Стихи и интервью - Мишель Деза

Жизнь – неподвижность капли в экстазе сорваться, выпуклые до касания глаза вахтерши, спокойствие, можно шалить.

Смерть – движение в темноте, сырые стены, от них легонько бьет электричеством. Низкие потолки, коридор военкомата, Боже, когда кончится эта лестница, промахнуться в темноте, МИМО… Приблизительность. Шар круглый, а тут протяженность, кровь хлещет из горла трубы.

* * *

Пробьюсь в кабинет Бога в его бетонном бункере, напоровшись в последний момент на пулю из его личного пистолета.

Превращусь в его страх и предам его в следующий подобный случай.

* * *

Ницше – это время года; зима, переходящая в весну.

* * *

Но так было всегда. А я все равно боюсь.

Нетрудно, приложив руки к груди, услышать там страх кистепёрой рыбы, выполняющей на берег. Укусить могут спереди и сзади.

Страх органической капли, пылинки из туманности. Страх – это золото, накапливающееся в процессе познания. Это вкус яблока, неисчерпаемость и неутолимость его.

* * *

Живу с тем чувством, что вся поверхность мира – раскаленная сковорода. После каждого шага прыгаю, возвращаюсь и т. д.

От этого – подвижность, любопытство, донжуания страха.

* * *

За крошку со стола богов отдам все человеческое. О, спрячь в себе, медная дверная ручка, клад моей ненависти.

Смерть

Простенькая радостная микромелодия, отделяющая жизнь от неорганического, предсмертный тихий звон рвущейся папиросной бумаги.

* * *

Большинство людей, подвергшихся смерти, умерло.

Смерть – это действительно серьёзная болезнь. Похоже. что все остальные болезни – только ее детонаторы. Смерть излечивается только в исключительных случаях; так редко, что многие не верят, например, в воскресение Христа. Вообще, по-видимому, возможности наших рук шире возможностей нашего воображения.

* * *

Умереть усилием воли.

* * *

Пусть пристально глядят акулы в иллюминаторы кают.

* * *

Люди, не выдержавшие последнего пустячного испытания, не договорившие заклинания. Окоченввшие трупы лежат в пяти метрах от великих открытий.

* * *

Издохнуть на берегу Великого Океана.

* * *

Не верю в смерть, не впущу серого волка. Если умру – не верьте ни одному моему слову. Он умер – значит, он лгал.

* * *

Когда изобретут бессмертие, смерть перейдет из аксиом в теоремы этики. Ведь нельзя же допустить массовое бессмертие.

* * *

Смерть. Прелесть последних минут, волшебство трещин в племени мрамора. Мужчины и женщины наконечника стрелы.

Пейзажи

Сверкает между сосен декольте реки.

Берега ее оторочены бегущими соболями.

Вода ее – чистая ртуть. Плывут в ней, незамеченные, стаи стальных иголок, оловянные бруски, колечки, чугунные плитки.

* * *

Письменный стол. Объемное слово разложено по плоскостям. Ветер через форточку выдувает на столе бумажные пузыри. Стеклянные торы безумно легки. Вздрагивают на остриях предметов.

* * *

В отдаленных залах зеркальца дли бритья разбросаны твои отрубленные пальцы, волосы и уголки губ.

* * *

Шоссе ночью. Жемчужные лампочки прокусывают воздух до желтой крови. Ночь зализывает укусы влажным языком. Как кошки, перебегают дорогу черные автомобили. Проходят облака, как усталые воины после тяжёлой победы. И гербовая печать луны освещает всю эту утварь – придает всему официальность.

* * *

Роскошь от развалин дома. Развалины моря и леса.

* * *

А если сейчас я иду и в глазах моих юношеское серебро… и руки темные и гибкие как бронза… А в порту южного полушария два часа ночи и дома оставлены на асфальте как горки грязной посуды. На улицах валяются корки хлеба и апельсинов. Ночные ветры изредка гонят по переулкам фантики от дорогих конфет – женщины в шуршащих платьях и ярких плащах. Они торопятся домой, обходя объедки, отворачиваясь молча от пристающих нв перекрестках ветров. Дождь холодной водой сполоснул дома и кучи и уголки между будками… В ладонях катаются шарики. Поверхность их не отражает ничего снаружи и не пропускает никого изнутри.

* * *

Фонари – это маленькие лжинки, засыпавшие город.

Догмы представляют суммы степеней 2. Стекла – вы подражаете Ничему. Собираю оборванные телефоны – им надо вспомнить между собой. Собираю черепки зеркал – им тоже.

Положите вое на место, как было. В заключение надо аккуратно всунуть лифты в темные пролеты лестниц.

Звуки

Журчанье булыжных струй. Лопаются глобусы.

* * *

Уже разбиты стекла в горошек цоканья копыт.

* * *

Шелест кованых подков все нежней и свежей.

