Ригодон - Луи-Фердинанд Селин

Милая «Фигаро»! Моя потеха!.. Веселье бывает не только в некрологии! Есть и другое!.. Новости из бывших колоний… Как новоиспеченные избиратели намереваются обезглавить, поджарить замешкавшихся белых… о, безо всякой задней мысли, Боже упаси, никакого расизма! Просто слопать с солью!.. Никакой свастики в Томбукту! Коричневая чума косила всех только в Германии, это всем ясно раз и навсегда!.. Адольф мертв? Посмейтесь еще раз! Со времен Бисмарка все канцлеры – великие, малые, молодые, старые, архистарые – чокнутые! Забавный недуг этой удивительной страны! Последний из них, недееспособный, отправляется в крестовый поход! Европа во власти гойских погромов! Десятки тысяч зарезанных на тротуарах! Ночью! Антирасисты!.. Я этого не увижу. Быть может, увидите вы? Ах, эта Германия, у нее всегда безумные мечты!..

Д-р-р-р-ин! Еще кто-то звонит! О чем я думаю? Разговариваю сам с собой!.. Нет, нет! Телефон! Опять! Но мне с ними не о чем говорить. Да, именно так!..

– Алло, алло! Нет, месье, наше дельце лопнуло. Мы все подчиняемся высшим силам.

– Что?

– Да, все! Позвольте мне, я вас очень прошу, окончить эту маленькую историю!

– Название, мэтр? Название?

– Для какой газеты?

– «Ля суре» [7] – коммуни-скорее-христианская!

– Браво!.. Браво!

– Скажите же название!

– «Балаган»!

– Для кино?

– Конечно!

– А звезды будут?…

– Лопатой греби!

– Назовите, назовите, мэтр!

– Чего вы добиваетесь? Звезды, светила, небеса! Дельфы творили своих богов, Рим созидал исключительно святых, а мы пошли дальше, штампуем по сотне звезд в неделю!.. Больших, маленьких, средних… Увидим!.. Дринь! Я обрываю разговор. Еще звонок. Я больше не отвечаю.

Вот и Рождество!.. Я говорю себе: пускай меня оставят в покое! Об этом мечтают совсем уж дряхлые хрычи… чтобы их оставили в покое… Да здравствует Рождество… не особенно радостное, вам больше нечего дарить и вы не ждете никаких визитов… Свобода! Да здравствует Рождество! Никого за это не нужно благодарить! Слава Рождеству!

Баста! Звонят!.. Раз, другой, третий, не по телефону… У калитки! В нижней части сада, трижды… Конечно, я могу прикинуться глухим, я не слуга… Гав! Гав! Все собаки подключились, это их ремесло… их четыре, маленькая и три большие… Они любят шум! А этот негодяй все трезвонит? Может, нищий? Привет! Будь ты неладен! У меня уже достаточно забрали, меня бессовестно ограбили, унесли все, продали на Блошином рынке, растоптали публично! Мудак, что все отдал!.. За всю жизнь! Ох, я бы хотел, чтобы мне все вернули!.. Бывают ограбленные, которые все себе возвращают, я не из их числа! Я из тех. которые вечно должны!.. Гав! Упрямец у решетки выдал уже не меньше десяти трелей, он развлекает собачек… плохи дела. Рождество!.. Да, я забыл, еще льет как из ведра! Он промокнет насквозь, этот хам… о, это его не смущает!.. Знай себе трезвонит. Но вот беда – соседи! Если и там поднимется лай… Они имеют право на покой… десять лет! Двадцать лет!.. Черт возьми! Это серьезно! Лучше мне выйти. Спущусь к калитке, прогоню нахала! Решительно и быстро!.. Ничего не вижу, право… Вот что-то смутно… Какая-то фигура в черном… в сером…

– Убирайтесь прочь! Проходимец! Живо! Подлец! Мерзавец!

И я лаю! Вместе с собаками! Гав!.. И я рычу… Р-р-р… Готовый кусать! Могу сказать, что наш ансамбль в четыре голоса слышно далеко! Р-р-р… Аж до Отейя!.. Ну и веселенькое Рождество! От Сены отражается эхо, вообразите только! Хорош рождественский ужин! Но этот хам и не собирается уходить. Он ко мне обращается, цепляется за калитку…

– Месье Селин, я хочу видеть вас!

– Месье, ночью это невозможно!.. Уходите! И не возвращайтесь никогда! Вас разорвут на части мои собаки!

Эта скотина упорствует.

– Я двадцать раз писал вам! Я рассказывал о вас в сотне статей! Дорогой автор! Вы мне никогда не отвечали! Как я только ни обзывал вас, Селин! Каналья! Продажный!.. Порнограф!.. Двойной агент! Тройной! Вы мне ни разу не ответили!

– Я никогда ничего не читаю, брат тьмы! Мне не хочется… Гав! Р-р-р!

– Но все-таки вы меня выслушаете! Я перекричу ваших собак! Я прошу у вас прощения! Умоляю о прощении! Вы меня простите? Смилуйтесь! Смилуйтесь! Рождество!

