Птица Ночь - Георгий Вирен

Но ведь это было, было, было! Впрочем, сколько раз ни повторяй как заклинание, воскресить ничего нельзя, да и не нужно теперь. Те страницы я порвал. Юность моя похоронена дважды. Сначала годами, а потом мною самим.

Тогда, за полками нашей заводской библиотеки, я судорожно, лихорадочно воскрешал не остывшее прошлое, и лица друзей вставали передо мной. Ребята толкались вокруг меня, говорили, перебивая друг друга, а я записывал – просто как стенограф. Вечеров не хватало – меня гнали из библиотеки, и Серафима Павловна улыбалась насмешливо: «Спать иди, писатель».

А они приходили во сне, и ночи было мало, чтобы успеть записать всё.

Что это было? Теперь и не вспомнить… знаю только, что правда. Всё, что видел и пережил я в эвакуации, на уральском заводе, и что было потом, уже в Москве – всё превращалось в слова. В них было много грязного снега, был холодный туман цехов, металлическая изморозь, были пайки того, что мы благоговейно называли хлебом, и были детские наши мечты, очень простые и неосуществимые: мир, любовь, тепло. Мы были равны перед будущим, о котором не знали ничего, и оттого сны наши были одинаковы.

А потом – так страшно! – моё скудное прекрасное прошлое стало стопкой бумаги, и чужие руки перебирали страницы. Я писал о своей надежде и вере, а чужой голос отвечал: «Сейчас, в период восстановления советской экономики, нет нужды обращаться к тяжёлому прошлому. Подмечайте ростки светлого будущего в наших буднях. Учитесь у лучших писателей – Павленко, Бабаевского. Вы читали?» А я не читал, я жил и писал про то, как жил, потому что не мог не писать и хотел, чтобы все знали, как мы жили, не забыли об этом. «Надо содействовать мобилизации масс, увлекая их положительным примером», – голос был ровный, без интонации, как у вокзального диктора. Я не верил ему.

Я верил себе, и чистые голоса прошлого не стихали. Только время шло, и чужой голос всё так же монотонно повторял необходимые слова, и он становился громче, а я стал глохнуть. И не знаю, как случилось, что я подчинился ему, не поверив.

Есть простые ответы: мальчишество, страх, честолюбие, слабость, и есть такое сплетение нервов души, что всякий, даже самый сложный и умный ответ покажется оскорбительно примитивным, и потому лживым.

Да я и не пытался понять себя: жизнь подхватила меня с юности, меняла свои картинки как в калейдоскопе, удивляла, завораживала. Только теперь пробую я понять хоть немногое, но почему-то меня тянет подводить итоги. А я не хочу. Я ещё ни в чём не разобрался как следует, и то, что написал полчаса назад, готов опровергнуть и зачеркнуть. Юность моя похоронена? Чушь! Пока я жив, вся моя жизнь со мной и вчерашний день в памяти стоит наравне с детством. Те страницы я порвал? Бред! Давно сказано – рукописи не горят! Какие, к чёртовой матери, итоги?! Вперёд, Георгий!

5 января

ЯСАВ (явь)

– Ну здравствуй, сынок. Да ты встань с пола-то. Вот так. Теперь садись. Гранат, персик, бетель? Всё же бетель? Не бережёшь ты своё здоровье, Ясав. А оно ведь нужно Семье… Да шучу, шучу… В твои годы, сынок, мне и плантации бетеля на неделю не хватало. Давай, что ли, и я с тобой пожую… Отошёл? Ну что ж – познакомимся. Я Римовалс, Первый Сын Бабушки… Да не надо на колени! Поднять его! Эх, нервный народ пошёл… А ты, Ясав, насколько я помню, пятый шурин Бати Справедливости. Доволен? Ну для молодого человека это не предел. Тебе сколько – 33? Ещё расти и расти. Не кричи, зачем эти формальности?! Тихий час у нас – перебудишь всех. Женщины, сам понимаешь… Кстати о женщинах. Давно видел Анири?

ПИСЬМО ОТ АНИРИ, ПЕРВОЙ ДОЧЕРИ НЕДОСТОЙНОГО ВОСЬМОГО ПЛЕМЯННИКА ВЕЛИКОЙ БАБУШКИ ЯСАВУ, ПЯТОМУ ШУРИНУ БАТИ СПРАВЕДЛИВОСТИ.

Проверено Домом Дружбы Отдалённой Родни.

Проверено Домом Дружбы Центральной Родни.

Хвала Великой Бабушке за её мудрость и человеколюбие!

Дорогой Брат Ясав! Я так давно тебя не видела. Наш ребёнок уже ворочается вовсю, и все говорят, что это мальчик – такой прыткий.

Великая Бабушка поистине дальновидна в своих милостях. Ведь если бы мой отец не попал в недостойные за шалости и распутство, я жила бы не в Отдалённой Родне, а в Квартире, и ты, приехав на Берег, не встретил бы меня, и я бы не знала тебя, а даже если бы мы чудом встретились, наши положения были бы слишком неравны.

