Исповедь Люцифера (шестая скрижаль завета) - Анхель де Куатьэ

Валентина Петровна с показной сосредоточенностью набивала свою докладную папку бумагами, запихивала дрожащей рукой карандаши в коробку, деловито перекидывала листочки на настольном календаре. Трудно было не понять, что она делает это без какой-либо цели, просто для отвода глаз.

Через секунду-другую пульт телефона сообщил Валентине Петровне, что Николай Иванович закончил разговор.

— Так, мне надо к нему! — прошептала она и схватила папку.

Валентина Петровна налетела на Николая Ивановича, когда тот выходил из кабинета — понурый, спавший с лица, даже злой. Папка выпала у нее из рук, и бумаги, подхваченные возникшим в эту секунду сквозняком, словно белые листья, полетели по комнате.

Валентина Петровна смотрела на Николая Ивановича, не отводя глаз. С ужасом ожидая его ответа на свой, не прозвучавший вопрос. Казалось, она и не заметила, что рассыпала бумаги. И Николай Иванович, казалось, тоже этого не заметил.

— Валентина Петровна, оформляй, пожалуйста, приказ на Александру, — Николай Иванович говорил тихо, сдавленным голосом, словно только что посадил его на футбольном матче. — И все как положено... В таких случаях.

На мгновение Саше показалось, что Валентина Петровна едва сдерживает слезы.

— Все будет хорошо, — сказал Николай Иванович то ли успокаивая, то ли ободряя Валентину Петровну, Сашу и, главное, самого себя. — Все будет хорошо!

Валентина Петровна отошла к своему столу и уставилась в окно. Она сделала это намеренно, с единственной целью — чтобы никто не видел ее лица, ее слез.

— Несправедливо, — сказала она через секунду. — Если ты ничего не делаешь, то и живешь спокойно. А чуть вырвался вперед, чуть стал лучше других, так тебя сразу...

*******

Саша вышла из приемной и почувствовала, как у нее леденеют руки. Прямо от лопаток — плечи, запястья, пальцы. Она вздрогнула. Ей навстречу шел Павел...

— Хорошо выглядишь! — сказал он и демонстративно смерил Сашу взглядом.

— Это комплимент или угроза? — тихо спросила Саша.

— А тебе как больше нравится?.. — зло улыбнулся Павел.

Саша ненавидела свои визиты в прокуратуру именно поэтому — она панически боялась встреч с Павлом. Раньше Саша и сама здесь работала, но из-за его постоянных преследований перевелась в другое учреждение. Павел шантажировал Сашу. Низко, подло, жестоко. Такой вот странный способ ухаживания.

Эта история с шантажом кому-то, наверное, покажется странной и глупой. Саша и сама так думала. Но каждое воспоминание, каждая деталь этой истории причиняли Саше нестерпимую боль. Даже сейчас, спустя почти пять лет, она продолжала мучиться, бояться и ненавидеть.

Тогда ей поручили одно дело. В нем были, кажется, все возможные составы преступления — грабеж, бандитские нападения, воровство, вымогательства, незаконное удержание людей, убийство. А она влюбилась в подследственного — в Сережу.

«Зовите меня — Серый. Мне так привычнее», — попросил он Сашу на первой же встрече. Замечательный, очень добрый мальчик девятнадцати лет. Он учился в техникуме. Родители спились, а ему нужны были деньги. Просто, чтобы жить. Вот он и связался с преступной группировкой. Банда контролировала один из вещевых рынков города. И в какой-то момент, по своей наивности, Серый оказался крайним. Его просто подставили.

Саша не понимала, как такое, в сущности, чистое, невинное существо могло быть причастным ко всему этому чудовищному инкриминировавшемуся ему списку злодеяний. Милый, приветливый юноша покорил ее своей непонятной, наивной, но очень точной, «сермяжной» правдой о жизни.

«Мир, — говорил Серый, — неправильно устроен. Все в нем как-то не так. Вот смотри — работают электроприборы. Кто это сделал? Это Максвелл, который открыл электромагнитное поле. Все благодаря ему. А кто его помнит? Никто. Все знают певичку какую-нибудь. Мадонну, например. А Максвелла не знают. Разве это правильно? Кто — Максвелл, а кто — Мадонна?! Ты подумай!»

И так на допросах он мог говорить часами — о Максвелле, о политиках, о Боге, о чем угодно. Просто, где-то очень забавно и даже по-детски, но в целом — «правильно», «по справедливости», «как надо».

А главное, Саша видела в нем, в этом мальчике, сосредоточенно рассуждающем о мире, все, что так давно и так безуспешно искала в других мужчинах, — открытость, добродушие, бесстрашие, честность, внутреннюю прямоту, свободу.

