Дочь княжеская. Книга 2. Часть 2 (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна

Настроение сразу шлёпнулось на пол. Хрийз внезапно увидела собственное отражение в тёмном окне, как в зеркале. Худое, вытянувшееся за прошедший непростой год лицо, взгляд, тонкий длинный нос, сжатые в нитку губы. Хоть сейчас монету чекань. Яшка снялся со стула, сделал круг, заглядывая на вираже в глаза.

— Нормально всё, Яша, — сказала Хрийз. — Всё хорошо.

Она подумала, и всё-таки доела ту рыбу, что пыталась припрятать на завтрак.

Потом разделась и забралась в постель, под тёплое одеяло.

Не поможет ничем Канч сТруви, внезапно поняла она. Обругает — и это в лучшем случае. В худшем, расскажет… кому надо. И тот запрёт в подвале, ну или в башне, неважно. Короче, запрёт на три засова. А Ель Снахсимолу на сорок первый день похоронят.

Самой надо. Опять самой. Снова.

Во сне она долго бродила по запутанным лабиринтам улиц, терялась в тумане, ходила по бесконечному кругу мимо мёртвых, засыпанных сухими листьями и ветками фонтанов, и вдруг выбрела на пепелище, на страшные остовы домов, вздымавшие к выгоревшему небу обугленные проваленные крыши, и вдруг внезапно начала узнавать знакомые улицы — разрушенные, сожжённые, обращённые в ноль. Туман стелился над головой, злорадно хихикая. Туман в жуткой этой нави был живым, страшным, и маниакально-весёлым, в нём таились костомары. Их безглазые головы смотрели из слепых провалов окон, высовывались из подвалов, просачивались сквозь обугленные деревья.

Хрийз в панике металась, не зная, как выбраться из этого жуткого места, и единственной мыслью, бившейся в опустевшем от ужаса черепке, было: «Куда, куда же я сунулась, одна, без проводника!» Голодная нежить алчно подступала всё ближе и ближе. Девушка завизжала и… проснулась.

Резко села, не веря собственным глазам: неужели она дома, в тепле, в безопасности? Кошмар таял, размываясь в мешанину чёрно-серых безликих пятен. За окном растекалось первое, пока ещё слабое, зеленоватое сияние нового дня.

«Проспала!»- с испугом поняла Хрийз.

В это время года рассвет наступал достаточно поздно. Увидела зарю, да с поправкой ещё на туман, приглушающий свет, значит, проспала! Знать бы ещё, насколько.

На набережную Хрийз неслась на всех парах под задорные вопли вющегося над головой Яшки. Успела, но в самый последний момент…

День разошёлся вовсю, наверное, там, за толстым слоём защитного флёра, светило яркое солнце. Туман прошило светлой зеленью, и даже как будто стало теплее и суше.

На набережной девушку встречали. Не узнать громадную, давящую мёртвым тусклым отсветом, ауру было невозможно. Пассажиры торопливо, стараясь из последних сил блюсти достоинство, разошлись с катера по своим делам.

Праздногуляющие по набережной, если таковые и были, смылись ещё раньше. И только Хрийз деваться было абсолютно некого.

— Искали меня, Хрийзтема? — невозмутимо спросил доктор сТруви, чуть улыбаясь.

Век бы его улыбки не видеть. И не ощущать. Хрийз вскинула голову, стараясь держать себя в руках. Тонкая сеточка защитной «вуали», притупляющей магическое восприятие аур неумерших, возникла сама собой, как нечего делать. Научилась за столько-то времени. Научилась.

— Да, доктор сТруви, — стараясь, чтобы не дрожал голос, сказала Хрийз. — Мне очень нужно с вами поговорить…

— Пойдёмте, — кивнул ей старый неумерший.

Далеко, впрочем, он её не увел, — до первой пекарни. Посетители, почуяв упыря, испарились заранее, кто замешкался, тот поспешил убраться сейчас. Осталась хозяйка, которой некуда было деваться, но и она поспешила уйти к печам, зная, что таскать булочки с прилавка не станут — некому их таскать. Неумерший на пирожки никогда не позарится, а его спутница много не съест. Да и не возьмёт такая никогда без спросу и без оплаты или почтенная женщина ничего не понимала в людях…

— Во что вы снова влезли, ваша светлость? — осведомился сТруви, жестом приглашая девушку присесть за столик.

— Ни во что, — ответила она, и, не выдержав взгляда, воскликнула:- Правда, ни во что! Я ещё только собираюсь влезать!