* * *

Тремя выстрелами из пистолета убил стеклянную вазу.

* * *

В просторных внутренних залах гитары притихла одинокая муха. Эфир мягко колышется, качаемый змеиной головой.

* * *

В серебряной оправе каменный плевок.

Плевок жемчужины в браслете.

* * *

Народ молчит, как раздавливаемый жук.

* * *

Коснуться. Игла. Стелется. Укол. Пирс. Цель. Дюз. Семь. Кесь. Лось.

* * *

Обезьяна: о-хо-хо йанисса, о-хо-хо йануну.

* * *

Гамма: Переключение Анджело, Убийца Птиц и Лень тю Римли.

* * *

Аскет. алмаз, точка. Ацтек, агат, щадить.

Прикосновения

Ощупай меня рукой вора в темноте, рукой глухонемого и парализованного. Жужжи пчелой в моих волосах.

* * *

Реабилитация женщиной.

* * *

Глаза твои – кратеры презрения, волосы – рыжий пепел, фигура немного громоздка к поясу. Несколько грубых условностей – скулы, груди и бедра – небрежность, небрежность…

Лицо твоё – крашеный мрамор. Твоё теплое влажное тело я не смогу рассовать по всему Городу.

* * *

Твоя рука касалась меня. Не было ничего, что не касалось меня. Воля выполнить, обгоняющая движения.

Ты останавливалась и шла, спотыкаясь. Мы спешим н замираем в удаляющемся грохоте безумно скачущей повозки.

Твоя кровь вливается в мои артерии и тяжкая сила набухает в моих пальцах. Вонзаю их в мягкие страны, проваливаюсь и ползу вниз… Боль тонкими нитками штопает ужасную рану.

* * *

В твоих волосах цвета пыльного колоса ласточки свили гнездо.

Они запевают ночью и просыпаются хищники, гиены и зоркие тигры. Гиены и зоркие тигры прыгают в лунные люки, прыгают в лунные диски. И в черную вату завёрнуты драгоценные звезды. Когда умирают женщины, их груди превращаются в олово.

Движения

Лифт выбивает крышу дома.

* * *

Взлететь. чтобы не садиться, плыть от берега, выбиваясь из сил.

Есть ли сверхъестественные барьеры, через которые не может перелиться эволюция?

Есть ли последние реки, через которые нельзя перекинуть мостик из человеческих рук, ковер поколений, превращение колен?

Есть ли звенящие пропасти, через которые не перепрыгнул бы дивный зверь продолженная рода – творение сандала и мускуса, исполненное очей?

* * *

РВАНЕТСЯ ВЕТЕР, РАЗРЫВАЮЩИЙ СТЕКЛА, вздымая флаги и прижимая платья к силуэтам женщин.

* * *

Ветер гонит по небу звезды, гонит сына от матери, мужчину к женщине. Он бьет в кривые морды скал – кует в них ту дивную форму, которая бы не оскорбила его взгляда.

* * *

Здесь цепенеющие кручи и истекающие облака.

* * *

Всякая боль начинается тогда, когда желание разжимает когти.

* * *

Нет любви сильнее, чем у хищника к добыче – в их отношениях есть бритва водопадов и ужас быстрых рек.

Тоска ножа по ране, ненависть его к пустоте и мечта о ножнах.

* * *

В то время, когда оседающие гильзы кончают свой путь, когда захлопываются двери и отшатывается зверь.

* * *

Стрела не знает мира. Она несется, остужая рану на лбу, обгоняя собственный ужас. Он стекает с ее одежд на скоростях, больших узнавания. Но брызги обжигают, и это месть стрелы.

* * *

Игла хочет величайшей силы на кратчайшее мгновение.

Если самоубийство, то прикосновение к высокому напряжению, прыжок из ракеты.

* * *

Стрела бесконечной длины назад. Прошлое, океан, исповедники причин и формы, место, откуда растут пальцы.

Там плавает странное животное – цель, и пережидает всё продолжающуюся суету творения. Туда возвращается Время по окончании вечностей, нанизывая их на ожерелье дюз.

На кончике стрелы мгновение «сейчас». Это не точка, а очень маленькая площадка. Из-за нее сопротивление воздуха.

И гигантская стрела не может коснуться шара бесконечного радиуса.

* * *

Бесконечная стрела касается бесконечной плоскости. Тись.

Часовым – ножи. На реях повисли японцы. Маленькие существа у основания перпендикуляра загипнотизированы высотой его луча.

О, ты прекрасна, возлюбленная моя, глаза твои голубиные!

Спесь мгновения, королевское достоинство его. Презрение аристократии секунд к буржуазии веков. Мгновение не нуждается в происхождении. Зато оно сжимает в ничто ВСЕ элементы будущего. Сейчас мир детерминирован. Как дико меняются масштабы.