Простые смертные - Дэвид Митчелл

– А ведь когда-то и у тебя были мозги!

В общем, я вырвала у нее рюкзак и продолжала спускаться, а она так и осталась стоять на месте.

– Как насчет школы? – спросила она, и голос ее прозвучал весьма напряженно.

– Ну, если эта школа для тебя так важна, так сама там и учись!

– У меня-то, черт побери, никогда в жизни и не было возможности учиться! Мне всю жизнь приходилось вкалывать! И паб этот содержать, и детей растить, и всех вас – и тебя, и Брендана, и Шэрон, и Жако – кормить, одевать-обувать, в школе учить, чтобы хоть вам потом не пришлось всю жизнь мыть туалеты, вытряхивать пепельницы и гнуть спину с утра до вечера, не имея возможности хоть раз лечь спать пораньше.

Что мне ее слова! Как с гуся вода. Я продолжала медленно спускаться.

– Ну, ладно, иди-иди. Ступай. Узнаешь, какова она, жизнь-то, на вкус. Не сомневаюсь, что через три дня твой Ромео тебя вышвырнет вон. Мужчину в девушке интересует вовсе не ее яркая индивидуальность, черт побери! Такого, Холли, никогда не бывает.

Я сделала вид, что не слышу. Из холла мне было видно, как Шэрон хлопочет за барной стойкой у полок с фруктовыми соками, помогая папе обновить запасы спиртного и наполнить кувшины. Я не сомневалась, что она все слышала. Я помахала ей рукой на прощанье, и она махнула мне в ответ, но как-то нервно. Из глубины подвала гулким эхом доносился голос отца, монотонно повторявшего: «Паром из Ливерпуля…» Пожалуй, лучше было его во все это не вмешивать. И потом, сейчас он наверняка принял бы сторону мамы. А в присутствии завсегдатаев паба он выразился бы примерно так: «Я не такой дурак, чтобы разнимать двух дерущихся куриц!», и они стали бы согласно кивать, бормоча: «Это ты верно сказал, Дэйв». Кроме того, стоило убраться из дома, пока он еще не знает о наших с Винни отношениях. Не то чтобы я их стыдилась. Я просто предпочла бы избежать жарких объяснений. Ньюки, как всегда, спал в своей корзинке. «Ты самая вонючая собака в Кенте, – с нежностью сказала я ему, стараясь не заплакать, – ты старый мешок с блохами». Я почесала его за ухом, отодвинула засов на боковой двери, вышла в переулок Марло, и у меня за спиной со щелчком захлопнулась дверь.

На Вест-стрит свет и тень сменяли друг друга резко, как на экране телевизора с неотрегулированной контрастностью, так что пришлось надеть темные очки, и мир вокруг сразу окутала фантастическая пелена, однако он одновременно стал более живым и реальным. В горле у меня стоял колючий комок, меня всю трясло. Но никто из паба за мной не погнался. Уже и это хорошо. Мимо с грохотом пронесся грузовик с цементом, от него так и летела пыль, больше похожая на дым и заставлявшая конские каштаны покачиваться, отряхивая листву. В воздухе висел запах разогретого солнцем гудрона, жареной картошки и мусора недельной давности, который уже вываливался из мусорных баков, – мусорщики снова устроили забастовку.

Мимо меня со щебетом и свистом пролетали какие-то мелкие птички, похожие на оловянные свистульки на шнурке, которые детям часто дарят на день рождения; в парке у церкви на Крукид-лейн мальчишки играли в футбол, гоняя ногами жестяную банку. Я взял! Пас, пас! Вон он, за деревом прячется! Да отпусти ты меня! Малышня. Стелла говорит, что мужчины постарше – куда лучшие любовники, чем наши с ней ровесники; с мальчишками, говорит она, все их «мороженое на палочке» сразу тает, как только окажется у тебя в руках. Только одна Стелла знает о Винни – она тоже там была, в «Меджик Бас», в ту самую первую субботу, когда мы с ним познакомились, – но Стелла умеет хранить тайны. Когда она учила меня курить, а меня все время тянуло блевать, она и не думала смеяться и никому ничего не сказала; именно она поведала мне все, что нужно знать о мальчишках. Стелла – самая классная девчонка в нашем классе, это точно.

Крукид-лейн, извиваясь, тянется от реки вверх; пройдя по ней, я свернула на Куинн-стрит, где на меня чуть не наехала детской коляской Джулия Уолкот. Из коляски торчала голова ее малыша, а сама Джулия выглядела совершенно измученной. Когда она забеременела, ей пришлось бросить школу. Так что мы с Винни страшно осторожничаем; мы только один раз занимались этим без презерватива – в самый первый раз, а я твердо знаю: наукой доказано, что сразу девственница забеременеть не может. Об этом мне тоже Стелла сказала.