— Вы делаете успехи, — одобрил сТруви. — Раньше вы настолько долго процесс влипания в неприятности не затягивали. Правда, ваша нынешняя проблема берёт размахом. Что случилось?

— Вы что-то видите в моей ауре? — напряжённо спросила Хрийз.

Струви поставил локти на стол, сцепил пальцы и положил на них подбородок.

Долго смотрел, усмехаясь. В глазах тлели алые угольки. Ну, упырь, как он есть.

— Рассказывайте, — сказал он.

Хрийз поняла, что он хотел, по обыкновению, съязвить, но отчего-то передумал.

— Я хочу спасти подругу, — сказала Хрийз. — Я знаю, что я могу спасти её. Но мне нужна помощь. Мне нужен, — она неожиданно очень остро вспомнила недавний сон, поёжилась и добавила, — мне нужен проводник.

— Куда же вы лезете, — грустно спросил сТруви, качая головой. — Ну, хоть ума хватило у знающего чело… кхм… спросить. Вы же понимаете, что это невозможно?

— Нет, — честно сказала Хрийз, не отводя взгляда. — Не понимаю.

Из тумана возник Яшка, сделал круг над головами, посвистывая в воздухе крыльями. Сесть на стол не решился, устроился рядом на спинке стула. Вскинул голову, сверля неумершего неистовым взглядом.

— Уймись, бешеный, — строго велела Хрийз, уловив настроение фамильяра.

Яшка зло крикнул, переступил с лапы на лапу, расправил и вновь сложил громадные крылья. Но бросаться не стал. Он вообще в последнее время почти не бросался, если не считать Сихар, вызывавшую необъяснимую, персональную ненависть. Целительницу окаянный сийг искренне не любил до дрожи на кончике хвоста. Знать бы ещё, за что. Наверное, когда-то лечила его, всаживая в зад шприцы с лекарством…

— Вы ещё слишком юны, Хрийзтема, — сказал сТруви. — Вы можете погибнуть, как нечего делать. Лучше поберегите себя; вам найдётся дело и без ненужного риска.

Хрийз бездумно провела пальцем по столику. И ещё раз. И ещё. Сказала, не поднимая глаз:

— Вы столько раз говорили мне, что я — Жизнь, доктор с Труви. Но Жизнь, как и Смерть, не отдаёт своих. Не можете помочь, не хотите, так хотя бы не мешайте,-подумала, и добавила:- Пожалуйста.

— Ну-ка, посмотрите мне в глаза, — коротко приказал сТруви.

Хрийз не подняла головы.

— Не буду, — тихо прошептала она. — Что я, не понимаю? Вы хотите со мной, как я тогда с Дахар. Что я против вас… я же понимаю. Не хочу с вами спорить, мне это не нужно.

— А мне не нужно лишних проблем с Высоким Замком, — резко сказал сТруви. — Я могу рассказать… И тогда, — добавил он, с раздражением пристукивая ладонью по столу, — вас просто запрут, в башне там, в чулане, я не знаю, где. Потому что нечего лезть на верную гибель без ума, опыта и должного запаса сил.

Хрийз закусила губу. В чулане! Приятная перспектива, ничего не скажешь.

— Не сделает он этого, — уверенно сказала девушка.

Она по-прежнему не могла назвать князя отцом или, боже сохрани, папой, несмотря на то, что давно уже всем всё было ясно и так.

И ей самой тоже. Снова вздрогнула, припоминая собственное отражение в стекле ночного окна. Да… сходство уже не спрячешь, не спишешь на случайности.

— Не сделает. Он мне сам сказал тогда, что я достойна большего, чем простой райский сад. сТруви вновь побарабанил оранжевыми пальцами по столу. Думал.

— Напрасно вы приучаете себя к вуали, кстати, — сказал он. — Она притупляет реакцию. И пожирает ваш свободный магический запас. Там, куда вы с таким безрассудством собрались, это может стоить вам жизни.

— Вы поможете? — с надеждой спросила Хрийз.

— Хрийзтема, — сказал сТруви. — Я сейчас — на минимуме силы. Мне надо… да.

Именно. И выспаться. Дней пять-семь это займёт. Обещайте, пожалуйста. Обещайте мне, что не станете делать глупостей! Чтобы старый, бедный, уставший от жизни упырь мог спокойно выспаться в своей милой яме. Обещаете?

— Я…

— Обещайте! Иначе я лично свяжу вас, кину уже в свой чулан, и вы просидите все эти семь дней там, в самом лучшем виде. Я найду, что сказать Браниславу, не переживайте за мою шею.