Репетитор - Георгий Исидорович Полонский

с вами ничего не можем себе простить и позволить…

Он молчит. Как бы она хотела, чтобы он опроверг последние ее слова! Но он молчит, как бы подтверждая их, и уходит от нее, от пианино — куда-то вбок.

Почему вы стали таким?

М е л ь н и к о в. Каким?

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а. Другим!

М е л ь н и к о в.

Не властны мы в самих себе

И, в молодые наши леты,

Даем поспешные обеты,

Смешные, может быть,

Всевидящей судьбе.

А? Как просто сказано. Как спокойно… И — навсегда.

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а. Еще бы. Классик.

М е л ь н и к о в. Кто?

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а. Похоже на Некрасова. Нет?

Он покачал головой.

Тю… Не Тютчев?

М е л ь н и к о в. Холодно.

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а. Фет?

М е л ь н и к о в. Холодно. Это не из школьной программы.

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а. Сдаюсь…

М е л ь н и к о в. Баратынский.

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а. Ну, знаете! Никто не обязан помнить всех второстепенных авторов. Баратынский!

М е л ь н и к о в. А его уже перевели, вы не слышали? Перевели в первостепенные. В других школах это уже не новость.

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а (не сразу и с горечью). Вы стали злым, безразличным и одиноким. Вы просто ушли в себя и развели там пессимизм. А ведь вы историк… Вам это неудобно даже с политической точки зрения…

М е л ь н и к о в (встал, надел плащ). Я, Светлана Михайловна, сейчас даю историю до семнадцатого года. Политически — тут все в порядке. Всего доброго.

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а. Вас, очевидно, матушка заждалась? Минутку, Илья Семеныч! Ливень-то все сильней… А у меня зонтик…

М е л ь н и к о в. Да? А у меня плащ.

И они разошлись в разные стороны. Зажжется торшер, под которым читает  П о л и н а  А н д р е е в н а, мать Мельникова, и ничего более не потребуется, чтобы попасть к ним домой. М е л ь н и к о в  ест.

Кто-нибудь звонил?

П о л и н а  А н д р е е в н а. Звонили…

М е л ь н и к о в. Кто же?

П о л и н а  А н д р е е в н а. Зрители.

М е л ь н и к о в. Кто-о?

П о л и н а  А н д р е е в н а. Зрители кинотеатра «Художественный». Спрашивали, что идет, когда, про что картина… У них 291-96, а у нас — 241-96 — вот и сцепились.

М е л ь н и к о в. И что же ты отвечала?

П о л и н а  А н д р е е в н а. В такой дождь, говорю, сидите-ка лучше у телевизора! Тем более — сегодня «В мире животных»…

Звонит телефон.

М е л ь н и к о в (взял трубку). Да! Что-что? Наш, наш… Ах, проверка? Слушайте, проверка, а вы знаете, что у вас тут непорядок? Нет, знать мало, надо исправить…

П о л и н а  А н д р е е в н а. А зачем исправлять? Незачем! Человеческие голоса услышу, сама язык развяжу… а то я уж людскую речь стала забывать!

М е л ь н и к о в (положив трубку). Мама, ну а если баню станут спрашивать? Или Святейший синод?

П о л и н а  А н д р е е в н а. Тебе не повезло. Тебе очень не повезло: в свои семьдесят три года твоя мать еще не онемела, она еще, старая грымза, хочет знать новости — о том о сем… вот ведь незадача! Ей интересно, о чем сын думает, как работа у него, какие дети теперь, какие родители… С ней бы, с чертовой перечницей, поговорить полчаса — так ей бы на неделю хватило… все-е бы жевала…

М е л ь н и к о в. Мама, но там не театр, там обычные будни. Я не знаю, что рассказывать, ей-богу…

Узкий луч выхватил из внезапно возникшего затемнения лицо  Н а т а ш и, Н а т а л ь и  С е р г е е в н ы. Вспомнился горький, полудетский упрек в ее глазах и голосе.

