Приключения парижанина в Океании - Луи Буссенар

Хотя китайцы составляли большинство играющих, в зале находились также люди, одетые по-европейски; два или три десятка донов Бартоломеу ду Монти, темнолицых, словно загримированных под злодеев из мелодрам, все, как один, с огромнейшими шпагами, принадлежавшими автору «Лузиад»; несколько прибывших из Европы настоящих португальцев в блестящих мундирах правительственных чиновников и, наконец, немало американцев, бородатых, широкоплечих, с грубыми, охрипшими от выпитого виски голосами, в большинстве своем они служили офицерами на кораблях, перевозивших китайских кули.

Банкомет, человек лет шестидесяти, в огромных очках, с седой косой, толстыми губами, жиденькой бородкой и неправдоподобно длинными ногтями, очень ловко сдавал засаленные, как воротничок судебного исполнителя, карты. Он раскачивался из стороны в сторону и бросал сквозь стекла своих огромных очков жадные взгляды на пачки банкнот, на стопки долларов и фунтов стерлингов, не упуская из виду при этом и более мелкие монеты. Стараясь сохранить невозмутимость, что выглядело довольно комично, он с важным видом внимательно следил за игрой и ловко одной рукой пододвигал двойные и тройные ставки к редким удачливым понтерам, а другой с помощью маленького молоточка из слоновой кости загребал выигранные им ставки. Проделывал он это с такой наглой и нескрываемой радостью, что один из американских капитанов, увидев свой еще недавно туго набитый кошелек полностью опустевшим, сделал в конце концов то, с чего ему следовало бы начать, — стал внимательно следить за маневрами старого крупье. Через несколько минут у соотечественника Кожаного Чулка[14] уже не оставалось никаких сомнений. Незаметно, стараясь не привлекать к себе внимания, он осторожно, словно охотник на бизонов на Дальнем Западе, пробрался сквозь толпу и в конце концов остановился за спиной банкомета.

— Несчастный каторжник!.. Шулер!.. Грязная собака!.. — воскликнул американец.

В зале мгновенно воцарилась тишина. Затем своими сильными руками человека, привыкшего стоять за штурвалом, моряк схватил за косу банкомета и так грубо дернул за нее, что тот полетел со стула вверх тормашками. Не обращая внимания на его отчаянные вопли, американец вытащил складной нож, разрезал сверху донизу три или четыре халата, в которые было упаковано заплывшее жиром тело китайца, и — о чудо! — сотни семерок, восьмерок, девяток посыпались оттуда на пол, к великому возмущению игроков, считавших до этого банкомета образцом честности. В зале тут же поднялся невообразимый шум, чем воспользовались находившиеся здесь Бартоломеу: они бросились к столу, где лежали деньги. Все, кроме самого Бартоломеу ду Монти.

И вдруг Фрике, внимательно наблюдавший за этой сценой, почувствовал острую боль в правом плече. Он тут же оглянулся и увидел прямо перед собой своего противника, который, подняв кинжал, собирался нанести ему второй удар. Но молодой человек ловко схватил нападающего за руку. Тот, чувствуя, как у него затрещали суставы, закричал:

— Пощадите! Сеньор!.. Пощадите!.. Вы мне сломаете руку!..

— Негодяй! — проговорил Фрике — Мало того, что ты выгреб все из моих карманов, когда занимал за столом место этого старого плута, ты еще хочешь убить меня.

— Пощадите!.. Я только слегка задел вас. Один из китайцев, падая, отвел удар… Я лишь слегка поранил вас… Пощадите!..

Сей хитроумный довод вызвал улыбку молодого человека, и он разжал пальцы.

— Гадкая обезьяна, — все еще сердито, но уже со смехом произнес он, — мне бы не стоило труда разукрасить тебе физиономию или пригвоздить к стене, как сову… Давай свой нож и шпагу и поскорее проваливай отсюда.

— Не стоило отпускать его, моряк, — заметил Пьер Легаль. Растолкав всех на своем пути, он как раз в эту минуту подошел к Фрике. — Ну ладно, раз уж ты так решил… Нам надо еще добраться до нашей хибары. Завтра мы должны подняться чуть свет. Рана, надеюсь, у тебя не слишком серьезная?

— Ба, просто царапина.

— Прекрасно. Тогда в путь.

Друзья вышли из игорного дома, где шум все еще не утихал, и направились в гостиницу, которую Пьер Легаль так непочтительно назвал хибарой.

Основанный в 1557 году португальцами, Макао находится на самой оконечности полуострова, носящего то же имя. Проживает там сто двадцать пять тысяч китайцев и девять тысяч пятьсот португальцев. Португальская часть города, укрепленная по всем правилам военной науки, ощетинившаяся редутами и начиненная пушками, отделена от китайской высокой стеной, тщательно охраняемой солдатами-европейцами, — пересечь границу, если не известен пароль, было невозможно.

Найти дорогу в этом переплетении поднимающихся в гору улочек, темных и узких, словно водосточные трубы, среди каменных домов с зарешеченными, как в тюрьмах, окнами, было довольно трудно. Наши друзья, не запасшиеся проводниками, долго блуждали в темном лабиринте переулков, слыша за спиной шаги ночных бродяг, встречая на каждом шагу подозрительных типов, которые наверняка напали бы на них, не веди они себя так уверенно и не будь у Фрике огромной шпаги дона Бартоломеу, которой он, громко смеясь, орудовал с ловкостью, достойной учителя фехтования.

Пьер уже успел истощить свой словарный запас морского волка, а усилия его молодого друга отыскать гостиницу так и не увенчались успехом. Вдруг до них донеслись обрывки какого-то странного разговора: один из говорящих, казалось, был давешним знакомцем Фрике.

— Это никуда не годится, — недовольно ответил португальцу собеседник грубым пропитым голосом. — У меня есть кое-что получше…

Наши друзья, подойдя близко, увидели, как впереди мелькнула и тут же исчезла в темноте широкоплечая фигура американского капитана, устроившего драку за игорным столом.

В общем, чуть ли не всю ночь проведя в напрасных поисках, наши друзья лишь под утро набрели на гору, где находился «Барракан»[15], — так назывались помещения китайской эмиграционной службы. Их гостиница стояла напротив этого здания, неподалеку от развалин старого монастыря иезуитов[16]. Первым, кого они встретили, был этот проклятый португалец. Он выходил из здания эмиграционной службы. С отвратительной наглостью, что выглядело даже комично, негодяй осведомился у Фрике о состоянии драгоценного здоровья его милости. Молодой француз заверил его, что чувствует себя превосходно.

— Прощайте, сеньор, прощайте, примите мои извинения. Поверьте, вы всегда будете помнить о встрече с доном Бартоломеу ду Монти, — произнес мерзавец с недоброй улыбкой и не спеша удалился.

Пьер Легаль и Фрике вошли в помещение, принадлежавшее одному из торговцев людьми. Приемная в этом амбаре, где занимались перепродажей живого товара, выглядела вполне пристойно. Пьер, знавший толк в таких вопросах, утверждал, что все здесь: и стены, обшитые деревянными панелями, и фарфоровые вазы с цветами, и мебель красного дерева — напоминало салоны первого класса океанских пароходов. Но вскоре дверь из красного дерева отворилась, и они оказались в тесном коридоре, где, ожидая ближайшего парохода, ютилось множество покрытых насекомыми, истощенных голодом и болезнями, одетых в жалкие отрепья несчастных кули.