Караваль - Стефани Гарбер

– Мы с вами, кажется, прежде не встречались? – Не обращая ни малейшего внимания на дочерей, он протянул Хулиану руку, облаченную в перчатку лилового цвета – то был цвет власти и… синяков.

Если бы отец сразу снял перчатку, было бы еще хуже. Губернатор Дранья, воплощенная любезность, любил одеваться с иголочки. Сегодня он красовался в безупречно сшитом черном сюртуке и полосатом жилете. В отличие от большинства ровесников (а было губернатору лет сорок пять или около того), он не позволял своему телу обрастать жиром. Согласно последней моде, его светлые волосы были собраны на затылке черной лентой, завязанной аккуратным маленьким бантом. Брови он выщипывал, а бороду носил клином.

На Хулиана губернатор смотрел свысока, хотя и был ниже его ростом. Скарлетт заметила, как отец оценивающе оглядел залатанную коричневую куртку и широкие штаны моряка, заправленные в поношенные высокие ботинки. Как будто нисколько не смутившись, молодой человек решительно пожал протянутую ему руку в лиловой перчатке и произнес:

– Рад встрече, сударь. Позвольте представиться: Хулиан Марреро.

– Марчелло Дранья, губернатор острова.

Хулиан попытался высвободиться, но хозяин дома не отпускал его руку.

– Вы, должно быть, не здешний житель? – поинтересовался он.

На этот раз молодой человек некоторое время колебался, прежде чем ответить:

– Нет, сударь. Я моряк. Первый помощник капитана на судне «Эль Бесо Дорадо»[2].

– Так, значит, вы у нас ненадолго, – улыбнулся губернатор. – Мы любим моряков. Они обогащают нашу казну: немало платят за то, чтобы пристать, а сойдя на сушу, тратят еще больше. Теперь прошу ответить: пришелся ли вам по вкусу мой ром? – Взмахнув свободной рукой, Дранья указал на бочонки. – Ведь именно ром, как я полагаю, вы здесь пробовали? – Ответа не последовало. Губернатор еще сильнее сжал руку Хулиана. – Может, вы находите его недостаточно вкусным?

– Да… то есть нет, сударь. Все, что я попробовал, было отменно.

– Включая и моих дочерей? – Скарлетт при этих словах вся сжалась. А отец продолжал: – По вашему дыханию я не чувствую, чтобы вы пили. И я также уверен, что вы пришли сюда не затем, чтобы играть в карты или читать молитвы. Так отвечайте, которую из моих дочерей вы попробовали на вкус?

– О нет, сударь, вы заблуждаетесь! Как можно? – Хулиан покачал головой и так округлил глаза, будто никогда в жизни даже и не помышлял о подобном бесстыдстве.

– Скарлетт! – выпалила Телла. – Я спустилась сюда и застала их.

«Только не это!» – ужаснулась старшая сестра, мысленно ругая младшую за глупость.

– Отец, Донателла лжет! Она сама была с ним! Это я их застукала!

Лицо Теллы побагровело.

– Скарлетт, не отпирайся! Будет только хуже!

– Я говорю правду! Отец, это была Телла. Неужели вы думаете, будто я могла совершить подобный проступок за несколько недель до свадьбы?

– Отец, не слушайте ее, – снова вмешалась Телла. – Я слышала, как они шептались: Скар решила напоследок развлечься.

– Опять ложь!

– Довольно! – Дранья посмотрел на Хулиана, чью загорелую руку до сих пор крепко сжимал в своей руке, затянутой в надушенную перчатку. – У меня есть основания не верить дочерям, поэтому придется понадеяться на вашу откровенность. Скажите мне сами, молодой человек, с которой из них вы уединились в погребе?

– Думаю, здесь какая-то ошибка…

– Ошибок я не допускаю никогда, – отрезал губернатор. – Даю вам последнюю возможность сказать мне правду, в противном случае…

Гвардейцы сделали шаг вперед. Хулиан растерянно посмотрел на Теллу. Та мотнула головой и, беззвучно шевеля губами, проговорила:

– Скарлетт.

Скарлетт хотела перехватить взгляд Хулиана и объяснить моряку, что тот поступает неправильно, но по выражению лица поняла: его не остановишь.

– Это была Скарлетт, – ответил он.

Безрассудный мальчишка! Несомненно, он думает, будто оказывает Донателле услугу, однако на самом деле это вовсе не так.

Отпустив Хулиана, губернатор снял надушенные перчатки и сказал старшей дочери:

– Я предупреждал тебя, что будет, если ты меня ослушаешься.

– Пожалуйста, отец, не сердитесь, мы только раз поцеловались…

Скарлетт попыталась заслонить Теллу, но один из гвардейцев оттащил ее в сторону и, встав сзади, грубо схватил за локти, чтобы она не могла помешать расправе. Кару за преступление, которое приписывалось старшей сестре, должна была понести младшая. Всякий раз, когда одна из дочерей проявляла неповиновение, губернатор Дранья причинял боль второй.

