Фантазер - Кнут Гамсун

Уловъ рыбы — игра счастья. Рыбакъ ставитъ свою сѣть и ждетъ результата, бросаетъ жребій и предоставляетъ исходъ судьбѣ. Часто одна потеря слѣдуетъ за другой, его состояніе возрастаетъ или понижается и гибнетъ въ бурю; но онъ снова чинитъ лодку и снасти и выходитъ въ море. Иногда рыбакъ совершаетъ долгій путь до тѣхъ мѣстъ, гдѣ другимъ везло счастье, и крѣпится и гребетъ цѣлую недѣлю по суровому морю и, наконецъ, приплываетъ на театръ дѣйствій слишкомъ поздно: игра кончена. Но главный выигрышъ еще, можетъ быть, гдѣ-нибудь тутъ же у него на пути и ждетъ это и остановитъ и наполнитъ его лодку талерами. Никто не знаетъ, кому улыбнется счастье, и всѣ надѣются съ одинаковымъ правомъ…

Купецъ Моккъ былъ на посту, его рыбакъ съ неводомъ былъ уже въ лодкѣ, и не отнималъ подзорной трубы отъ глазъ. У Мокка въ бухтѣ была одна лодка и двѣ яхты. Онѣ какъ разъ закончили свою поѣздку въ Лофоденъ за камбалой, вернулись, разгрузились и почистились; теперь Моккъ собирался грузить сельдь; для нея его палубы были завалены пустыми бочками. Онъ хотѣлъ также скупить сельдь, сколько удастся; съ этой цѣлью онъ запасся деньгами, чтобы воспользоваться временемъ, пока цѣны не поднялись.

Въ половинѣ мая купцу удалось кое-что выловить неводомъ. Это было не Богъ вѣсть что, всего полсотни бочекъ, однако, происшествіе это получило огласку и, нѣсколько дней спустя, на всѣхъ удобныхъ мѣстахъ стояли невода.

Однажды ночью случилось въ конторѣ Мокка на фабрикѣ воровство со взломомъ. Это было очень дерзкое преступленіе, потому что ночи теперь стояли совершенно свѣтлыя отъ вечера до утра, и все можно было разобрать и видѣть на далекое разстояніе. Воръ взломалъ двѣ двери и укралъ двѣсти талеровъ.

Для всего прихода это было дѣломъ неслыханнымъ, котораго никто не могъ взять въ толкъ. Даже старожилы въ первый разъ въ жизни слышали о воровствѣ со взломомъ у Мокка. Еще маленькіе грѣшки по силѣ возможности могли водиться за жителями прихода, но воровство, да еще не простое, а со взломомъ, — этого никогда еще не случалось. Тутъ-то и появился чужой отрядъ рыбаковъ, на который и пало у всѣхъ подозрѣніе.

Однако, этотъ чужой отрядъ имѣлъ доказательства, что въ ночь совершенія кражи онъ со всѣми своими людьми на борту стоялъ въ цѣлой милѣ разстоянія отъ фабрики и сторожилъ сельдь.

Моккъ былъ этимъ душевно опечаленъ. Итакъ, дѣло сдѣлано кѣмъ-нибудь изъ общины.

Въ этомъ случаѣ купца не такъ интересовалъ вопросъ о деньгахъ; нѣтъ, онъ даже тутъ же заявилъ, что воровство совершено глупо, потому что воръ не взялъ больше. Но огорчало вліятельнаго торговца и покровителя общины то, что его обокралъ одинъ изъ прихожанъ. Не онъ ли принялъ на себя половину расходовъ по налогамъ на разныя нужды общины? И развѣ контора его хоть когда-нибудь отказывала въ помощи нуждающемуся, достойному помощи?

Моккъ назначилъ награду за поимку преступника. Почти ежедневно появлялись въ этихъ мѣстахъ новые рыбаки, и на всѣхъ этихъ людей должно было производить странное впечатлѣніе то, что купца Мокка могли такъ обокрасть. Какъ мѣстный король торговли, онъ назначилъ четыреста талеровъ вознагражденія. Пусть весь міръ видитъ, что дѣло тутъ не въ крупной суммѣ денегъ.

