Пепел Клааса - Михаил Самуилович Агурский

вернувшийся из Франции Семен Диманштейн. Евсекция сотрудничала с народным комиссариатом по делам нацио­нальностей, который возглавлял Сталин, и отец был в это время с ним связан. Так или иначе, он подписал со Стали­ным указ о ликвидации центрального руководства еврейских религиозных общин, факсимиле которого воспроизведено в Encyclopedia Judaica. По рассказам отца, Сталин в это время держался очень скромно и имел привычку подолгу сидеть в Александровском саду, покуривая трубку.

Вскоре отец становится еврейским комиссаром Витебской губернии, что было по тем временам очень ответственным назначением: почти все крупные еврейские центры Украи­ны, Литвы и Белоруссии были тогда захвачены немцами по Брест-Литовскому договору, и Витебск был единственным еврейским центром, оставшимся под советским контролем; кроме того, Витебская губерния была самым западным совет­ским форпостом, а размеры ее были куда больше современ­ной Витебской области. Отец начинает выпускать первую большевистскую газету на идиш в Белоруссии, предназначен­ную и для распространения на оккупированной немцами тер­ритории. В Москве у меня хранился номер витебской газеты на русском языке, где излагалось содержание доклада отца о Ленине, в котором он приводил слова Жореса о том, что ве­личие человека определяется тем, насколько ему удается вос­стать против законов лжи, управляющих современным ему обществом. Именно поэтому он считает Ленина великим.

В 1919 году Калинин, тогдашний советский президент, приглашает отца в поездку по Белоруссии и западным райо­нам страны, уже освобожденным от немцев, на агитационном поезде «Октябрьская революция». Отец выступал перед еврея­ми с большевистской агитацией. Поезд побывал в Витебске, Могилеве, Минске, Гомеле, Смоленске. С тех пор Калинин на долгие годы оказывается партийным покровителем отца, давая ему личные характеристики при регулярных чистках партии. В 1919 году отца посылают в нелегальную поездку в США для организации Американской коммунистической партии. Отец должен был передать деньги американским коммунистам, открыть первый подпольный съезд компартии от имени Коминтерна, а также передать рекомендации из Москвы о составе ее руководящих органов.

Кремлевский сапожник сделал отцу стоптанные, но проч­ные ботинки, в один из каблуков которых был искусно вде­лан очень дорогой бриллиант. Напечатанные на полотне ком­интерновские мандаты были зашиты в пиджак кремлевским портным.

«Я уже был готов к отъезду в Америку, — рассказывает отец, — оставалось побывать у Ленина. Он сообщил, что мо­жет принять меня 16 августа. Я простился с друзьями, наме­реваясь сейчас же после встречи выехать. В канун встречи я вернулся домой усталый. Не мог спать. «Удастся ли повидать Ленина? — спрашивал я себя. — Если удастся, то как сложится беседа с ним?..» И вот Кремль, я иду к Ленину. Я его видел и на съезде Советов, когда он гордо ответил Церетели, что большевистская партия может взять в свои руки власть. Я слушал его 4 июля, говорящего с балкона дворца Кшесинской, когда первый минометный полк подошел к дворцу и начал восстание. Я слушал его и когда он говорил перед кронштадтскими матросами. Я слушал его и много раз позже. Однако лицом к лицу я должен был с ним встретиться впервые. Я не язычник, не обожествляю человека и не верю, что отдельная личность может быть движущей силой прогрес­са человечества. Я убежден, что все ценное, что создало чело­вечество, — результат коллективного труда многих поколе­ний, а социальные перевороты стали возможны благодаря движению масс. И, тем не менее, я вижу в Ленине главного героя великой социальной драмы, происходящей сегодня. Я смотрю на него, как на главное светило, вокруг которого дви­жутся планеты... Каждое массовое движение должно иметь своего вожака. Он видит первым восходящее солнце. Я иду, думаю, спрашиваю себя: «Почему Ленин — наш направляю­щий, вождь нашей революции? Почему он — центральная фи­гура, на которую устремлены взгляды всех людей земли? В чем секрет той магнетической силы, которая приковала к не­му взоры миллионов?» Я думаю, ищу ответа.

Думая так, я иду по территории Кремля, по коридорам здания законодательных положений, поднимаюсь на третий этаж, прохожу комнаты, встречаю девочку, которая указывает мне на дверь комнаты, говорит: «Вы можете туда пройти». Два слабых удара в дверь, и я слышу знакомый голос Ленина: «Войдите». Открываю дверь, и передо мной Ильич. Он дру­жески улыбается, протягивает руку. Мы приветствуем друг друга, усаживаемся. — Так вы собираетесь в Америку? — Да, Владимир Ильич. — ...А вас впустят в Америку? — Если я их буду спрашивать, то уверен — не впустят. Однако я попытаюсь проехать без их разрешения. — Хорошо ли вы знаете Аме­рику? — Я жил там... — А с нашей революцией вы знакомы? — Я ее пережил и принял в ней участие. — Какая у вас про­фессия? — Когда-то я был портным, однако сегодня грешу тем, что пишу в еврейских коммунистических газетах... — Хо­рошо, таким образом вы сможете ознакомить американцев с нашей революцией.

Мы говорили с ним по-английски. Он прекрасно знал английский язык, и мы свободно объяснялись. Характерно, что, когда я пришел к Ленину, то он стал меня расспрашивать о вещах, которые казались мне не очень существенными: откуда я, что я делал — потребовал целую биографию. Я должен был ему все подробно рассказать, и, когда он узнал, с кем имеет дело, тогда начался разговор по существу. Раз­говор об американском движении. Ленин прекрасно знал ис­торию американского революционного рабочего движения. Он знал все детали...»

Однако отец не сообщает, что Ленин дал ему инструкцию о том, чтобы американские коммунисты не выбирали своими лидерами бывших русских эмигрантов, что могло дать амери­канским властям повод выслать их из страны.

С большими опасностями он добрался до Голландии. Деньги и оружие вез с собой в буханке хлеба.

В Голландии отец, отличавшийся могучим здоровьем, на­нялся кочегаром на океанский торговый пароход. Приехав в Нью-Йорк, отец вышел на пристань и вскоре почувствовал, что кто-то следит за ним. Отец скрылся в кинотеатре с непрерывными сеансами. Прождав несколько сеансов, он вышел на улицу. Тут некто положил ему руку на плечо: «Сэм! Это ты?» Его случайно заметил родной брат, знавший, что отец в России и не ожидавший встретить его в Нью-Йорке. Брат сохранил его приезд в тайне.

На учредительном съезде Американской компартии ее ру­ководителем был выбран Чарльз Рутенберг, высланный все же из США и похороненный у Кремлевской стены.

Отец пробыл в Америке несколько месяцев и, вернувшись, написал Ленину записку. Тот снова принял его, и отец был поражен, как сильно изменился с тех пор Ленин.

Вскоре отец побывал у Ленина вместе с американским го­стем.

«Приехал из Америки, — рассказывает отец, — председатель союза швейников, некто Шлезингер. Он очень хотел