А сейчас я с нетерпением жду, когда пройдут роды и ещё два месяца, чтобы мы могли соединиться законно. Я уверена, что наш малыш будет признан полностью здоровым и его оставят жить для процветания Великой Соединённой Родни, а я вернусь в Столицу. Если бы ты знал, как я жду этого! Я уже говорила с достойным Батей Требором из нашего Дома Дружбы, и он пообещал мне своё покровительство. Так как мой отец, недостойный, умер от лихорадки, я могу надеяться на прощение. Наверное, мне разрешат вернуться в Столицу, как только мы с тобой поженимся. Требор обещал мне это!

Ну вот, мой милый, и все мои новости. Я, как всегда, тружусь на просеивании песка. Дни становятся длиннее, и мы во славу Родни работаем всё больше и больше.

Если сможешь сделать это без вреда для того важного дела, которым ты занимаешься – приезжай ко мне в ближайший день отдыха. Думаю, сможем поговорить.

До свидания, брат Ясав.

Хвала Великой Бабушке за её мудрость и человеколюбие!

Сестра Анири, Дочь Недостойного».

– Я вижу, ты опять испугался… не стоит, сынок. Мы желаем тебе только добра. Ты хочешь жениться на ней?

– Да, но я не понимаю, почему вы…

– Дело в том, что Анири, как-никак, дочь члена Семьи. Хоть и недостойного, но всё же… Не бойся, мы не хотим разлучить вас.

– Но что же тогда?

– Э, пустяки! Великая Бабушка решила простить участников того старого дела, по которому осуждён отец Анири. Ты молод, наверняка не помнишь этого, да и ни к чему тебе эти дрязги. Анири нам нужна как свидетель. Правда, тогда она была мала, но может кое-чем помочь правосудию. Мы быстро отпустим её. Понимаешь, дело деликатное, семейное, не хотелось бы лишнего шума, огласки, кривотолков. Съезди, сынок, за ней, привези тихонько. Лады?

– А это не будет?..

– Никогда!

– Ради Великой Бабушки…

– Да брось ты! Старайся ради себя – так оно лучше. Договорились?

– Я готов.

– Поедешь ты Третьим Шурином. Если всё будет удачно – получишь орден «За Старание». Это – минимум. А там посмотрим…

– Когда ехать?

– Вот это по-нашему, по-деловому, молодец, брат Ясав!

– Брат?! Чем заслужил?

– Всё впереди. А теперь иди, выбери себе пару бизонов в загоне и выезжай. К утру будешь на месте, а завтра к вечеру жду тебя с Анири. Успехов!

13 января

Старый Новый год мы не отмечаем. Лет 10 назад я, было, заикнулся, что, мол, хорошо бы так, по-семейному посидеть, выпить, то да сё. Но Раиса Павловна только фыркнула: вот ещё, глупости, суеверие!

Глупости так глупости, а всё-таки настроение у меня в этот день особое. Не то чтобы праздничное и даже не всегда приподнятое, но какое-то не будничное. Бывает и светло, бывает и грустно… И чего-то хочется… Чего? Чего тебе надо-то, Георгий, потешный ты человек! «То ли севрюжины с хреном, то ли конституционной монархии!» Это я оттого сегодня в хорошем настроении, что начал писать мой роман, и кажется, что-то начинает получаться и, может, станет он моим Посланием?..

…Дописываю заполночь: меня прервали. Выключилось отопление, и температура в квартире упала до восьми градусов. Ну Раиса Павловна, естественно, сразу за телефон; туда-сюда звякнула, кого-то обругала, кому-то пригрозила, и вот – пожалте! – обещали всё срочно исправить. А меня она послала в котельную, так сказать, проконтролировать. Спустился. Там наш котельщик Федот Ефимыч, душа-человек, со своими причиндалами возится. Уголёк подбрасывает, на манометр глядит… И надо отдать ему должное: он в очень достойном состоянии. Как говорится, «не то, чтоб очень пьян, но весел бесконечно». «Здорово, говорю, Ефимыч, что стряслось?» А он так загадочно отвечает: «Давление шалит». Помолчал и объяснил ещё более туманно: «Оно завсегда шалит, как морозы вдаряют»… Ну я не стал добиваться подробного объяснения. Чего мне встревать, если человек и так работает – только мешаться. А он, наверное, от моей компании ещё веселей стал и запел: «Эх, то ли ещё будет, то ли ещё будет, то ли ещё будет, ой-ой-ой». Может, он намекал на что?..

Я вернулся домой. К часу ночи температура поднялась до 15-ти градусов, и я снял пальто. Но всё равно холодно.

…Так на чём же я остановился? Ага, на Старом Новом годе! Есть в этом празднике интересный подтекст: мол, что ни новый год, то и старый. Потому что ничего не бывает в нашей жизни совершенно нового. Всё старое, всё было, было, было…

«…ибо в Законе сказано: «Да живёт каждый по родине своей». Тщеславцы же сии неправедно толкуют, будто родина есть не земля предков, а родня, и потому взывают расторгнуть общинные узы и сойтись по семьям: сын к отцу, брат к брату, племянник к дяде. И на юге Острова семь десятков землепашцев, объявив себя «племянниками», захватили земель множество, а иных общинников, не полюбив, прогнали взашей и назвали худородными. Так же и другие тщеславцы облыжно сказались роднёй и множество земель захватили, а общины порушили. И порешили главы общин пойти на сих прелестников войной и погубили их большое число, а прочих привели к Закону.