Новый пасторъ принялъ горячее участіе въ исторіи похищенія, и въ Троицынъ день, когда проповѣдь должна была касаться Никодима, пришедшаго къ Іисусу ночью, пасторъ рѣшилъ воспользоваться этимъ обстоятельствомъ, чтобы напасть на вора. "И вотъ вы приходите ночью", сказалъ онъ, "и вламываетесь въ домъ и похищаете наше имущество. У Никодима не было зла въ сердцѣ, онъ былъ трусливъ и выбралъ ночь для своего посѣщенія; но шелъ онъ къ Іисусу вѣдь ради души своей. А что нынѣ сдѣлали вы? Ахъ, какая дерзость овладѣла нынѣ міромъ! Пользуются ночью для грабежа и грѣховъ. Да постигнетъ же наказаніе виновнаго, выведемъ его на свѣтъ Божій!"

Новый пасторъ словно постепенно вылуплялся изъ яичка, подобно турухтану. Это была его третья проповѣдь, а онъ уже многихъ привелъ къ покаянію. Когда онъ стоялъ на каѳедрѣ, онъ былъ такъ блѣденъ и страненъ на видъ, что походилъ на безумнаго. Нашлись въ общинѣ такіе люди, которымъ достаточно было и одного воскресенья, чтобы они уже не посмѣли болѣе вернуться къ дурной жизни. Да, даже юмфру фонъ Лоосъ смирилась, эта въ панцырь одѣтая дѣвица со всею ея рѣзкостью и угловатостью. Обѣ дѣвушки поставленныя подъ ея начало, замѣтили это къ большой своей радости.

Много народу стояло теперь въ бухтѣ; и многіе изъ нихъ порадовались ущербу, нанесенному купцу. Моккъ ужъ больно много власти забралъ, по ихъ мнѣнію, со своей торговлей въ двухъ мѣстечкахъ, своей рыбной ловлей, своей фабрикой и многочисленными судами; чужіе рыбаки придерживались своихъ собственныхъ торговцевъ, которые были обходительны и благодушны и не носили ни бѣлыхъ воротничковъ, ни перчатокъ изъ оленьей кожи, какъ дѣлалъ Моккъ. Покража была ему подѣломъ за его высокомѣріе. Да и не сталъ бы этотъ "добрый" Моккъ назначать ужъ такъ много денегъ ради чего-либо подобнаго; скорѣе же берегъ бы онъ эти денежки на покупку сельдей въ случаѣ хорошаго улова. Ужъ не такъ же онъ богатъ, чтобы деньги его было нельзя и пересчитать, какъ звѣзды на небѣ. Воръ, можетъ быть, окажется Богъ знаетъ кѣмъ, можетъ быть, имъ самимъ, или его сыномъ Фридрихомъ, а пока людямъ будетъ казаться, что онъ можетъ швырять деньги, словно сѣно, хотя на самомъ дѣлѣ онъ находится въ затруднительныхъ обстоятельствахъ. Толкамъ не было конца и на землѣ, и на сушѣ.

Моккъ понялъ, что ему слѣдуетъ показать, какъ по правдѣ обстоитъ это дѣло. Вѣдь рыбаки собрались тутъ изъ пяти приходовъ, они разнесутъ его объясненіе по домамъ, по семьямъ своимъ и лавочникамъ. И вдоль и вширь разнесется молва о томъ, что такое представляетъ, изъ себя этотъ Моккъ изъ Росенгорда.

