Фантазер - Кнут Гамсун

II

Роландсенъ не сталъ ждать: онъ зналъ юмфру фонъ Лоосъ, а потому зналъ и то, что это значило. А онъ такъ неохотно дѣлалъ что-нибудь, кромѣ того, что ему самому хотѣлось сдѣлать.

Наверху на дорогѣ встрѣтилъ онъ рыбака изъ общины, который торопился, чтобы встрѣтить пастора. Это былъ Енохъ, тихій и кроткій человѣкъ, всегда ходившій съ опущенными глазами и обвязывавшій платкомъ голову изъ за болѣзни ушей.

"Ты опоздалъ", сказалъ Роландсенъ мимоходомъ.

"Онъ уже пріѣхалъ?"

"Пріѣхалъ. Я пожалъ ему руку." И, обернувшись, Роландсенъ крикнулъ черезъ плечо: "Замѣть себѣ, что я скажу тебѣ, Енохъ: я завидую, что у него такая жена."

Это былъ самый вѣрный, легкій и дерзкій способъ довести, что слѣдуетъ по адресу. Ужъ Енохъ-то позаботится о томъ, чтобы это дошло до людей.

Роландсенъ шелъ все дальше и дальше и дошелъ до водопада. Здѣсь была расположена маленькая фабрика рыбьяго клея купца Мокка; на ней работало нѣсколько дѣвушекъ, надъ которыми Роландсенъ охотно подшучивалъ, когда ему случалось проходить мимо. Онъ былъ, дѣйствительно, сумасброднымъ малымъ въ этомъ отношеніи, — это всякій признаетъ. Сегодня онъ былъ въ превосходномъ настроеніи духа и простоялъ здѣсь дольше обыкновеннаго. Дѣвушки, разумѣется, замѣтили, какъ славно онъ подвыпилъ.

"Ну-ка, Рогна, скажи, какъ ты думаешь: почему собственно я такъ часто сюда прихожу?" спросилъ Роландсенъ.

"А я почемъ знаю?" отвѣчала Рогна.

"Ты, конечно, полагаешь, что меня привлекаетъ старый Лованъ."

Дѣвушки разсмѣялись.

"Онъ сказалъ Лованъ, а подразумѣвалъ Адама."

"Я хочу спасти тебя", сказалъ Роландсенъ. — "Ты должна намотать себѣ на усъ, что эти рыбаки всѣ страшные волокиты."

"Вы сами самый большой волокита", сказала другая дѣвушка. "У васъ вѣдь двое дѣтей. Постыдились бы!''

"Такъ-то, Николина; такъ вотъ, что ты говоришь? Ты всегда была шиломъ въ моемъ мѣшкѣ, Николина, это тебѣ самой извѣстно. Но тебя, Рогна, я спасу, во что бы то не стало."

"Ступайте лучше въ юмфру фонъ Лоосъ", сказала Рогна.

"Какъ же плохо ты поняла меня", продолжалъ Роландсенъ. "Сколько, напримѣръ, часовъ тебѣ требуется, чтобы закоптить рыбныя головы, прежде чѣмъ ты завинтишь клапанъ?"

"Два часа", отвѣчала Рогна.

И Роландсенъ кивнулъ головой. Это онъ и самъ разсчиталъ. О, этотъ дьяволъ Роландсенъ прекрасно зналъ, зачѣмъ онъ каждый день является на фабрику, шныряетъ тутъ и выспрашиваетъ у дѣвушекъ.

"Не снимай же крышку, Пернилла, ты съ ума сошла!" воскликнулъ онъ.

Пернила краснѣетъ. "Фридрихъ сказалъ, что я должна помѣшивать въ котлѣ", говоритъ она въ отвѣтъ.

"Каждый разъ какъ ты подымаешь крышку, теплота испаряется", поясняетъ Роландсенъ.

Но, когда вскорѣ подошелъ Фридрихъ Моккъ, сынъ хозяина, Роландсенъ снова принялъ обычный тонъ всеобщаго смутьяна.

"Не ты ли, Пернилла, служила одинъ годъ у фохта? Ты была тамъ такъ зла и сердита, что не била въ дребезги развѣ только однѣ подушки?"

