Можно ли стяжать любовь не веря в Святую Троицу? - Антоний (Храповицкий)

Известны из древности и еще два подобия — солнца, светящего и греющего, и источника, нераздельно соединенного с рекой. В дополнение к этим подобиям можно подобрать еще великое множество других примеров, и для разъяснения триединства Божия, выраженного в столь общем виде, они были бы вполне достаточны.

Но они становятся весьма мало убедительны, когда мы излагаем учение Троичности точнее, когда говорим, что именно три Лица составляют одно Существо, когда, перечисляя три Божеские Лица, воспрещаем говорить, что у нас три бога, но утверждаем, что Бог един. Легко было бы усвоить догмат о единстве Божием, если бы говорилось, что существуют три божеские силы, или три действия, или три проявления, или даже три жизни, но как приблизить к разуму и чувству догмат о том, что единый по существу Бог троичен в Лицах?

Лицо в нашем непосредственном сознании есть нечто безусловно отдельное от всякого другого лица. Мало того, само понятие противоречия, само различие предметов вообще мы черпаем в своем духе не иначе, как из непосредственного, интуитивного сознания противоположности между мной и другим человеком или предметом — между "я" и "не я" 15.

Мне не трудно представить себя членом какого-либо собирательного понятия: толпа, общество, академия, монастырь; но представить, чтобы моя самосознающая личность вместе с несколькими другими составила единое существо так, чтобы нельзя было сказать "несколько существ , но — одно существо — приведенные здесь подобия помочь мне в этом бессильны.

Справедлива, конечно, сама по себе, мысль, что учение, совершенно не приближенное к нашему разуму, не может давать назидания; и от истинного учения о Триедином Боге наш разум действительно весьма далек. Итак, возможно ли искать нравственную идею в догмате Троицы?

"Все это я обработал, выразил с большей тщательностью, раскрывая возражения противников, чтобы большую твердость приобрел у нас догмат, одержав верх над труднейшими возражениями". Такими словами св. Григория Нисского 16 закончим мы исповедь бессилия нашего естественного разума и обратимся за разъяснениями из жизни благодатной, раскрытой во Св. Евангелии.

15. Эта интуиция есть первоначальный источник логического закона противоречия и исключения третьего.

16. Творения. Ч. IV. 

ЕВАНГЕЛЬСКОЕ ПОДОБИЕ БОЖЕСКОГО ТРИЕДИНСТВА

Здесь мы найдем уподобление триединства — и точное, и близкое нашему уму и сердцу, хотя, к сожалению, незамечаемое или пренебрегаемое современной наукой. Именно прочитав 17-ю главу Евангелия от Иоанна, мы можем убедиться в том, что познающий дух наш, отделяющий личность от личности до безусловной противоположности, есть дух заблуждающийся; что для истинных учеников Христа Спасителя в их собственной жизни является некое подобие Божественного единства во множественности и таким образом ум их освобождается от крайнего противопоставления между своей собственной личностью и личностями близких. Отче святый! Соблюди их во имя Твое: тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы.

Да будут все едино: как Ты, Отче во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино; да уверует мир, что Ты послал Меня. И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им: да будут едино, как Мы едино. Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены воедино (Ин. 17, 11, 21—23). Из этих слов Господа видно, что Его последователи через взаимную любовь при особенном воздействии Божественной благодати и "освящении истинного" боговедения (ст. 19) проникнутся таким тесным внутренним единством, в каком находятся Отец и Сын по отношению друг к другу.

Конечно, первосвященническая молитва Господа не дает нам оснований почитать это единство христиан совершенно тождественным по степени и силе с единством Отца и Сына, но во всяком случае ясно, что в первом единстве должно открываться высокое подобие второго, а также и глубокая противоположность между единством Церкви и внутренней разрозненностью мира, лишившей людей разумения Божественного триединства. Только просвещенные воскресением Христовым и стяжавшие дар благодати Св. Духа ученики Слова поймут значение этой великой тайны. "В тот день узнаете вы, что Я в Отце Моем и вы во Мне, и Я в вас (Ин. 14, 20).

