Пойди туда, -… - Валерий Брусков

…Мария лежала у окна, вытянувшись в струнку, с безвольными, красивыми руками, уложенными медсестрой поверх одеяла. Глаза Марии были открыты; казалось, она смотрит в потолок.

Николай подошёл к кровати и заглянул в эти, широко открытые, немигающие глаза…

И отшатнулся, испугавшись их… В этих глазах не было НИЧЕГО… Никогда ещё егерь не видел таких глаз у живых людей… Даже у новорожденных детей… Такую бездонную пустоту во взгляде он встречал только у уже мёртвых…

Николай осторожно положил ладонь на лоб Марии, и провёл ею по её лицу до подбородка, содрогнувшись от мысли, что живому человеку закрывает глаза, как покойнику…

Когда он убрал рука, глаза Марии были уже закрыты. Казалось, она спокойно спит, и только коричневые пятна йода на больших ссадинах, и неестественно бледный цвет кожи говорил о её нездоровье.

Егерь так же тихо вышел из палаты, осторожно прикрыв за собой стеклянную дверь.

— Есть какая-нибудь надежда на лучшее?.. — спросил он, вопросительно глядя на врача.

Тот развёл руками.

— Вряд ли я смогу ей чем-то помочь. Я слишком универсальный лекарь, скорее, фельдшер, а тут нужен профессиональный психиатр или невропатолог. Завтра утром позвоним в город, вызовем специалиста. А пока ей просто нужен покой…

Николай снял с себя халат и, не прощаясь, вышел из больницы.

На улице было темно и прохладно. Деревня мирно спала, не подсвечивая ночь ни единым огоньком. Николай снова забыл привязать лошадь, и та жадно успокаивала свои расшатанные за вечер нервы на цветочной клумбе под окнами больницы.

Николай подошёл к кобыле и погладил её большой своей ладонью по влажному боку.

— Загонял я тебя сегодня, Ночка… Уж извини…

Лошадь повернула голову и дохнула на него тёплым и влажным воздухом, пахнущим травой.

Николай осторожно сел в седло.

— Ну, помоги, голубушка, в последний раз… — попросил он. — Только до сельсовета… А потом я тебя отпущу гулять уже до утра… — егерь тихонько потянул повод.

Лошадь как-то горестно вздохнула и медленно пошла по деревне, иногда останавливаясь и опуская морду к траве на обочине дороги. Николай ей в этом не мешал. Он устало покачивался в седле, глядя на яркие звёзды, и думал о невразумительных, и тем самым пугающих событиях минувшего дня.

Так продолжалось довольно долго, а потом егерь увидел далёкий, прыгающий свет фар, и понял, что это милиция из города.

Он дёрнул поводья, и ласково шлёпнул лошадь ладонью по шее. Та, поняв, что есть ей больше не дадут, потрусила по середине дороги, взбивая копытами уже повлажневшую от росы пыль.

Когда Николай подъехал к сельсовету, там уже стояли две машины: ГАЗ-ик — вездеход и микроавтобус. Несколько человек окружили сторожа и о чём-то с ним беседовали.

— Да вот же он! — обрадовано крикнул сторож, указывая на подъехавшего егеря рукой. — Собственной персоной!

Все обернулись.

Николай уже надолго слез с лошади, снял с неё седло и легонько толкнул её рукой в круп.

— Иди, гуляй пока… Если что, дорогу домой ты знаешь… — тихо сказал он, повесил седло на забор, и пошёл к ожидавшим его под фонарём на столбе людям. Ещё издали он выделил из всех старшего, майора по званию на погонах, и обратился прямо к нему.

— Не будем терять время, товарищ майор, — сказал егерь, поздоровавшись с гостями из города. — Едем прямо туда, а по дороге я расскажу всё, что видел и знаю.

Майор сделал знак рукой. Люди полезли в микроавтобус, а Николай сел в ГАЗ-ик рядом с майором.

Всю дорогу до избушки лесничего майор задавал егерю такие вопросы, на которые тому трудно было ответить, поэтому делал он это односложно, но чаще отрицательно качал головой, отчего майор всё больше хмурился. Николай чувствовал, что его помощь слишком мала, но ничего большего добавить не мог. Он слушал майора, и смысл его слов порой доходил до него с немалым трудом. Глаза егеря устало закрывались, мелькавшие в свете автомобильных фар стволы деревьев ещё больше утомляли их. Иногда мысли уходили вообще куда-то в сторону. Он не к месту вдруг подумал, что за прошедший день ел только один раз, в обед, и что, побывав в деревне, так и не зашёл к себе домой, и что скотина осталась некормленой.

А потом он, очевидно, серьёзно задремал, потому что не заметил момента остановки. Он только почувствовал, что его толкнули в спину, и чуть не выпал из машины через открытую кем-то снаружи дверь.

