Больница №4 - Александра Александровна Миллер

стремительный бег по тропе к Олимпу и его лаврам. Летиция, Поль, Федор, быть может это расплата за то, что мы недооценили свой гений, променяли его на стопки денег, связи… Таисия, Педро и вот теперь я оплатили данный, но все же нереализованный, опрокинутый нашим невежеством, корыстью дар.

Поль вызвал медсестер, и дружным скопом мы попытались успокоить Михаила, который буйно ворочался в кровати и всячески старался убрать иголки, отбросить подальше от себя капельницы и громко просил прощения у Таисии, срываясь на крик.

Кардиомонитор показал, как быстро забилось сердце пациента. В эту же минуту мое собственное перешло на бег от обрушившегося лавиной страха. Но сквозь весь этот гомон и понемногу стихающие вопли Мистера Шварца я заметил, как пульс моего друга начал постепенно затухать, точно свеча в ожидании поступи злых морозов.

Поль подлетел к нему и был настолько близко, насколько это позволяли кружащиеся медсестры. Крики, галдеж и причитания Летиции сливались в мелодию хаоса, из-за которой никто сразу и не обратил внимания, что Михаил замолк. Он снова уставился в потолок. А спустя недолгое время умолк и пульс. Ему было тридцать шесть лет. Он пожинал плоды своего гения лишь около двух лет. Недуг застал его в момент апогея, в момент, когда писатель Михаил Шварц был на пике своих возможностей. Муза не покидала его дом. Однако теперь она ушла оттуда вместе со своим мастером слова.

Михаил был уже вторым человеком, скончавшимся на моих глазах. Иногда в тоскливые вечера или в очередном забеге дня ты бывает задумываешься о некоторых вещах. Например, есть события в жизни, пережив которые, ты уже никогда не будешь прежним. Ты просто не можешь, по логике вещей, быть прежним человеком. Однако на следующее утро солнце выкатывается из-за горизонта, огибая высокие шпили высоток, а ты все тот же. Меняется лишь одно: острая и непереносимая боль превращается в тупую. И она тебя больше не покидает.

Я вышел из больницы номер четыре, зная, что, вероятно, это не последний мой визит.

Что же так должно было нас изменить, развернуть нашу жизнь на 180 градусов? Нас было пятеро друзей: Поль из Франции, Летиция из Италии, Михаил из Австрии, Педро из Бразилии и непосредственно я сам. Пятеро молодых людей, познакомившихся пятнадцать лет назад на фестивале книги в Санкт-Петербурге. Пятнадцать лет назад зародилась наша крепкая дружба, и пятнадцать лет назад мы все вместе перебрались в Америку за лучшей жизнью в надежде, что каждый из нас станет великим писателем.

Уже в Америке мы познакомились с Таисией. Ее красивая улыбка и кучерявые волосы, взрывчатый нрав просто не могли не вдохновлять покровителя искусства. У обворожительной бестии, писавшей детские рассказы, закрутился с Михаилом роман. В то время все остальные пытались пробиться на вершину Олимпа, добиться призвания в литераторских кругах и занять там почетное место. Педро тогда повезло больше всех, как мы тогда думали. Он не взошел, а взлетел на тот самый великий и грандиозный Олимп. Слава обуяла его, изменила до неузнаваемости. Педро, который вел здоровый образ жизни, не брал в зубы ни разу сигареты, внезапно закурил. Поначалу это была безобидная привычка. По ее милости он выкуривал по пачке в день. Он тратил весь свой гонорар на дорогие сигареты и уникальные экземпляры папирос. Но наш друг не прятал в сервантны свои покупки в счет исключительной коллекции, а выкуривал всё подчистую. Мы спустя рукава отнеслись к этому новому фетишу бразильца, человека пылкого, горячего, эмоционального. Педро настойчиво убеждал нас, что все под контролем. Ничего не может вынудить его свернуть с намеченного пути, покинуть столь сладкое место на перистых облаках грохочущего Олимпа – места, где лучи популярности, благополучия скользили и проходили сквозь его уже полузакрытые глаза. Чем дольше он почивал и пребывал во всеобщем признании, тем больше он курил. Затягивался так, будто в последний раз, изжевывая нервно фильтр. Моментами сигареты сменялись тяжелыми наркотикам, о наличии которых в своей жизни он искусно умалчивал. Он старался всячески скрыть это обстоятельство от нас. Хотя за все свои двадцать шесть лет Педро не выкурил ни одной сигареты, он наверстал все упущенное буквально за какой-то год. Спустя четыре полугодия после публикации его первой успешной растиражированной книги он умер от рака легких.

Следующей из нас до желанного Олимпа добралась Таисия. Наша златокудрая ловкачка, ткущая изо всего изумительные сказки для детишек. Первое время она оставалась той Таисией, которую мы знали и любили. Но хвала и успех вскружили голову и ей. Она в кратчайшие сроки разорвала отношения с Михаилом, бросила его неестественно жестоко и бессердечно, как если бы он был всего лишь очередной марионеткой в ее руках. Тогда она не знала, что триумф ее тоже недолог. Станки не успевали остывать, печатая все новые и новые рассказы Таисии Смит.

Сказки безмерно радовали зачитывающихся ребятишек. Но все же Таисия находила причины лицемерно сетовать на жизнь и все неукротимо происходящее в ней. Якобы судьба-злодейка дает ей чересчур мало времени: триумф виделся ей не победоносным, талант не раскрытым. И во всем этом она винила кого и что угодно, кроме себя любимой. Ее самовлюбленность и тщеславие вышли за рамки разумного: спуская все заработанные деньги на дорогую одежду, ненужную атрибутику и антидепрессанты, без которых по истечению пары месяцев она не мыслила себя, в недалеком будущем Таисия оказалась в кабинете психолога, а далее – психиатра. Она перестала писать. Втихаря ела горстями таблетки. Начала бояться выходить на улицу по вечерам, а уже после пряталась и от дневного света и прохожих. Через три года врачи обнаружили у нее гепатит В. К сожалению, на вакцинах она прожила чуть больше года и скончалась в той же больнице под номером четыре. Утрата была несоразмерна велика; мы не знали, как пережить уход еще одного близкого нашей компании, нашей писательской семье человека. Именно после смерти Таисии мне казалось, что не только мир для нас, но и новый день, пылающий по всему вольному окоёму, больше никогда не будет прежним, знакомым, самозабвенным, беспечным.

Михаил не пришел проститься с ней, отказавшись наотрез появиться в больнице. Он оставил приглашение на похороны без ответа. Все последующие шансы он тоже намеренно упустил и не попадался нам на глаза после трагедии целых две недели; заперся в своей квартире, спрятавшись ото всех проблем, не отвечал на звонки, не открывал дверь. Посменно мы приносили либо готовую еду, либо пакеты с продуктами и оставляли у его двери. Мы боялись, что не то от лени, не то от собственных дурных мыслей, он ослабнет