Он становится на колени… и плюх – прямехонько в лужу… Гав! Гав! Матушки мои! Вот чего я опасался: скандала! Даром что ночь – слышно!

– Я – преподобный отец Таллуар из ордена Святейшей Империи! Я прошу у вас прощения! Я специально пришел… Я вас так серьезно оскорбил! Ради Рождества, Селин!

Он бьет себя в грудь, а я слышу возню у соседей… Явный протест, рычание собак! Я не смотрю в ту сторону.

– На арену, святоша!.. Ко львам, святая задница! Гав! Р-р-р… Но он не хочет! Нет! Он артачится… поднимается с колен… и обращается ко мне!

– Тебя на арену! Тебя самого! Проклятый извращенец!.. Там твое место!

Он уходит, я желаю ему, чтобы он споткнулся и раскроил себе череп! Под этим растреклятым дождем подлый святоша заставил меня проторчать достаточно долго, и теперь я заболею! Я убежден! Не то чтобы я был неженкой, но мне известен результат… Никогда не выхожу ночью, особенно в сырость, знаю, чем рискую… Завел бы еще песенку про Рождество, не он, так кто-нибудь другой! Волхвы! Сутана без сутаны!.. Скатертью дорога!

Я прилег. Лили поднялась к себе, на второй этаж… я сообщаю эти нескромные подробности, чтобы вы лучше поняли продолжение… во всяком случае, я надеюсь! Я думаю об этом кюре, об этом наглеце!.. Я его, конечно, вышвырнул, он того заслужил сто раз! Тысячу раз! Будь он раввином, анабаптистом, пастором реформаторской церкви, православным, я бы учинил с ним точно так же: всех служителей маленького Иисуса, абсолютно всех – в один мешок!.. Их мелочные стычки, раздоры меня не обманывают, все берет начато в Библии, я понял, что белые, материал для скрещивания, превратятся в черных, желтых, потом в рабов, потом в наемников, а потом – в гору трупов… Я не сообщаю вам ничего нового. Библия – самая читаемая книга в мире… более свинская, более расистская и более садистская, чем все двадцать столетий гладиаторских боев, Византия и Петьо[8] вместе взятые!.. Об этом расизме, резне, геноциде, бойнях, победителях и побежденных, обо всем, что наши поганые балаганные представления изображают соответственно белыми и розовыми красками, готовя «кадры» для отечественных школ… Согласно Библии, Расин ты или нет, Софокл или кто другой, – все бурьян, в большей или меньшей степени – леденец на палочке, не более того… Я не пошел бы – страшно подумать! – снова становиться в строй, если бы меня не замучили долги, я жил бы вполне спокойно, у меня солидный возраст, пенсия и – определенные желания! – любовь к очень коротким прогулкам с тросточкой и в дымчатых очках… и чтобы никто меня не заметил… достаточно мы сделали… черт побери! Все уже сказано!.. Особенно у моего кудесника, Бена Ахилла, который публикует двадцать романов в день… плюс его «Revue compacte»… и его бюллетень «Votre Ferule»… ежемесячник для погонщиков травоядной скотины… Я скажу ему, что отступаюсь! Таково мое решение!..

Я укрываюсь, я жду… недолго! Меня трясет!.. Озноб! Снова приступ озноба!.. Сохраняя ясность сознания, я говорю себе: так и есть!.. Из-за этого проклятого грязного кюре я заболел!.. Я знал об этом, уже слушая его!.. И ведь не хотел выходить!.. Уверенный, что схвачу лихорадку, начну бредить!.. Вы какое-то время в бреду… вы этого даже не замечаете… Но бредить опасно, когда рядом чужие, вы можете пожалеть о собственных словах… Поскольку речь идет о болотной лихорадке, малярии, которую я волочу за собой вот уже сорок лет, со времен Камеруна,[9] вы полагаете, я не был захвачен врасплох… этой подлой выходкой святоши, выслушивая его бредни под потоками ливня, промокший до костей, на северном ветру… это выводило из себя!.. И если бы на этом все кончилось!.. Так нет же!.. Нет же! Что-то другое притаилось в углу, возле дверей… я убежден, там кто-то сидит… не стану зажигать свет, двигаться, возможно, это всего лишь следствие лихорадки!.. И другой тоже заговорил о Рождестве… Быть может, мне кажется, и лихорадка… самозванец, чужак? Все возможно!.. Этот проклятый поп явился трезвонить… снова вернулся? Я мог бы поклясться… во всяком случае, там в углу кто-то есть… но я туда не пойду… Я дрожу, покрылся испариной… кто там? Что там?… Головоломка!.. Я не теряю рассудка, заметьте… я всматриваюсь… да! Лучше! Это кто-то зеленоватый, сидит… светится, как светлячок… наберусь терпения, эти видения долго не длятся… теперь я почти вижу его… Это военный… Он что-то сказал? Пусть говорит!.. Я жду… Он молчит, не шевелится… сидит… зеленоватый…

– Ну и что?… Ну так что же?…

Я спрашиваю… я дрожу… О! Он внушает мне страх!.. Черт подери! Да это же он! Я его знаю… Я его знаю! Того, зеленоватого… светящегося… более-менее…