Провал «миссии бин», или Запись-ком капитана Вальтера - Владимир Иванович Партолин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На КП я и обедал, дежурный по взводу порцию приносил. Котелок в оконце не пролазил, я похлёбку через гильзу без капсуля тянул. Патрон — длинный, от подводной винтовки; рядовой Милош, дуралей, пульнул в суматохе, когда в стычке с прусаками я дал команду уничтожить из шмелетницы купол-ПпТ вдруг забарахлившего боевого щита ротного ветролёта. А обычно повар ефрейтор Хлебонасущенский, на ходулях стоя с бачком, с ложки меня кормил.
Честно признаться, оставался я весь день на КП потому, что не хотелось мне полоть. Но и в трубе сидеть не подарок: дневать на табуретке сидя приходилось, под столом раскорячив ноги. Потому, что на дверце сейфа ступни мёрзли, даже в ботинках с крагами. На полковых учениях каждый раз «крестил» конструктора: корпус сейфа спроектировал тот из лёгкого кевлара, а дверцу зачем-то из стального листа. На полковых учениях со старшиной Балаяном и старшим сержантом Брумелем на переменку таскал. Ещё и сквозняк донимал, когда взвод уходил на прополку и купол-ПпТ на время подзарядки генераторов деактивировали. Сифонило сверху в жерло трубы, в лаз за спиной и через оконце перед лицом. Песком секло. Лебедько смастерил заслонку из железного листа, поначалу я ею закрывал лаз, сидел, затылком подперев, а вырезал прапорщик на ней надпись «КОМАНДНЫЙ ПУНК. ВХОД», — оставлял на входе. Подпрыгну и в висе на одной руке отодвину заслонку, подтянусь, вползу в жерло отводной трубы, ногами задвину заслонку. Маята несусветная, но всё-таки это не полоть. И всё же три раза на дню меня неудержимо влекло сорваться и бежать на поле — это, когда звонил заутреннюю, обедню и вечерю. На вершке трубы уложили перекладину и подвесили к ней колокола и проволочную лестницу. Очень обрадовался Лебедько моему желанию совмещать должности председателя колхоза и звонаря: теперь мог вместо меня показывать солдатам, как сеять и полоть. Трепал (по выражению прапорщика) я верёвки на колокольных языках, — уши закладывало, Но не это подмывало бежать в поля, отказаться от службы звонарём — стыд: я не мог научиться церковному звону. Лебедько бился, бился, обучая меня, а потом подарил затычки в уши, вырезанные им из клубня топинамбура, и оставил это безнадёжное дело. «Марш овэмэровцев» — этот я всё же, хоть и с горем пополам, освоил.
Однажды и ночь просидел я на КП — киселя перебрал. Отметили день рождения рядового Милоша. Пробудившись рано утром, я просунул гильзу в оконце, но вместо похмельного киселя потянул один воздух. Стошнило под стол. Гильзу выронил, в блевотину угодила. Присыпал песочком, благо на столе и на дверке сейфа скопилось. Кликнул дневального и приказал поднять и построить взвод.
Из казармы не выбежали опрометью, как и полагалось марским пехотинцам, а вышли неспешным шагом. Построились. Сброд, а не овэмэровцы! Тельняшки с кальсонами, бакалавры в шапочку, шапки-ушанки со следами снятых кокард, ботинки с наброшенными, но не стянутыми крагами, и то, что дышали предусмотрительно не в мою сторону, только и выдавало солдат. «Зипунов не надели, клоуны».
«Земляки»******* все казались стариками, «небёны»******* далеко не юнцами.
— Слушай приказ! — вылез я из трубы. — Обувь с ушанками сдать в каптёрку на хранение… Прапорщик Лебедько, старший сержант Брумель, ефрейторы Селезень и Хлебонасущенский, выйти из строя!.. Спустить кальсоны… Каптенармус, я приказал «пятёрку» у всех изъять, почему на вас, сержанте и ефрейторах браслеты остались? Молодёжь дрочила, но вам пора с рукоблудством покончить. Лейтенант Крашевский, ещё раз прочтёте взводу лекцию о вреде онанизма… во время, когда продовольственного рациона нехватка. «Пятёрку» изъять!
Приказал и поспешил прямо через середину строя к гальюну. Я затем и построил взвод, чтобы меня не опередили, и не стоять в очереди перед дверью в будку. Над очком меня так выворачивало, что прибежали сержанты и выволокли на воздух. Хлебонасущенский слетал на кухню за жбаном, опрыснули, дали испить и я открыл глаза. И… застыл, оторопев. В просвете между казармой и амбаром, за крестьянскими юртами и чумами, за стеной купола-ПпТ я увидел наблюдательную вышку — она же башня водокачки — с часовым в окне «смотровой». Водокачку в стычке с прусским взводом изрешетили из крупнокалиберного пулемёта, ремонтировали, я следил за тем, как заделывали пробоины в резервуаре, латали обшивку, наводили крышу, но всё с расстояния, не покидая территории лагеря под «миской». Сейчас без лесов узнать водокачку не мог. Из водоналивного резервуара сквозь крышу выходила двухдюймовая труба и, обогнув башню спиралью, с дюжину витков, пропадала под фундаментом. А я знал, в подполье башни прапорщик Лебедько устроил ротную каптёрку. «Змеевик», — понял сразу, но не успел рта раскрыть, как подоспевший за сержантами прапорщик загородил собой всё, прижал своим животом к двёрке будки и, выхватив у повара жбан, плеснул остатками киселя мне в выпученные глаза.
— Это змеевик! — отёр я кисель рукавом тельняшки и, выскользнув, став за спину великана, указал на водокачку.
— Где? — повернулся за мной Лебедько.
— Спираль вокруг башни водокачки!
— Ни как нет. Водопровод. Подаёт воду мне в каптёрку… В самогонный аппарат. Я его из холодильника соорудил, того промышленного что в котловане нашли… У меня всё на мази: печь сложена, газ подведён. Из бака воду напустил, брагу залил и гони. Не капать будет — течь. Жаль бутылок разливать нет. А красиво получилось? На домну смахивает, а?
Я отнял у Лебедько жбан и понюхал оставшуюся в нём жидкость. Пил, пахло киселём, но сейчас со
