Астропилот Ронг Третий - Владимир Осинский

Конечно, Дин Горт был бы Художником и в том случае, если б человечество не создало голографии, ведь Художником надо родиться, а он родился им. Однако я уверен: не будь на свете этого величайшего из искусств, ему пришлось бы очень трудно. Голография недаром происходит от греческого "holos" - "все", сменившая фотографию, она в самом деле была всесильной-всеобъемлющей, всеохватывающей, всеотражающей... Синтезировав возможности живописи, скульптуры, художественной фотографии, она позволяла запечатлеть вещь и явление во всем богатстве красок, причудливости пространственных очертаний, неповторимом своеобразии их трехмерного рисунка. Голографический снимок как бы вырывал из времени кусок жизни, сохраняя его навсегда. Этот кусок можно было осмотреть со всех сторон, поворачивая, как статуэтку на ладони. Совершенство техники позволило отказаться от громоздкой проекционной аппаратуры, неизбежной на заре голографии, заменив ее камерой-альбомом величиной с записную книжку. Нажатием кнопки вы получали возможность видеть предмет в натуральную величину, независимо от того, что было объектом съемки-действующий вулкан или средних размеров бабочка. И, повторяю, главное заключалось в том, что ту же бабочку, снятую, скажем, сверху, вы могли увидеть одновременно так, как если бы ее запечатлели спереди, сзади, снизу. Достаточно было чуть-чуть изменить угол, под которым вы на нее смотрите.

- Не скучно ли гостям "Эфемериды"?

Голос автомата заставил меня вздрогнуть. Можно ли так увлекаться своими мыслями, особенно если ты назвался космостюардом! Я быстро окинул взглядом лица и поторопился закончить ужин. Кажется, никто не заметил.

Но я рано обрадовался. Послышался легкий щелчок.

Потом Горт, спокойно усмехнувшись, спрятал камеру в нагрудный карман. Значит, снял меня. Ну и черт с ним, с досадой решил я.

Уже несколько озабоченно автомат повторил:

- Если пассажирам скучно, могу предложить видеопрограмму. Какие будут пожелания?

Я встряхнулся:

- Действительно... Что, если мы посмотрим видео?

Тингли пренебрежительно сказал:

- Будет какая-нибудь ерунда. А впрочем...

- Только не очень громкое и чтобы не слишком мелькало, если можно, попросила Кора Ирви.

Мы заказали фильм-лекцию об Утреннем лесе. Сол Рустинг одобрил:

- Всегда надо знать, что тебя ждет впереди.

- Согласен,-сказал Дин Горт и щелкнул камерой. Это был "выстрел" в Рустинга. Меня немного покоробила такая бесцеремонность. Никогда не смог бы стать профессиональным годографом: по-моему, здесь необходимо полное отсутствие щепетильности.

Мы знакомились с планетой, на которую летели, в продолжение добрых трех часов, и никто не устал. Вокруг нас глубоким дыханием дышал девственный лес, от штабеля березовых дров пахло свежими опилками, и в нагретом солнцем густом воздухе хаотично плавали мириады мельчайших частиц-пылинок, которые давно исчезли на Земле.

Внезапно программа прервалась. Вспыхнул свет.

Что-то сломалось?

- Приближается время сна,-деликатно, но настойчиво сказал автомат.-Надеюсь, пассажиры не задеты моим вмешательством?

- Ну что вы,-саркастически вымолвил Тингли.

- Ничуть!

Автомат принял его слова за чистую монету, успокоенно кашлянул и вдруг поучительно заявил:

- Хорошего понемножку.

Раздался общий смех. Мы пошли спать.

Начался третий, последний, день полета. "Эфемерида" жила неторопливой, размеренной жизнью. Я окончательно вощел в роль космостюарда и испытывал удовлетворение от мысли, что совсем неплохо справляюсь со своими обязанностями. Пассажиры были явно довольны, и я постепендо проникся к ним чувством ответной доброжелательности.

Сон Вельд безбожно обыгрывал меня в шахматы.

С Тингли мы однажды крепко поспорили по вопросу о причинах происхождения войн, и я удивился разносторонности его знаний. Он утверждал, что древняя история Земли, по существу, представляет собой именно историю военных столкновений, и назвал мирные периоды "логическими мостиками между ними, временными и попросту вынужденными передышками".

- В эпоху деления Земли на государства с различным социальным устройством причины для возникновения войн не исчезали. Но ведь даже поединок боксеров делится на раунды-не потому, что на время перерыва исчезает повод для схватки, а просто-напросто в силу необходимости, чтобы передохнуть...

Мне, со своей стороны, казалось, что такой взгляд довольно примитивен. Причинами войн, доказывал я, были не только социальные противоречия, но и нечто, составлявшее в тот далекий период истории важную часть самой человеческой природы.

В общем, оба мы порядком запутались, потому что знали историю позорно плохо. Сон Вельд нас высмеял, Кора Ирви беспомощным, сразу замеченным мною жестом пригладила белую прядь, которая резко выделялась в ее черных густых волосах, и тихо сказала:

- Зачем были войны? Смерть и без того всегда рядом...

Сон Рустинг горячо поддержал ее. Я вспомнил записи в картотеке и поспешил перевести разговор на другую тему. Дин Горт, перехватив мой озабоченный взгляд, брошенный на них, слегка кивнул и тут же щелкнул затвором. Навернo, в сотый раз. Я даже не разозлился. Голограф, самый молчаливый человек на корабле, не расставался с камерой, и все мы начали к этому Привыкать, За мной он охотился особенно упорно. Однажды я не выдержал и довольно резко сказал ему об этом. Он внимательно посмотрел на меня:

- Понимаю, это не может не раздражать. Но что поделаешь? Поверьте, я сам не рад. Только ведь иначе у меня ничего не выйдет.

Может, таково одно из главных свойств природы Художника? Он не может не делать того, что делает, и даже не задумывается, зачем это нужно...

В этот день я повел пассажиров "Эфемериды" в экскурсию по кораблю. Собственно, больше всех на такой экскурсии настаивал Тингли. В натуре его была жадность ко всему новому-черта, на первый взгляд, достойная уважения. У меня же она почему-то вызывала легкую неприязнь. Что-то было неприятное в жадности "общественного практиканта" к впечатлениям, словно какая-то корыстность, как у охотника-хищника, который видит в природе не объект восхищения, а средство наживы.

Так или иначе, экскурсия по "Эфемериде" состоялась, и в минуту, когда раздался сигнал тревоги, мы находились внутри вспомогательной ракеты.

Среди событий, которые запечатлелись в моем сознании с резкой отчетливостью, во всех деталях и навсегда, так что из воспоминаний они превратились в живую и очень важную составную часть моего "я",-среди этих событий, пожалуй, главным является гибель "Эфемериды".

Вот как было.

Все собрались в пассажирском отсеке вспомогательной ракеты. Только Дин Горт остался снаружи. Он стоял у входа, как всегда Молчаливый и сосредоточенный, голова - вровень с нижним краем поднятой двери-заслонки, Годограф вел свою обычную охоту за нами, подстерегая то единственное и неповторимое мгновение, которое стоило остановить, запечатлев на пленке. Мы могли лишь догадываться об изнурительном постоянстве груза, лежащего на плечах Художника. Подумав об этом, я впервые ощутил к Горту что-то вроде сочувствия.