Проектант - Владлен Немец

– В.С., передайте, пожалуйста, мою записку Квирину (главному инженеру института и закадычному другу Шубина). Она личного свойства. Я ее не запечатываю, надеюсь на вашу скромность.

– Да, да, конечно, Евсей Петрович, можете на мою скромность вполне рассчитывать: я в вашем почерке не разбираюсь.

Квирин повертел записку так и эдак, даже попытался посмотреть ее на просвет, потом вздохнул: «В.С., вы Тамару-машинистку знаете? Она почерк Евсея разбирает.».

Заканчиваю свои дела, собираюсь уходить, вспомнил о поручении Квирина, иду в машбюро: «Тамара, я вам записку давал…».

В помещении мертвая тишина. Потом кто-то прыснул. Оглядываюсь, у всех машинисток красные физиономии, хоть от их щечек прикуривай. Тамара, отворачиваясь, протягивает мне оригинал и отпечатанный текст. В коридоре не удержался, прочел: «М-да, это, действительно, не для посторонних глаз!». Аккуратно складываю записку вчетверо и в таком виде отдаю ее Квирину. Ухожу, не дожидаясь комментариев.

…

Ах, Нина Ивановна!

Нина Ивановна Иванова была уважаемым человеком, главным инженером проекта, но в душе – веселая хулиганка. Высокая статная красавица в свои почти пятьдесят, с великолепной русой косой и громадными голубыми глазами. Она могла поймать мыша, зажать его в кулаке и совать под нос слабонервным сотрудницам. А еще она любила крепко выразиться. И на этой почве у нас образовался своеобразный тандем. Мы сидим лицом к лицу. Наши столы стоят вплотную. Нина Ивановна проверяет чертежи и тихонько ругает автора. Я работаю и одновременно прислушиваюсь: «Ага, кажется пора. Н.И. разгорячилась.». Говорю с легким упреком в голосе «Н.И., ну за что вы его так?» – Детонатор срабатывает: «А что же он…» далее следует характеристика, насыщенная выражениями, которые в те времена считались непечатными. Выпустив пар, Н.И. вздыхает, закатывая свои очаровательные глаза: «Вечно вы, В.С., меня на грех наводите!». Впрочем мне и самому из-за нее доставалось, когда мне доводилось работать под ее началом. Шеф просматривает чертежи, чем-то недоволен: «Н.И., вот это вы сделали зря. Здесь надо было бы по другому.». Ответ кротким голоском: «Я женщина слабая, беззащитная. Что мне В.С. скажет, то я и делаю!» (Это что же такое получается?! Техник командует ГИПом! Тьфу!). Шеф, с которым я, мягко говоря, не очень ладил, переключается на меня. Следует выволочка за настырность и неуправляемость, за… В общем припоминаются все мои грехи за истекшую пятилетку. Я конечно, злюсь, но долго сердиться на Н.И. я не могу. Еще через полчаса мы опять друзья.

А вообще-то я и сам не подарок. Во всеуслышание возмущаюсь шефом за то, что он выжил нескольких очень толковых молодых сотрудников, а в обед читаю, опять же вслух, избранные места из «Истории города Глупова». Помните? «В древнем Риме сияло нечестие, а у нас благочестие. В древнем Риме бушевала подлая чернь, а у нас начальники…» или аргументы в пользу необходимости начальства: «Взгляни в любую лужу, и там есть гад, который всех прочих гадов своим иеройством затмевает.» (Цитирую по памяти).

В конечном итоге, такие отношения привели к тому, что я так до самого ухода оставался старшим техником.

Все на лыжи!

Не могу не вспомнить один, я бы сказал, судьбоносный для меня эпизод.

– Товарищи, все на лыжи! – наш комсорг уговаривает нас принять участие в кроссе.

– Лариса, я лет десять на лыжи не вставал! Я вам все показатели испорчу.

– А нам главное – охват.

Длина трассы 10 км. Я плетусь последним. Выбился из сил. Начинаю оглядываться вокруг: Места знакомые. Можетсрезатьуголиливообщеудалитьсявсторонутрамвайнойостановки? – И в этот момент оклик контролера: «Не сходи с дистанции!». Что-то в этот момент случилось. Я напряг остатки сил и дошел до финиша. Прошли годы, но всегда в минуту жизни трудную, когда хотелось все бросить, откуда-то из 50-х доносилось «Не сходи с дистанции!», я встряхивался и продолжал идти.

Архивные страдания

Заведующий архивом в, Евгений Юрьевич, был одной из достопримечательностей Гипрокоммунэнерго. Ему было уже за восемьдесят. Тем не менее, когда я предлагал слазить за какой-нибудь папкой, находившейся на верхней полке стеллажа, он возмущался: «Молодой человек, я недостаточно стар, чтобы за мной ухаживали!».

Он, на наше горе, обладал совершенно феноменальной памятью. Разговоры с ним шли примерно в таком духе: «Евгений Юрьевич, мне бы чертежи электрики по Семипалатинску.».