Всѣ окружающіе расхохотались. Пернилла была вѣдь смиреннѣйшей душой въ мірѣ. Она къ тому же жила въ нуждѣ; впрочемъ она была дочерью раздувателя мѣховъ въ церковномъ органѣ, такъ что слегка принадлежала къ священству.

Когда Роландсенъ снова вернулся на дорогу, онъ опять увидалъ дочь кистера Ольгу. Она, конечно, ходила въ мелочную лавочку. Ну, и спѣшила, какъ только могла, чтобы уйти подальше, — стыдно было бы, если бы Роландсенъ подумалъ, что она ждала его.

Но Роландсенъ ни о чемъ подобномъ не думалъ; онъ зналъ: если бы они какъ разъ не подошли другъ къ другу вплотную, юная особа попыталась бы бѣжать отъ него и исчезнуть. И Роландсенъ ничего не имѣлъ бы противъ того, чтобы она отъ него ускользнула. Ужъ она-то ни въ коемъ случаѣ не интересовала его.

Роландсенъ вернулся домой на станцію. Тамъ онъ принялъ торжественное выраженіе лица, чтобы удержать въ границахъ своего помощника, желающаго съ нимъ поболтать; Роландсенъ въ эту минуту не былъ пріятнымъ сослуживцемъ. Онъ заперся въ своей комнатѣ, куда не было доступа никому, кромѣ старухи прислуживавшей ему. Здѣсь онъ жилъ и здѣсь спалъ.

Это помѣщеніе — міръ Роландсена. Роландсенъ понимаетъ кое-что и кромѣ пустяковъ да водки: онъ великій мечтатель и изобрѣтатель. Въ комнатѣ его пахло кислотами, лѣкарствами и аптекарскими снадобьями. Этотъ запахъ чувствовался уже на порогѣ его комнаты, и каждый посторонній человѣкъ долженъ былъ замѣчать его. Роландсенъ объяснялъ, что держитъ въ своей комнатѣ всѣ эти медикаменты для того только, чтобы парализовать запахъ того большого количества водки, которое онъ привыкъ употреблять. Но Ове Роландсенъ лгалъ въ своей великой скрытности.

На самомъ дѣлѣ всѣ эти жидкости въ стаканахъ и кружкахъ употреблялъ онъ для своихъ опытовъ. Химическимъ путемъ открылъ онъ новый способъ производства рыбьяго клея; этотъ способъ долженъ былъ совершенно стереть съ лица земли способъ купца Мокка. Моккъ устроилъ свою фабрику съ большими расходами, транспортъ совершался съ трудомъ, а полученіе сырого матерьяла ограничивалось періодомъ лова; къ тому же дѣло эксплоатаціи отдалъ онъ своему сыну, а тотъ не былъ дѣловымъ человѣкомъ. Роландсенъ могъ получать рыбій клей изъ множества другихъ вещей, кромѣ рыбьихъ головъ, а также и изъ многихъ отбросовъ, негодныхъ для Мокка, Кромѣ того, онъ нашелъ способъ добывать изъ этихъ отбросовъ превосходное красящее вещество.

Если бы телеграфисту Роландсену не приходилось бороться съ бѣдностью и безпомощностью, его открытія навѣрно давно получили бы важное значеніе. Но здѣсь, въ этомъ краѣ, разъ навсегда деньги можно было достать только черезъ купца Мокка, а у Роландсена было полное основаніе не желать обращаться къ нему. Однажды онъ имѣлъ смѣлость замѣтить, что клей тамъ вверху на фабрикѣ при водопадѣ добывается слишкомъ дорогимъ способомъ, но Моккъ на это только махнулъ рукой, заявивъ, что его фабрика — золотое дно. Роландсонъ горѣлъ желаніемъ выступить съ результатами своихъ изслѣдованій. Онъ уже посылалъ образцы своихъ открытій химикамъ внутри страны и заграницу и получилъ извѣстія, что начало даетъ надежду на будущее. Но дальше онъ не шелъ. Ему еще оставалось представить всему свѣту чистую, прозрачную жидкость и добыть патентъ для всѣхъ странъ.