На правой руке он носил два крупных перстня: один с квадратным аметистом, другой – с заостренным фиолетовым бриллиантом. Повертев их на пальцах, он отвел руку назад и ударил Теллу по лицу.

– Не надо! Это я виновата! – закричала Скарлетт.

Глупо было надеяться, что это остановит отца.

– За ложь! – сказал отец, ударив Теллу еще раз.

Второй удар оказался сильнее первого. Девушка упала на колени. По ее щеке заструилась кровь. Губернатор, удовлетворенно кивнув, вытер кулак о жилет одного из своих гвардейцев. Потом повернулся к Скарлетт. Ей вдруг показалось, что он стал выше ростом – а может, это она сама усохла от ужаса. Видя, как отец бьет сестру, бедняжка так страдала, что причинить ей еще более сильную боль он уже не мог.

– Смотри! Не вздумай разочаровать меня снова!

– Простите, отец. Я совершила глупость, ужасную ошибку. – Скарлетт нисколько не покривила душой: пусть Хулиан вовсе не ее собирался «попробовать на вкус», она все равно чувствовала себя виноватой, потому что опять не смогла защитить Теллу. – Такое больше не повторится.

– Надеюсь. – Снова натянув перчатки, губернатор достал из кармана сюртука сложенный листок бумаги. – Вероятно, мне не следует отдавать это письмо в твои руки, однако пусть оно напомнит тебе о том, чего ты можешь лишиться. Твоя свадьба назначена уже через десять дней, в конце следующей недели, двадцатого числа. Имей в виду: если свадьба не состоится, у твоей сестры будет кровоточить не только лицо.

Скарлетт по-прежнему чувствовала запах отцовского одеколона – лиловый, как и его перчатки. Лаванда и анис смешивались в этом неприятном аромате с чем-то вроде гниющей сиреневой сливы. Сам отец уже ушел, а воздух вокруг Теллы все еще пах его одеколоном. Скарлетт села рядом с сестрой и стала ждать, когда горничная принесет бинты и средство, чтобы обработать раны.

– Зря ты не дала мне сказать правду. Меня бы он так сильно не ударил. Ведь я через десять дней выхожу замуж.

– Даже если бы отец и не стал бить тебя по лицу, то все равно придумал бы что-нибудь ужасное. Может, сломал бы тебе палец, и ты бы не смогла закончить вышивать свадебное покрывало. – Телла закрыла глаза и, откинувшись назад, прислонилась к бочонку с ромом. Ее щека стала почти одного цвета с проклятыми отцовскими перчатками. – Потом, наказание заслужила я, а не ты – так что все справедливо.

– Такого никто не заслуживает, – произнес Хулиан. Это было первое, что он сказал с тех пор, как губернатор удалился. – Я…

– Не надо, – прервала его Скарлетт. – От твоих извинений ей легче не станет.

– Я и не собирался извиняться, – ответил Хулиан и помолчал, словно взвешивая свои следующие слова. – Мои условия меняются. Я вас обеих увезу с острова бесплатно, если захотите. Корабль отчаливает завтра на рассвете. Если решитесь, разыщите меня в порту.

И, посмотрев сначала на старшую сестру, а потом на младшую, он зашагал по ступеням и через несколько секунд скрылся из виду.

– Нет! – прошептала Скарлетт, догадавшись, что хотела сказать Телла. – Если мы уедем, то, когда вернемся, все будет еще хуже.

– Лично я возвращаться не собираюсь!

В глазах Донателлы стояли слезы, но при этом в них горела ярость. Порывистый нрав младшей сестры нередко раздражал Скарлетт. Как бы то ни было, в одном сомневаться не приходилось: Телла никогда не отступится от того, на что твердо решилась. А бежать она надумала еще до того, как узнала о письме магистра Легендо. Потому и рискнула спуститься в погреб с Хулианом. Когда юноша уходил, она даже не посмотрела ему вслед. Значит, ей просто-напросто нужен был моряк, который увез бы ее с острова.

– Скар, ты тоже должна поехать, – сказала Телла. – Знаю: ты думаешь, что, выйдя замуж, будешь в безопасности. Но вдруг твой граф окажется таким же, как отец, или еще хуже?

– Нет, – уверенно возразила Скарлетт. – Ты бы поняла, что он за человек, если бы почитала его письма. О, мой жених – настоящий джентльмен. Он обещал заботиться о нас обеих.

– Эх, сестренка! – невесело улыбнулась Телла. Такая улыбка часто появляется на лице человека, который вынужден сказать нечто такое, чего он предпочел бы не говорить. – Если граф и впрямь такой замечательный, то к чему вся эта таинственность? Почему тебе называют только его титул, но не открывают имя?