Астропилот Ронг Третий - Владимир Осинский

- Я это понял вчера. Но подумайте, есть ли здесь моя вина?

Нельзя было ударить больнее: он признавал, что все было! Мне нестерпимо захотелось ударить голографа, Я боролся с этим желанием не меньше двух секунд, и за это время Горт успел сделать чудовищную вещь-вскинуть камеру для съемки! Две секунды кончились. Моя вспышка прошла. Слишком сильным было удивление.

Горт разочарованно опустил аппарат, так и не щелкнув затвором. Он даже не подумал защищаться. Он увидел только одно-перед ним мгновение, которое необходимо остановить, а на все остальное ему было наплевать.

- Вот видите, - сказал Горт - опять таким тоном, будто все остальное было ясно само собой. - Поверьте, не очень легко жить подобным образом, но это сильнее меня.

Во мне вновь поднялось возмущение:

- Ну и что? Мне-то какое дело? Жалеть вас я не собираюсь!

Горт досадливо поморщился:

- Не о жалости речь. Но иногда необходимо, чтобы тебя поняли... Вы поймете, я почему-то уверен.

Я сделал нетерпеливое движение.

- Подождите,-потребовал голограф.-Я показал вам, свой лучший снимок и хочу объяснить, почему он получился. Критики увлекаются вычурными формулировками, а газеты-эффективными заголовками. Обычно это искажает суть вещей. Но красивая фраза об "остановленном мгновении" у них получилась. Именно в этом главное. Поверьте: техника может достичь чудес. Она создаст такие могучие изобразительные средства, перед которыми голография будет выглядеть рисунком пещерного человека, беспомощно царапающего камень. Но главное останется неизменным. Надо увидеть - и не упустить. Все живое, неважно - великий человек или двухмесячный щенок, переживает моменты, когда оно достигает вершины самовыражения. Ах, как мучительно жить в постоянном напряжении, вызванном боязнью, что упустишь этот момент!.. Конечно, не всякое самовыражение достойно того, чтобы быть запечатленным. Но я обычно догадываюсь, стоит ли игра свеч. Вот и с вами было так с самого начала. Только вы долго не могли стать... настоящим, что ли. В вас была неуверенность, вы боялись показаться смешным, опасались... ну, словом, "сидели не на своем месте в театре". Потом увлекались ролью космостюарда, играли (разумеется, вполне искренно) в общего благодетеля, опекали Кору Ирви, Сола Рустинга и даже из кожи вон лезли, желая быть терпимым к Тингли Челлу. Ваших подопечных умиляла эта заботливая предупредительность, а вы, сами не понимая, были в восторге от себя. Получилась до того противная сладкая тянучка, что мне хотелось запустить в вас камерой! Только я слишком хорошо знал (со MHOй так бывает): все это наносное, недолговечное-и терпеливо ждал своего часа. Мне повезло-тревога вас преобразила, и я, конечно, не "упустил мгновения"...

"Мне повезло?!"-подумал я с негодованием.- Ведь он говорит о катастрофе, в которой погибли люди, четверо людей!.. И тут же я понял, что смешно обвинять в кощунстве Художника, одержимого вдохновением.

Снова, как вчера, светила разом провалились за Горизонт, и зажглось внутреннее освещение. Горт молчал, у него было бесконечно усталое, печальное лицо. Однако мне ли его жалеть? Было противно ходить вокруг да около.

- А Сель, - напрямик, спросил я. - Вы ее... очень хорошо знали?

- Да.

- И от вас она тоже... ушла сама?

- Нет, - тихо сказал Художник. - Это я ушел от нее. Хотя... разве люди могут сказать с уверенностью, кто именно уходит, а кто остается?

Мы окончательно замолчали. Нам больше не о чем было говорить. Я ощущал бесконечную пустоту и ничего, кроме нее. Как будто бежал из последних сил, задыхаясь, изнемогая, пуще всего на свете боясь, что соперник раньше достигнет цели, сумеет прийти первым, a там, куда мы оба стремились, ничего не оказалось...

Голос Вельда, звавшего меня снаружи, прозвучал избавлением.

Над планетой стояло небо, израненное незнакомыми созвездиями. Всходило крупное щербатое ночное светило - к счастью, только одно. Даже в его бледном свете поверхность планеты оставалась красной, только уже не ржаво-кирпичной, а черно-бурой. Воздух был неподвижен.

- Кажется, здесь не бывает ветра,-заметил Сон Вельд.-Хорошо, если так.

Мы отошли от ракеты метров на триста. Она уютно светилась вдали боковыми иллюминаторами. Странно, что Вельд, запретивший отходить от ракеты даже днем, выдумал эту ночную прогулку. Ландшафт казался совершенно однообразным. Только у самого горизонта отсвечивали в звездном сиянии контуры невысоких холмов.

- Здесь,-сказал мой спутник.

Не сразу я различил крестообразные следы в песке. Разглядев их, весь напрягся.

- Ночью они обычно спят, - успокоил Вельд таким тоном, словно остальное мне было давно известно.

Следы были крупные. По земным меркам, они принадлежали существу ростом в большую собаку. Впрочем, здесь могли существовать иные пропорции.

Я тревожно посмотрел на Вельда. "Космический мусорщик" улыбался! В бледном ночном свете его лицо казалось высеченным. Оно напоминало изваянное из камня лицо Солдата Последней Войны-памятник на Земле, у подножья которого каждое утро лежали живые цветы.

- Что это, Старший? - спросил я, понизив голос.

- Не самое страшное, сынок. Не может быть самым страшным... Скажи, Ронг, ты, собственно, знаешь, в чем заключается работа космического мусорщика?

У меня было весьма поверхностное представление об этом. Так я и ответил.

-Ладно. Когда-нибудь расскажу... Сейчас-о важном. Зверюг,- которые оставили эти следы, я видел на экране-ты знаешь, что на нем можно увидеть побольше, чем в иллюминатор... Это-хищники. Я видел троих-они дрались из-за какой-то добычи. Видел очень смутно, сам знаешь, чего стоит инфракрасный наблюдатель. Но размеры их можно определить довольно точно-чуть побольше теленка. Не очень приятно, верно? Однако бегают они, кажется, плохо. В общем, учти все это завтра. Надеюсь, не нападут. На всякий случаи держи пистолет при себе. Возьми. Челлу не отдавай, я ему почему-то не доверяю: похоже, он парень без стержня.

Вельд взял меня за локоть:

- Посмотри-ка на меня, Ронг. Ты понимаешь, что сам я не имею права идти?

- Конечно!

Он действительно не имел права. Инструкция Гoвoрит так: "...Если существует опасность и гибель вступающего в контакт с неведомым может иметь последствия, пагубные для остальных членов экспедиции, а разведку должен идти тот или те, у кого больше шансов остаться в живых и чья жизнь менее ценна".

Я помнил Инструкцию н.аизусть. Она была предельно ясна. Именно потому поступок Вельда был героическим. Не каждый взял бы на себя столь тяжкий груз -посылать навстречу опасности другого и тем самым расписываться сразу в двух вещах: в собственнрйменьшей, чем у этого другого, жизнеспособности, с одной стороны, и в большей ценности, с другой. Очень трудно так прямо заявлять об этом.