– Таня, – обращался он к помощнице, – достань папку с номерами 65700 – 66400.

– Евгений Юрьевич, начинаю новый проект. Номера нужны, чертежей двести будет.

– Так, у нас последние номера 117800. Бери от 118000 до 118200.

То есть никакой системы. Все номера подряд.

В результате, когда Евгений Юрьевич умер, мы оказались в ужасном положении: поиск нужных черетежей превратился в сплошную муку. В конце-концов пришлось заново проинвентаризировать порядка ста тысяч чережей.

Дед и Змей – Горыныч

– Сергей Осипович, ну просто сил никаких нет! Все время ждем, что этот Змей-Горыныч что-нибудь еще отколет. Он нас всех под монастырь подведет!

Змей-Горыныч – человек лет 35, я бы сказал внешне очень даже симпатичный. Вот должность у него, действительно, была не простая – инспектор спецчасти и, по совместительству, инспектор отдела кадров (нашей конторе начальников по этой части тогда не полагалось, только инспектора). Я еще удивлялся, почему мои документы сам директор взял, но когда поближе с Горынычем познакомился (он все интересовался, почему я документы на засекречивание не подаю), то понял, что мне крупно повезло.

То ли его сердило, что он получает меньше других, то ли ему состав сотрудников не нравился – многовато было «нашего брата», но чинил пакости как мог. Секретные чертежи, которые вечером вы сдали вспецчасть, утром неожиданно оказывалисьувасвстоле, и «обнаруживал» их именно Горыныч. Это было тяжким нарушением и грозило проектировщику крупными неприятностями. Терроризировал нас и другими способами. Например, сообщал, что собирается проверить правильно ли оформлены допуска, и не утаили ли мы чего либо в автобиографии (Я, исходя из горького опыта, не указывал в анкете, что отец был арестован.).

Дед, такое было прозвище у директора, был человеком добродушным, по крайней мере мы все так считали, и терпеливым. Он пытался добром утихомирить Горыныча, практически, забрал у него кадровые дела. Но Горыныч исходил из теории «боятся – значит, уважают», и продолжал терроризировать сотрудников. В начале 50-х работники спецчасти были неприкасаемыми. Уволить их было невозможно. Но терпеть Горыныча дальше было нельзя, и наш добрейший директор сделал «ход конем». Он предложил Горынычу синекуру – должность инженера ПВО. Оклад там был побольше. Условие было простое: институт нанимает инспекторов спецчасти и по кадрам, а Горыныч будет ими руководить. Тот, не раздумывая, согласился. А через два месяца из Министерства пришел приказ о сокращении должности инженера ПВО. К этому времени инспекторские должности были уже заняты. И Горынычу пришлось уйти. Сокращение штатов было единственным видом увольнения, которое не подлежало обжалованию. Весь институт удивлялся и восхищался: считали, что Дед на такое не способен. А он просто был очень скромным человеком. Только когда он умер, мы узнали, что до войны он был директором крупного авиазавода, а в войну был предисполкома Омской области, и у него было несколько орденов, в том числе два ордена Ленина.

…

Кое – что об антисемитизме

Недавно я прочел фразу, которая, как говорят, принадлежала Уинстону Черчиллю: «В Англии антисемитизм невозможен, потому что мы не считаем себя глупее евреев». По этому поводу я вспомнил один эпизод. В Гипрокоммунэнерго появилась молодая уборщица, явно отстававшая в развитии. Как-то она написала, кстати прекрасным почерком, на одной из наших мусорных корзинок «Жиды из Лектро видят мечту в голове у русских». Воистину вопль отчаяния. Кто знает, может быть действительно антисемитизм является следствием комплекса неполноценности?

Мои учителя

Всего я проработал в Гипрокоммунэнерго шесть лет. Это была прекрасная школа. Очень многое из того, что я узнал и усвоил там, впоследствии мне здорово пригодилось. Я многим обязан моим старшим товарищам, особенно Лазарю Моисеевичу Фингеру и Борису Николаевичу Растову.

Фингер с самого начала обращался со мной как с будущим инженером (Я учился в Заочном Энергетическом институте), и не давал спуску. Всегда старался подбросить что-нибудь «зубодробительное». Например, предложил рассчитать систему замкнутых низковольтных сетей для опытного участка в городе Подольске. А когда я попросил какие-нибудь указания, принес справочник… на немецком языке. Пришлось переводить. Кстати, при этом имело место забавное происшествие. Я попросил в библиотке института двухтомный немецко-русский словарь Мюллера. Его на месте не оказалось. Проверили по карточкам: ни у кого нет. Тогда помощница библиотекаря вспомнила, что словарь взяла копировщица. Я удивился: зачем копировщице этот словарь? Все оказалось очень просто: у нее ноги до полу не доставали, и словарь стал хорошей подставкой. Чтобы решить проблему, пришлось принести несколько кирпичей и кусок деревянной доски, и соорудить из них замену словарю.