Николай вылез из тесного вездехода. Предутренняя прохлада сразу свела мышцы лёгкой судорогой, и егерь сжал зубы, чтобы унять озноб.

Машины стояли возле открытых ворот усадьбы лесника. Люди вышли из них и теперь стояли группами, тихо переговариваясь и поглядывая на дом. В свете фар мелькнула здоровенная овчарка.

— Свет! — вдруг громко скомандовал кто-то. — Уберите свет!

Фары послушно погасли, на мгновения всё погрузилось в ночную тьму. И тут егерь увидел, что окна пустого дома слегка светятся изнутри.

— Что это?!. — удивлённо спросил кто-то. — Там есть люди?!.

— А вы говорили мне, что в доме никого нет… — егеря тронули за руку. — Как прикажете это понимать?..

И тут Николая точно чем-то стукнуло по памяти.

— Фонарик… Я оставил тут свой включённый фонарик… Батарейки не успели сесть…

На несколько секунд все разочарованно замолчали, слышно было только нетерпеливое повизгивание собаки.

— Включите снова свет, пожалуйста, — попросил из темноты нетерпеливый майор.

Снова зажглись фары. На крыше микроавтобуса вспыхнул прожектор, метнулся влево, вправо, и остановился на доме.

— Ну, что ж, начнём, пожалуй… — сказал майор и вошёл в ворота. Остальные двинулись за ним. Они все остановились возле крыльца дома и стали о чём-то негромко совещаться.

Николай машинально шагнул было к ним, но шофёр ГАЗ-ика удержал его рукой.

— Не нужно, дядя… Там ваша помощь пока не требуется — они хорошо знают своё дело. Вы устали, ложитесь в машине и поспите. Если понадобитесь, вас разбудят.

Егерь кивнул и полез в ГАЗ-ик. Он сел у окна, выходящего на дом, поднял воротник куртки и, откинувшись на почти мягкую спинку сиденья, с удовольствием закрыл глаза.

В машине было тепло, и Николай быстро согрелся.

Сон медленно накатывался на него лёгкими, баюкающими волнами, и снова отходил. Потом огромный вал приподнял его усталое тело и бросил в Бездну, отчего сладко сжалось и пугающе надолго остановилось сердце. А после было уже невесомое воздушное парение, в которое врывались отрывочные сновидения…

Егерю снилась минувшая война. Он скакал куда-то, размахивая шашкой, а вокруг поднимались к небу беззвучные чёрные взрывы, и падали с коней сражённые ими и пулями товарищи…

Несколько раз он просыпался и выглядывал в окно машины.

В доме горел свет, кто-то ходил перед его окнами. Вокруг дома тоже бродили люди и вспыхивали фонарики. Один раз его разбудил яростный лай собаки.

Проснувшись на непродолжительное время, Николай снова проваливался в сон, где вспухали бесшумные взрывы и возобновлялись скачки в убийственную неизвестность…

…Его разбудили уже после восхода солнца. Он открыл глаза и увидел перед собой шофёра ГАЗ-ика. Только сейчас, при свете наступающего дня, егерь заметил, что тот ещё совсем мальчишка — лет девятнадцати — двадцати, не старше.

— Пойдёмте, — устало сказал шофёр. — Там уже всё закончили, хотят поговорить с вами.

Николай выбрался из машины и, слегка покачиваясь на ослабевших ото сна ногах, пошёл за шофёром.

Было совсем светло. Звонко голосили птицы, среди деревьев таяли последние клочья ночного тумана. Егерь на ходу закурил, пытаясь согреть сжавшиеся от холодного ночного воздуха лёгкие.

Когда они вошли в дом, майор и двое его сотрудников ожидающе сидели за столом.

Николай повертел головой. Майор угадал его мысли.

— Остальные ищут в окрестностях дома, хотя, скорее всего, напрасно. Но нам нужна полная уверенность.

Он пододвинул егерю стул.

— Мы осмотрели всё, но не стали тревожить вас до рассвета. Вы бывали здесь часто, поэтому должны помнить, что где раньше было, и что теперь исчезло. Мы хотели бы, чтобы вы осмотрели дом, но сначала я расскажу вам всё, что нам удалось узнать.

Майор взял у сидящего рядом сотрудника папку, открыл её и вынул сложенные стопкой листки бумаги с текстом.

— Получается странное дело, Николай?.. — майор сделал паузу.

— Иванович…

— Иванович… — продолжил майор. — Оказалось, что в доме за последние сутки никого не было… Я имею в виду посторонних людей… Мы не обнаружили в нём и вокруг него ничьих других следов, кроме Марии Плотниковой, её детей, и ваших, Николай Иванович… Видимо, накануне происшествия, утром, Мария вымыла полы во всём доме, поэтому нам нетрудно было в следах разбираться.