Постараемся же теперь вникнуть, в каких именно проявлениях христианской жизни, общецерковных и личных, тайна Троицы находит себе некоторое подобие и, следовательно, служит незыблемой их опорой как вечная истина Откровения. Сделав это, мы постараемся дополнить оценку нравственной идеи Троичности с точки зрения задач современной этики, а впоследствии показать, что сделанные нами выводы из смысла св догмата и слов Св. Писания не представляют собою чего-либо совершенно нового, но имеют теснейшее сродство со святоотеческими рассуждениями о Троице и в частности с мыслями Святых Отцов о естестве и лице, сущности и ипостаси.

Мы видели, что главным препятствием к проникновению в тайну догмата Троицы является непосредственное самосознание естественного человека, отделяющее личность от личности до безусловной, по-видимому, противоположности. Если, согласно Христовой молитве, возрожденное благодатью общество христиан будет "едино, как и Мы", то, конечно, в его членах нельзя уже предполагать такого обособленного самосознания, какое наблюдается в невозрожденном человеке, т. е. в человеке, еще не проникшемся благодатью возрождения.

Таким образом, выходит, что христианин по мере своего духовного совершенствования должен освобождаться от непосредственного противопоставления "я" и "не я", получать ощущение или сознание своего внутреннего единства со Христом, отцом и братьями по вере (см. Ин. 17, 23; 14, 20). Так будут существенно видоизменяться, по-видимому, основные свойства человеческого самосознания, ибо иначе для христианина нет возможности представить учение Троичности даже в мыслях, а тем более уподобиться Божественному Триединству по существу, о чем молился наш Господь.

Здесь с особенной ясностью можно применить учение Ап. Павла о непостижимости Божества для духа невозрожденного и о некоторой постижимости его для возрожденных благодатью. Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. Но духовный судит о всем (1 Кор. 2, 14—15). Несколько выше Апостол говорит, что как "человеческого никто не знает, только дух человека, живущий в нем", так и Божия никто не знает, кроме Духа Божия, проницающего все и глубины Божия. Этого то Духа от Бога, а не духа мира сего приняли мы, дабы знать дарованное нам от Бога (см. 1 Кор. 2, 10—12); притом проповедь этих тайн передается по Апостолу не младенцам, а только совершенным в вере (см. ст. 6). Из этих слов Апостола вполне ясно то, что истина Божия постигается, конечно, только отчасти, как бы сквозь тусклое стекло, гадательно (1 Кор. 13, 12) не иначе, как посредством постепенного возрастания в вере и добродетели и, следовательно, это познание по существу связано с нашим внутренним перерождением; "с совлечением ветхого человека и облечением в нового" (Кол. 3, 9—10). Поэтому нет ничего удивительного в том, что для требуемого нашего уподобления единству Отца с Сыном мы должны видоизменить наше самосознание.

Быть может, условие это покажется странным, представится как отречение от разума и священное безумие, но если мы всмотримся в дело, то, напротив, увидим, что здесь-то и раскрывается истинный человеческий разум, дотоле омраченный греховностью нашего падшего естества. Испрошенное в первосвященнической молитве таинственное единство христиан не будет отвлеченной непостижимой загадкой; напротив, Господь совершенно ясно раскрыл сущность этого единства: оно будет выражаться во взаимной любви верующих. Да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них (Ин. 17, 26).

Эта-то любовь, доходящая до полного общения жизни и готовности пожертвования ею (см. Ин. 15, 13), и есть та заповедь, исполнением которой обусловливается наше единство со Христом (15, 9—15), наше пребывание в Нем (15, 1—8) и явление нам Христа (14, 19), и устроение в нашем духе обители Отца и Сына (14, 23). Полное проникновение благодатной любовью и есть признак, определяющий переход человека из естественного состояния в возрожденное, отличающий учеников Христовых от мира (13, 35). За это-то отличие мир и начинает ненавидеть принявших слово Господне (17, 14), любящих друг друга (15, 17—20).

Итак, если таинственное благодатное единство раскрывается верующим во взаимной любви и в любви ко Христу и Богу, отличающей их от естественного мира, то понятно, что и те свойства естественного разума или душевного человека, которые препятствуют осознанию единства Троического бытия, должны обусловливаться потерей любви, иначе говоря — нашим естественным себялюбием. Свойства эти, как мы видели, заключаются в законах нашего самосознания. Отсюда следует, что раскрытый выше закон нашей личной обособленности есть закон не безусловный, не первозданный, но закон падшего сознания — как говорят, привитый или благоприобретенный, упраздняемый через благодатное возрождение в христианской любви.