Через Куинн-стрит были натянуты гирлянды флажков – словно в честь Дня Независимости Холли Сайкс. Хозяйка магазина, торгующего шотландской шерстью, поливала цветы в висячих корзинках, а ювелир мистер Гилберт выставлял в витрину подносы с перстнями. Мясники Майк и Тодд выгружали из задних дверей фургона безголовую тушу свиньи, за которой виднелась еще дюжина таких же туш на крюках. Возле библиотеки стояли несколько активистов профсоюза шахтеров с ведерками и собирали деньги для забастовщиков, а люди из «Socialist Worker»[5] держали в руках плакаты: «Уголь, а не пособие по безработице» и «Тэтчер объявляет войну рабочим»[6]. Я заметила, что в их сторону катит на велосипеде Эд Брубек, и нырнула в крытый рынок, чтобы Эд меня не заметил. Он переехал в Грейвзенд из Манчестера в прошлом году; его отец был уволен с работы и угодил в тюрьму за кражу со взломом и за «оскорбление действием». Друзей Эд Брубек у нас не завел и всем своим видом показывал, что они ему не нужны. Обычно в нашей школе за такое зазнайство буквально распять готовы, но если кто из шестиклассников и пытался катить на Брубека бочку, дело каждый раз кончалось расквашенным носом, и в итоге его оставили в покое. Эд проехал мимо, не заметив меня; к велосипедной раме была прикручена удочка. Я пошла дальше. Возле пассажа бродячий музыкант играл на кларнете нечто похоронное. Кто-то бросил ему в раскрытый футляр монетку, и он тут же переключился на тему из мюзикла «Даллас». Добравшись до магазина грампластинок «Меджик Бас», я заглянула внутрь. В тот день я просматривала каталог на букву «Р», искала «Рамонес». А Винни перебирал карточки на букву «Х» – его интересовали «Хот», «Хорни» и «Холли». В задней части магазина всегда висит несколько старых гитар. Вин мог сыграть вступление к «Stairway to Heaven»[7], но дальше дело у него не пошло. И теперь я собиралась самостоятельно учиться играть на его гитаре, пока он на работе. А потом мы с ним могли бы создать собственную группу. Почему бы и нет? Тина Веймаут – девушка, а играет на контрабасе в группе «Talking Heads». Представляю себе мамино лицо, когда она, продолжая твердить «Она мне больше не дочь!», увидит, как я играю на гитаре в группе «Top of the Pops». Все дело в том, что мама никогда никого не любила так сильно, как мы с Вином любим друг друга. Они с отцом, правда, неплохо уживаются, но вся ее родня из Корка папу всегда недолюбливала: во-первых, он не ирландец, а во-вторых, не католик. Мои ирландские кузены и кузины – все они старше меня, страшно веселились, рассказывая мне, что мама забеременела Бренданом еще до того, как они с папой поженились, но теперь-то они уже двадцать пять лет женаты, и это совсем не смешно, да и вообще, по-моему, у них все не так уж плохо. Но все же между моими родителями нет той удивительной связи, какая существует у нас с Вином. Стелла говорит, что мы с Вином – родственные души и просто созданы друг для друга.

Возле «Нэшнл Вест бэнк» на Милтон-роуд я случайно наткнулась на Брендана. Фу ты ну ты! Волосы зачесаны и напомажены, модный галстук с «огурцами», на плечо небрежно брошен блейзер – можно подумать, что это выпускник какой-нибудь «достойной» школы вроде Итона, а не обычный служащий банка «Стотт и Конвей». Сколько же сердечных страданий доставил мой красавец брат старшим сестрам моих приятелей! Ой, меня счас стошнит, подайте ведерко! А женился он на Рут, дочери своего шефа, мистера Конвея; сперва они расписались в городской ратуше, а потом устроили довольно-таки скучный прием в «Чосер кантри клаб». Я не захотела быть подружкой невесты, потому что терпеть не могу платья, особенно такие, которые превращают тебя в этакую Скарлетт О’Хара, героиню «Унесенных ветром», так что всей это чушью занимались Шэрон и племянницы Рут; они же заодно развлекали и наших родственников из Корка, приехавших на свадьбу. Брендан всегда был для мамы «ее золотым мальчиком», а она для него – «золотой мамочкой». Я прекрасно понимала, как они с мамой потом будут в мельчайших подробностях перемалывать все то, что он сейчас от меня услышит.

– Привет, – сказала я. – Как дела?

– Ничего, не жалуюсь. А как у нас в «Капитане»? Все нормально?

– Да, все отлично. Особенно мама – она сегодня прямо-таки переполнена радостью весеннего дня.

– Да ну? – Брендан улыбнулся, но явно был озадачен. – Это с чего же?

Я пожала плечами.

– Должно быть, с нужной ноги встала.

– Здорово. – Он заметил мой рюкзак и спросил: – Что это, мы никак путешествовать собрались?