Развѣ Роландсенъ такъ, ни съ того, ни съ сего, появился тамъ у навѣса, чтобы встрѣтить пастора? У господина Роландсена были свои соображенія при этомъ. Если пасторъ дѣйствительно богать, то онъ легко могъ бы ссудить ему сколько-нибудь денегъ для важнаго и чреватаго будущностью открытія. "Ужъ если никто другой не хочетъ этого сдѣлать, такъ сдѣлаю я!" скажетъ, внѣ всякаго сомнѣнія, пасторъ. Роландсенъ надѣялся.

Ахъ, Роландсенъ тамъ легко предавался надеждѣ по самому незначительному поводу. Однако и разочарованіе привыкъ онъ выноситъ мужественно и стойко; онъ былъ гордъ, и ничто не могло сломить его. Вотъ, напримѣръ, и дочь Мокка, Элиза, она тоже не могла сломить его. Она была высока и красива, у нея была темноволосая смуглая голова и алыя губы, и насчитывала она двадцать три года. Были толки, будто капитанъ съ берегового парохода Генриксенъ является ея тайнымъ поклонникомъ; однако шли годы и годы, а ничего изъ этого не выходило. Какая была этому причина? Уже три года тому назадъ Ролансенъ, по юношеской глупости, бросилъ свое сердце къ ея ногамъ. Она была такъ любезна, что пожелала поднять его. Роландсену слѣдовало бы остановиться и отойти назадъ, а онъ пошелъ дальше и въ прошломъ году началъ было объясненіе. Она не нашла ничего лучше, какъ разсмѣяться въ лицо самонадѣянному телеграфисту, и этимъ ясно указала ему, какое разстояніе ихъ раздѣляетъ. Разстояніе между нимъ и ею, которая цѣлый годъ заставляетъ ждать своего "да" даже капитана Генриксена. Послѣ этого случая Роландсенъ бросился, словно ужаленный, и сдѣлалъ предложеніе юмфру фонъ Лоосъ. Онъ хотѣлъ доказать, что отказъ въ болѣе высокой сферѣ еще не смертеленъ для него.

Но вотъ теперь снова пришла весна. А передъ весной сердцу почти невозможно устоять при всемъ желаніи. Она до послѣдней степени будоражила все живущее, своимъ ароматнымъ дуновеніемъ проникая въ самыя цѣломудренныя ноздри.

III

Съ моря идетъ весенняя сельдь. Рыбаки лежатъ въ своихъ лодкахъ и цѣлый день осматриваютъ морскую даль въ подзорныя трубы. Гдѣ птицы слетаются стаями и то тутъ, то тамъ комкомъ устремляются книзу, тамъ держится сельдь: хотя въ глубинѣ и можно ее уже вылавливать сѣтью, но вотъ въ чемъ главный вопросъ: будетъ ли она искать мелкихъ мѣстъ, закоулковъ и фіордовъ, гдѣ все теченіе загораживаютъ мели. Потому что вѣдь именно тамъ, гдѣ тѣснятся мели, замѣчается и оживленіе, слышны громкіе крики, появляется на поверхности моря много рыбаковъ и торговыхъ судовъ. А барышъ былъ бы, какъ песокъ морской.

Уловъ рыбы — игра счастья. Рыбакъ ставитъ свою сѣть и ждетъ результата, бросаетъ жребій и предоставляетъ исходъ судьбѣ. Часто одна потеря слѣдуетъ за другой, его состояніе возрастаетъ или понижается и гибнетъ въ бурю; но онъ снова чинитъ лодку и снасти и выходитъ въ море. Иногда рыбакъ совершаетъ долгій путь до тѣхъ мѣстъ, гдѣ другимъ везло счастье, и крѣпится и гребетъ цѣлую недѣлю по суровому морю и, наконецъ, приплываетъ на театръ дѣйствій слишкомъ поздно: игра кончена. Но главный выигрышъ еще, можетъ быть, гдѣ-нибудь тутъ же у него на пути и ждетъ это и остановитъ и наполнитъ его лодку талерами. Никто не знаетъ, кому улыбнется счастье, и всѣ надѣются съ одинаковымъ правомъ…