Песни падающих звёзд - Рин Эшоу

и рассыплется на кусочки. А догадываетесь ли, почему он стал мал?

— Почему? — эхом отозвалась Варвара.

— Потому что вы выросли из него. И здесь есть одно только решение, если хотите прежнюю внешность оставить.

— Какое?

— Сшить вас воедино, — спокойно ответил Эдгар, не замечая, как затряслись руки Варвары Николаевны, — до конца жизни. Вашей, разумеется. Но, боюсь, с такой личиной долго и не прожить — возраст возьмёт своё.

— Сколько? — тихо спросила Варвара, не веря в происходящее.

— Не могу сказать. Заменю, конечно, ноги — с вашей отвагой им следует быть покрепче. Думаю, где-то…

— Три?

Эдгар удивился:

— Отчего же. Десять точно, а там как ухаживать будете.

Они снова замолчали. Варвара, если б могла, заплакала бы. Но у скелетов нет слёзных желёз, и она твёрдо решила, что поплачет потом, когда обнимет Катю. Когда начнёт жить.

Эдгар же, разгладив костюм, опрыскал его ароматной жидкостью из большой стеклянной бутылки, и протянул Варваре Николаевне:

— Примерьте. И если всё устраивает — я срежу все пуговицы. Больше они вам не понадобятся. Нет, пожалуйста, за ширму.

Выходя из квартиры, женщина чуть задержалась на пороге. Рассердить портного было страшно, но любопытство взяло верх. Варвара посмотрела на Эдгара и робко спросила:

— Эдушка, но почему? Чем я заслужила твоё благословение?

Скелет, убирая со стола осколки чашки, ответил не сразу. Пожав плечами, он хмыкнул:

— Я помню всех своих клиентов до последнего. Все их истории. Моя работа — не шить, как кажется на первый взгляд, а слушать. А помните ли вы хотя бы себя? За что вас наказали?

— Не помню, — виновато покачала головой пожилая женщина и нервно сцепила руки в замок. — За что?

— За равнодушие. Но сегодня вы доказали, что больше не подвластны ему. Вы пожертвовали собой ради другого — это ли не показатель настоящего искупления? — Эдгар выбросил осколки в мусорное ведро и, потуже затянув пояс махрового халата, зябко поёжился. — Совсем кости не греются. Хорошего дня вам, Варвара Николаевна. И хорошей жизни.

Этим же вечером Эдгар, ворча на собственную оплошность, надел костюм мужчины. Эта личина являлась одной из первых, потому и оказалась не совсем аккуратной. Ноги перешить уже не получалось, и одна, более короткая, мешала при ходьбе. Приходилось использовать трость.

Выйдя из дома, Эдгар прошёл немного в сторону Вековой улицы, а там свернул в маленький, окружённый тополями сквер. Присев на выкрашенную в зелёный цвет скамейку, портной достал из глубокого кармана рожок шоколадного мороженого и, развернув обёртку, с удовольствием её облизал.

Промелькнула тень, и рядом с Эдгаром опустилась молодая женщина. Нервно поправив чёлку, она вздохнула и повернулась к портному:

— Спасибо… Теперь он станет одним из… из…

— Одним из нас? — Эдгар улыбнулся. — О, нет. Ему уготовано пожить между нами, пока он не осознаёт причину. Кажется, люди называют таких полтергейстами. Между нами говоря, простите за каламбур, я удивлён, что этого не произошло раньше.

— Как долго это может продлиться? — робко спросила женщина.

Эдгар покачал головой:

— Татьяна, у меня нет ответов. На ваши мольбы откликнулись, а за доброту к Варваре согласились на наказание. Но как быстро ваш муж готов исправиться? Как сильно сожалеет? Всё зависит от него. Я — всего лишь стрелка на рельсах. Направляю одних к свету, а других во тьму. Но только для того, чтобы они сами нашли свет.

— Почему же вы до сих пор не стали человеком? — вскинула голову Татьяна. — Ведь давно исправили собственные ошибки.

— Давно, — кивнул портной и, лизнув мороженое, довольно прищурился. — Люди — как ящик Пандоры. С виду привлекательные, но стоит только приоткрыть… И оказывается, что уважение к границам, на самом деле, — равнодушие. Излишняя эмоциональность — умелая манипуляция. Вместо ревности — неуверенность, а вместо бережливости — скупость. Я был наказан за неумение слушать, а теперь слышу слишком многое. И, признаюсь, боюсь вновь испытать разочарование. В первую очередь, от себя самого. Тот холод, что я ощущаю, напоминает, что мне рано становиться человеком. Не заслужил.

Татьяна понимающе кивнула и, украдкой вытерев выступившие слёзы, шепнула напоследок:

— Спасибо.

А затем поспешила домой, к дочке и названной бабушке, Варваре Николаевне.

Эдгар доел мороженое, выкинул пустую упаковку и, вздохнув, отправился домой. Его новым клиентом стал некогда известный поэт, о жестокости которого ходили легенды. Человек чёрствый и грубый. Беспощадный. И его поступки вдохновили Эдгара на создание костюма медбрата детской онкологической больницы. Кожа была вымочена и смазана, ножницы наточены, а стол блестел от чистоты. Всё готово к работе.

Улыбнувшись своим мыслям, портной расстегнул ворот пальто — на улице заметно потеплело. Бодро цокая тростью по брусчатке, Эдгар засеменил к дому. Он даже не догадался, что тепло это шло изнутри.

Свидание с Дедом Морозом

Я ткнул указательным пальцем в пупочку звонка и, стянув с головы шапку, попытался пригладить волосы. Отрезанная заботливой маминой рукой чёлка упорно лезла в глаза, и я оставил бесполезную затею. В конце концов, Анька согласилась со мной погулять не из-за моей причёски.

Не успел я снова надеть шапку, как дверь распахнулась. На пороге показалось мама Аньки — Вера Васильевна.

Осмотрев меня с ног до головы, она кивнула:

— Здравствуй, Костя.

— Здрасьте, Вервасильна, я к А…

— Да уж понятно, что не ко мне. — Женщина оглянулась. — Аня, Костя пришёл. Ты скоро? — Не дождавшись ответа, Вера Васильевна двинулась вглубь квартиры, бросив мне из-за плеча: — Заходи, закрывай дверь. Чаю будешь?

— Да нет, нам уже идти надо, у нас билеты на восемь часов.

— Так ещё рано же, — ответила мама моей подруги прежде, чем скрылась в комнате.

Я потоптался на месте, вытирая ноги об старое полотенце, аккуратно расстеленное возле порога, но раздеваться не стал. До сеанса оставалось ещё два часа, применение которым я уже нашёл. Точнее, его нашла моя мама, убедительно попросив о помощи. Отказаться я не смог.

За дверью комнаты раздался торопливый шёпот, и я прислушался. Говорили, конечно, Анька с Верой Васильевной. Обсуждали предстоящий вечер.

— Губы, губы подкрась, возьми помаду мою.

— Отстань, мам, мы же в кино идём, там всё равно темно, кто меня увидит.

— Как «кто»? А Костя уже не считается?

— Он меня и без помады видел, ничего, не испугался.

— Ну хоть духами помажь, за ушком вот, и тут…

— Мам, ну прекрати!

— Не мамкай! Может, он сюрприз приятный тебе устроит какой. В кафе отведёт, например.

Я переступил с ноги на ногу. Сюрприз-то и правда намечался, только не факт, что он покажется Аньке приятным. Но пути назад