Самой Саше жизнь казалась невообразимо сложной, заковыристой. С бесчисленным количеством нюансов, подтекстов, двойных смыслов. За каждым человеком в ее жизни была история с плюсами и минусами. Но все их ошибки могли быть оправданы, а любое геройство на поверку оказывалось небескорыстным. Поэтому, по сути, не было у них ни плюсов, ни минусов.

«Вся жизнь с подвохом, — думала о себе Саша. — Ни тебе черного, ни тебе белого, ни правильного, ни неправильного, все так — серединка на половинку. Серость...» И от этого на сердце у нее было невыносимо гадко — мучительно, тоскливо, душно.

А Серый не был «серым». Конечно, он не изменил Сашиного взгляда на жизнь. Просто не смог бы. Но этими своими незамысловатыми истинами и, главное, своей уверенностью в них он позволил ей думать, что такой мир — мир, где все понятно, все честно, все просто, есть. В принципе есть. И пусть его нет у Саши, зато он есть у Серого. Саша смотрела на него и любовалась. Сначала только миром, а потом и самим Серым.

Однажды, заканчивая допрос и уже прощаясь с Серым, она встала, подошла к нему, сидящему на табурете, и обняла за голову. Бритая, теплая, с едва уловимым запахом осеннего леса. Это движение произошло словно бы само собой, ненарочно, вырвалось...

Серый встал, обнял ее и поцеловал в губы.

*******

Саша была в ужасе. Она не знала, как ей поступить и что делать. Любила ли она его по-настоящему? Что он для нее значил? Как она представляла себе их будущее? Саша даже под дулом пистолета не смогла бы ответить на эти вопросы. Она не знала. Просто в какой-то момент она поняла, что хочет сберечь его, дать ему другую жизнь.

А Серому, казалось, было на все наплевать — на свою жизнь, на будущее и даже на нее, на Сашу. Он словно и не понимал, что находится под следствием, что ему грозит больше двадцати лет тюрьмы. Ему словно бы и невдомек было, что Саша — его следователь, что она совершает должностное преступление. Он просто жил...

В конце концов она приняла для себя решение: за то, в чем Серый, действительно, виноват — пусть отвечает, а в остальном — она выступит как его адвокат. Так и сделала. Правда, это было непросто. Улик против него набралось больше некуда, а свидетелей, благодаря активной работе Сережиных подельников, объявилось несметное количество.

Но сдать свою «команду» Серый отказался наотрез, как Саша ни просила. «Потому что это неправильно». В то, что его подставили, он не верил. Потому что «людей нельзя обвинять, если не знаешь точно».

Так что Саша сама пошла на преступление — уничтожила улики, которые свидетельствовали против Серого по тем пунктам обвинения, где его вины, как ей казалось, не было.

Саша испробовала все пути, чтобы уберечь Серого. И уже в самом конце, перед тем как передавать дело в суд, санкционировала психиатрическую экспертизу. Мало ли что найдут, и можно будет на это сослаться. Смягчающие обстоятельства никогда не помешают. Она рассчитывала на случайность. Даже не рассчитывала. Просто делала все, что можно и что нельзя.

Она была как в бреду — между отчаянием и отчаянием. Она ненавидела себя. Она ненавидела себя за то, что не может жить без его губ, без его рук, без его запаха. Она ненавидела себя за то, что не может ничего изменить. Она ненавидела себя за то, что пытается менять. Она не хотела жить. И она хотела, чтобы он был ее жизнью.

Когда она читала результаты психиатрической экспертизы, ей стало дурно. Буквально. Физически, У нее кружилась голова, тряслись руки. Сердце то останавливалось вдруг, то начинало биться с неимоверной силой. Пересохло во рту. Диагноз был прост и лаконичен: «Дебильность умеренной степени выраженностиI».

Она пыталась читать текст врачебного заключения, но не смогла. Страница за страницей психиатр описывал ей ее Серого, ссылаясь па многочисленные психологические исследования и тесты:

«Слабость абстрактного мышления», «преобладание конкретных ассоциаций», «словесное заимствование и примитивность суждений», «компенсирован за счет механической памяти и подражательного поведения», «бедная эмоционально-волевая сфера», «недостаточная обдуманность поступков», «повышенная внушаемость». И наконец, как приговор, индекс интеллекта, IQ — 58. При минимально необходимых восьмидесяти.

Безжалостно. Она хотела покончить с собой, но не смогла.

Саша считала своего Серого необычным, и он-таки был необычным — он страдал умственной отсталостью. Да, наверно, Саша не поверила бы врачам, решила бы, что они ошиблись. Но она знала каждый тест, она сама была специалистом в этой области. А для специалиста перечисленные характеристики звучат однозначно — это симптомы дебильности.