Въ слѣдующій разъ, когда Мокку нужно было съѣздить на фабрику, онъ нанялъ для этой поѣздки пароходъ. Отъ стоянки парохода фабрика была въ милѣ разстоянія, и стоило это ему не малыхъ денегъ, но для Мокка деньги были наплевать. Много взглядовъ съ бухты привлекло это зрѣлище, когда Моккъ прослѣдовалъ на пароходѣ со своей дочерью Элизой на борту. Онъ былъ, такъ сказать, господиномъ корабля, когда стоялъ на мосткахъ въ своей шубѣ и съ роскошнымъ краснымъ шарфомъ на поясѣ, несмотря на лѣтнее время. Когда отецъ и дочь высадились на беретъ, судно тотчасъ повернуло и совершило обратный путь: каждый могъ видѣть, какое именно единственное значеніе имѣло это путешествіе. За это многіе изъ чужихъ рыбаковъ преклонились предъ могуществомъ Мокка.

Но Моккь сдѣлалъ и больше того. Онъ не могъ забытъ оскорбленія, нанесеннаго ему. И онъ вывѣсилъ новый плакатъ, обѣщая тотчасъ же отдать самому вору эти четыреста талеровъ, если онъ явится. Подобнаго рыцарства никогда и никому не случалось видѣть. Не долженъ ли каждый признать теперь, что Моккъ стремится не къ тому, чтобы спасти какіе-то несчастные украденные пфенниги? Однако, молва не вполнѣ улеглась: если воръ тотъ, котораго подозрѣваютъ, то ужъ онъ-то не явится и на этотъ разъ — нѣтъ!

Великій Моккъ попалъ такимъ образомъ въ безвыходное положеніе. Подкапывались подъ каждый его планъ. Двадцать лѣтъ былъ онъ великимъ Моккомъ, и всѣ почтительно уступали ему дорогу; теперь, очевидно, люди кланялись ему уже не съ такимъ уваженіемъ какъ прежде. А между тѣмъ онъ вѣдь былъ кавалеромъ, королевскаго ордена. Какимъ бариномъ онъ сдѣлался! Онъ былъ покровителемъ общины, рыбаки боготворили его, мелкіе торговцы ему рабски подражали. У Мокка была болѣзнь желудка, вѣроятно явившаяся послѣдствіемъ его знатнаго, княжескаго образа жизни, и какъ только они обострялась, онъ надѣвалъ свой широкій красный шарфъ на животъ. И вотъ торговцы сосѣднихъ мѣстечекъ тоже завели себѣ красные шарфы, эти жалкіе выскочки, которымъ Моккъ давалъ жить лишь изъ милости и состраданія. Они словно хотѣли хвалиться, какъ признакомъ высшаго благосостоянія, тѣмъ, что отъ вкусной и обильной пищи якобы пріобѣли катарръ.

Моккъ пришелъ какъ то въ церковь въ скрипучихъ башмакахъ и прошелъ впередъ съ рѣзкимъ шумомъ; и что же — многіе побросали свою обувь въ воду и къ воскресенью высушили ее, чтобы она хорошенько поскрипывала на церковномъ полу. Во всемъ Моккъ являлся великимъ примѣромъ, которому всѣ подражали.

IV

Роландсенъ сидитъ въ своей комнатѣ и дѣлаетъ опыты. Изъ окна ему видно, что знакомая ему вѣтка на извѣстномъ деревѣ въ лѣсу покачивается вверхъ и внизъ. Кто-нибудь, вѣрно, качается на деревѣ, но листва слишкомъ густа, чтобы можно было что-нибудь разсмотрѣть за ней. И Роландсенъ продолжаетъ свою работу.

Сегодня работа что-то не идетъ. Онъ пробуетъ взять гитару и сыграть жалобную пѣсенку, но и это не удается. Пришла весна, и кровь у Роландсена кипитъ.

Пріѣхала Элиза Моккъ, онъ ее встрѣтилъ вчера вечеромъ. Онъ былъ гордъ, держалъ носъ кверху и сумѣлъ сдержатъ себя; повидимому, она хотѣла ему доставить маленькую радость какимъ-нибудь дружескимъ словомъ, но онъ отнесся къ этому холодно.