По пути в Лету - Роман Сенчин

Жанр книги определить сложно. Это и не проза в чистом виде (как, кстати, и «Ура!»), но и не документалистика, хотя автор, кажется, предельно откровенен (впрочем, кое-где явно не договаривает всю правду), а если и обманывает читателя, то, скорее всего, неумышленно (спутав, например, кедровую шишку с еловой).

Но интересно, что Шаргунов (по крайней мере, Шаргунов – герой книг) пытается вырваться из кабинета, из той замкнутой среды, в которой пребывает подавляющее большинство нынешних писателей. Он пытается заниматься политикой, работает дворником, ездит по России, бежит «увидеть» революцию в Киргизии. Всё это описано в «Книге без фотографий» конспективно, но и живо, динамично, ярко. И в итоге создаётся ощущения некоего свежего дуновения в нашей душной, со слабыми признаками жизни атмосфере…

Сложно определить и жанр текста «Салам тебе, Далгат!» Алисы Ганиевой. Вроде бы большой рассказ или мини-повесть, а скорее всего, очерк, зарисовка. Мы не знаем, с каким посланием в папке герой произведения Далгат ищет по Махачкале своего дядю Халилбека, от кого оно; и сам Далгат ведёт себя так, словно не живёт среди этих людей, в этом мире, а только что, после долгого отсутствия, здесь отказался.

Но композиционная примитивность и мутноватость причинно-следственных связей искупается самой идеей вещи – показать сегодняшнюю жизнь столицы Дагестана, сложный и, быть может, переломный этап, когда происходит столкновение двух цивилизаций. Всё это передаётся в основном через диалоги, через персонажей, колоритных и почти не замечаемых современной литературой.

«Салам тебе, Далгат!» был бурно встречен критиками, опубликован почти одновременно в нескольких изданиях, переведён на иностранные языки, за него Ганиева получила престижные премии. На мой взгляд, резонанс оправдан и закономерен. И даже не потому только, что в произведении идёт речь о Дагестане. Дело в том, скорее всего, что это редкий текст, где видится живая, не выхолощенная литературностью, не изуродованная фантастическими и прочими допущениями, жизнь. Может быть, автор всё, что написано в «Далгате…» сочинила, а может быть, сместила действительность, открыла лишь одну грань этой жизни, но так или иначе ей удалось создать ощущение полноты и достоверности.

Жаль, что подобных произведений у нас крайне мало. А как бы хотелось узнать, как и чем живут сегодня люди в глубине Рязанской области, на Русском Севере, на Смоленщине, и так далее. Велика и богата Россия, но литература, как правило, фиксирует лишь столичные страсти (будни почти никто не хочет замечать), жизнь неких всемирных людей, легко перемещающихся с континента на континент и замечающих окружающее каким-то проскальзывающим взглядом. У таких произведений и соответствующий язык – ровный, нейтральный, гладкий… Продолжительная борьба с диалектизмами, областническими словами, сленгом не прошла для литературы даром. И здесь «Салам тебе, Далгат!» одно из редких сегодня исключений, – речи дагестанского молодняка воспринимать сложно, но зато говорят они, «как в жизни». Не все, кстати, – потенциальные борцы за веру изъясняются гладко, культурно, да так оно и есть: в «боевики» сегодня идёт в основном образованная часть населения…

Алиса Ганиева, как я знаю, живёт в Москве, но часто бывает в Дагестане, там прошло её детство. Занимается она литературной критикой, и «Далгат…» стал её дебютом в прозе. И не случайно, наверное, она обратилась не к фантастике или исторической прозе, а решила использовать накопленный биографический опыт. Он редко когда подводит…

О биографическом опыте Арслана Хасавова я ничего не знаю. И его повесть «Смысл», скорее всего, не автобиографическое, а может, и вовсе не реалистическое произведение. Но в нём настолько сильно звучит желание жить со смыслом, ради чего-то, что-то сделать, что оно поневоле заражает свей энергетикой и в то же время доказывает, что биографию во времена, когда дана установка на всеобщую усреднённость, сделать практически нереально. Можно сколько угодно фантазировать, болтать за столиком в кафе, строить планы, а вот действительно стать фигурой, личностью, необычным человеком…

Откровеннее всего безвременье зафиксировано в романе Дмитрия Данилова «Горизонтальное положение». Герой не некий современный Обломов, предающийся на диване мечтаниям, не наслаждающийся ленью, а довольно активный человек, жизнь которого наполнена делами, которые он отмечает в дневнике. Но что это за дела? Обычные дела обычного современного человека. Как говорится, без биографии… Правда, дела эти способны свести с ума своей никчёмностью и однообразностью. И вот под конец книги (на триста какой-то странице) герой разражается холодным и в то же время отчаянным монологом-дневниковой записью:

