралась какая-то ошибка, лишь погружаясь в сон, она вдруг вспомнила Сергея, его улыбку, и почему-то счастливая этим ушла в сон.

Сергей лежал и думал, зачем она все-таки приходила. Ведь он знал, что все в этой больнице, в этом городе и в этой стране тотально контролируется. После окончания третьей войны все поменялось. Во избежание нового конфликта власти сделали все возможное для того, чтобы обезопасить людей, так они по крайней мере говорили. Сначала было закрыто небо, и с него почему-то перестал падать дождь, потом решили очищать воздух, и, конечно же не в связи с этим люди стали постоянно кашлять, потом закрыли окна экранами, на которых показывали живую жизнь, которая выглядела даже более живой, чем настоящая…. Все изменилось, кроме людей, добрая часть из них продолжала быть идиотами, которые верили во всякую чушь, особенно если ее произносили с экрана. Остальные, никому не верившие, затихли и ждали, когда рванет.

Сергей не принадлежал ни к первым, ни ко вторым. Был он всегда сам по себе. Был всегда сам за себя.

— Может это очередной эксперимент? — думал он. — проверка? Как пить дать эти негодяи что-то опять задумали. Посмотрим, посмотрим, все становится даже интереснее с каждым днем. Кто бы мог подумать, что лежать в изоляторе без ноги было так увлекательно!

На следующий день с самого утра больницу лихорадило, Комиссия проверяла все этажи и подвалы, все изоляторы и склад, всех врачей, всех медсестер, отчеты, лекарства, личные карты пациентов. Константин Федорович был раздражен проверкой, по документам у него всегда все было в порядке. По документам…«могли бы и не приходить с самого утра…, и главное ничего не просочилось, никакого тихого слушка, что придут именно в самом начале рабочего дня».

Наташа вошла в кабинет. Тут же была отправлена им на 3 этаж, проверить все ли там в порядке. Та, совсем не обидевшись, хотя по сути должна была, так как он сказал это очень грубо, быстро пошла к лифту. На третьем были суперизоляторы. На третьем был Сергей.

Отогнав глупые мысли, она пошла проверять палаты, поправляла кровати, сверяла карты и раскладки, машинально и быстро делая все это и многое другое, она подошла к палате Сергея. Не успела. В палате уже кто-то был, она слышала монотонный голос и другой, писклявый. Разобрать, что они говорили, она не могла. Голоса затихли. Из палаты вышли двое из Комиссии. Она поздоровалась. Один, высокий, голубоглазый, тот, который вышел первым, поздоровался, без улыбки посмотрел на нее, как на вещь. Встал у двери. Второй, невыского роста, говоривший писклявым голосом, был похож на деда из деревни, лысина его странно блестела, лишний вес мешал идти и говорить, но, он был, судя по всему старшим. Он вскоре тоже вышел из суперизолятора. Наташа стояла перед дверью, ожидая разрешения войти. Толстяк неуклюже вышел, с низу вверх взглянул на Наташу и спросил:

— Вы осуществляете здесь манипуляции?

— Да, я старшая медсестра. — ответила Наташа.

— Следите хорошенько за этим пациентом, если что, вот моя визитка, звоните напрямую, без стеснения, в любое время дня и ночи. Все понятно?

— …Да, хорошо, но у нас все нормально, он не буйный.

— Ох, милочка, — сказал толстяк из Комиссии, придвинувшись почти вплотную к ее груди и