Н а т а л ь я  С е р г е е в н а. Зачем вы так, Илья Семенович? Да, я виновата, я не справляюсь еще… Но вы могли бы помочь…

М е л ь н и к о в. Если вам нужна их любовь, так они от вас без ума.

Н а т а л ь я  С е р г е е в н а. А вам теперь любовь не нужна? (Спросив это, она не дождалась ответа, исчезла.)

Снова обычный свет.

М е л ь н и к о в (матери). Говорил я тебе, что к нам пришла работать Горелова? Наташа Горелова, выпуск семилетней давности. Бывала она здесь…

П о л и н а  А н д р е е в н а (просияла). Ну как же! Мне ли ее не помнить? Считалось, что у нее роман с этим… с Борей Рудницким, но я знаю другое…

М е л ь н и к о в (строго). Что ты знаешь? Что мы вообще можем об этом знать?!

П о л и н а  А н д р е е в н а. Но-но-но! Не кричи на старуху… интеллигент! И Наташу Горелову изволь привести к нам — скажи, я приглашаю… Она замужем или нет?

М е л ь н и к о в. А тебе-то что? Ну хорошо: нет!

П о л и н а  А н д р е е в н а. На этой неделе изволь привести! Помнишь, ты сам жаловался, что ее глазищи мешают тебе работать? Как уставятся молитвенно… Я уж не знаю, куда смотрел этот Боря Рудницкий…

М е л ь н и к о в. Будет, мама, ты увлеклась!

Полина Андреевна, напевая романс, уходит.

З а т е м н е н и е.

Узкий луч обнаруживает на сцене  Б о р и с а  Р у д н и ц к о г о, и перед нами проходит эпизод их недавней встречи с  М е л ь н и к о в ы м. Оба подняли отвороты пиджаков: лил дождь.

Б о р и с. Илья Семенович?

М е л ь н и к о в. Боря? Рудницкий? Я не ошибаюсь?

Б о р и с. Он самый. Здравствуйте, дорогой Илья Семенович! Знаете что: я подвезу вас, я на колесах… Садитесь, садитесь: так-то веселей, чем мокнуть… Вот. Приказывайте: куда?

М е л ь н и к о в. На старый Арбат, если можно…

Б о р и с. Почему ж нельзя? Толик, сделаешь?

Слышно, как невидимый Толик включил зажигание, как поехали.

Все там же живете, все там же работаете?

М е л ь н и к о в. Там же, да. Боря, а что значит сия машина?

Б о р и с. Как — что? Значит, в нашем департаменте о ценных кадрах заботятся лучше, чем у вас… Мне, например, обидно, что такой человек, как вы, распыляет себя в средней школе, ходит пешком в дождь и в грязь! Это не только несправедливо — это нерентабельно. Нет, серьезно, я сейчас не как ваш бывший ученик говорю, а с точки зрения кадровой политики… Вас можно использовать с гораздо более высоким КПД!

М е л ь н и к о в. Ты о себе расскажи, о себе.

Б о р и с. Я в порядке, Илья Семенович, жалоб нет. Кстати… слышал я, что именно у вас там обосновалась одна наша общая знакомая… Как она?

М е л ь н и к о в. Рано судить. Есть свои трудности на первых порах…

Б о р и с. Ну так она ведь обожает их! Настолько, что создает их искусственно — трудности! Себе-то — ладно, это дело вкуса, но другим она их тоже создает…

М е л ь н и к о в. Вот как?

Б о р и с. Э, ладно: вам скажу, вам это даже надо знать! Представьте себе невесту, которая буквально у входа в загс бормочет: «Прости меня», швыряет цветы и бежит, бежит, как черт от ладана… Красиво? Мало мне позора перед людьми, мало того, что у моего отца был сердечный приступ, так еще сорвалась моя командировка в Англию на год — сами знаете, как у нас любят посылать неженатых. О своих чувствах я уж и не говорю… (Пауза.) Да бросьте вы эту сигарету, она намокла у вас… возьмите вот «Мальборо». А вообще-то все к лучшему, Илья Семенович… Знаете такую песенку?

В жизни всему уделяется место,

Рядом с добром уживается зло…

Если к другому уходит невеста,

То