«Сколько уже можно описывать эти бесконечные поездки на автобусах, метро и такси. Все эти отъезды из Кожухово и приезды в Кожухово. Всю эту бесконечную нудную езду по Новоухтомскому шоссе и Каскадной улице. По Салтыковской улице, по МКАД, по Каширскому шоссе. Всю эту так называемую ткань так называемой жизни. Всю эту невозможную нудятину. Изредка перемежаемую путешествиями разной степени бессмысленности. Сколько можно толочь в ступе эти бесконечные интервью с руководителями и специалистами международного аэропорта Домодедово. Все эти литературные мероприятия с участием одних и тех же персонажей, неизменно заканчивающиеся неформальным общением. Все эти идиотские описания деятельности нефтяных и газовых компаний. Всё это бесконечное унылое чтение газеты «Спорт-Экспресс» и не менее унылую и бесконечную игру в футбольный менеджер на сайте 11х11.ru. Надо уже как-то с этим заканчивать».

И дальнейшие записи представляют собой лишь числа, и мысль у героя одна: скорей бы Новый год. Будто бы там будет нечто новое, начнётся настоящая жизнь.

«Горизонтальное положение», написанное в архаической форме (дневник), не отличающееся динамикой, не населённое необыкновенными персонажами и не содержащее каких-то умных размышлений неожиданно стало одним из событий литературной жизни. Роман заметили и долго спорили, что хотел сказать автор. Спорят и до сих пор, кстати сказать.

Да и все книги, о которых я говорил выше, оказались замечены, были приняты неоднозначно. Тем более что и авторы вошли в литературное пространство совсем недавно. Одни лет десять, другие буквально два-три года назад. Главное их богатство (пока?) – жизненный опыт, собственная биография. Пусть порой и небогатая. Но, как доказывает «Горизонтальное положение», и из житейского хлама, в который превращается большинство дней, можно собрать настоящее, переплавить в художественное произведение.

Но тоска по сильным героям, по действительно ярким сюжетам остаётся и, как мне кажется, нарастает. Хотя сложно ожидать обилия таких произведений, – люди без биографий вряд ли могут создать героев с биографиями. И у писателей нового поколения есть возможность такие произведения писать, по крайней мере потому, что они ещё физически более или менее молоды.

Кстати сказать, удивляет реакция некоторых критиков и собратьев по перу постарше на существование в литературе этого нового поколения.

Приведу два примера.

Вот как характеризует Наталья Иванова в статье «Трудно первые десять лет» литературные плоды этого поколения: «Их проза вызывает в критике противоречивую реакцию – от безусловного приятия до безудержного отторжения. Как правило, с их текстами надо серьёзно работать редактору – они недотянуты, недоделаны, недоформатированы.

Им надо прописывать недостающие элементы. Менять композицию. Не хватает профессионализма?»

С одной стороны, можно согласиться с такой оценкой. Да, редактору надо серьёзно работать. (Впрочем, не только с молодыми.) Но что значит «недотянуты, недоделаны, недоформатированы»? И про «недостающие элементы» и «композицию» я не понял. То есть, до чего дотягивать, доделывать и так далее. Если дотягивать и доделывать, менять или хотя бы править композицию, к примеру, «Салам тебе, Далгат!» или «Горизонтальное положение», или олитературивать рассказы Аркадия Бабченко, то это будут уже другие вещи и другая проза.

Судя по этой статье, Наталья Борисовна не видит (пока?) в новом поколении больших писателей. Вот она выписывает в два столбика писателей 1900-х и 2000-х и, правда, с оговорками, допуская, «что это не совсем корректно», сравнивает достижения.

У меня фамилии в колонках вызвали недоумение… Нет, и там, и там приведены настоящие, знаменитые писатели, художники, режиссёры. Но если в 1900-х значатся в основном достаточно молодые – примерно сорокалетний Чехов, примерно сорокалетний Горький, примерно тридцатипятилетние Бунин и Андреев, юные Блок, Белый, Гумилёв, Мейерхольд и так далее, то в колонке 2000-е – мэтры: Битов (напротив Чехова), Маканин (напротив Горького), Гандлевский (напротив Гумилёва)… Кажется, самым молодым в колонке 2000-х оказался Пелевин. Ни Прилепина, ни Иличевского, ни Михаила Тарковского, ни Самсонова, ни тем более поэтов моложе сорока лет…