Дело о светящихся попрыгунчиках (СИ) - Щепетнёв Василий

Сани подъехали к Дому Актера. Актеры съехались сюда со всей Москвы и жили коммуной. Свои преимущества: уходит меньше дров, всегда полуголоден, но не голоден смертельно, опять же с обысками ходили к ним редко, а в последнее время вовсе не ходили.

Матильда Палиньская, понятно, жила немножечко иначе: и квартира была в другом подъезде, и хозяйство отдельное, и еще много тонкостей, необходимых для хорошей революционной игры нашей «красной звезды», как написал о Матильде критик в газете «Правда».

Дорожка к подъезду оказалась расчищенной почти как у МУСа. Искусство — великая сила, нельзя не признать…

И даже парадный ход не был заколочен. Хотя по виду стремительно приближался к ходу черному. Времена такие. Сложные времена. Суровые.

Жила Матильда Палиньская в бельэтаже. Дверь тяжелая, крепкая, и — кнопочка звонка. Арехин в сомнении нажал на кнопочку. Напрасно сомневался — за дверью негромко, но отчетливо зазвенело. Он подождал пять секунд, десять. На пятнадцатой женский голос спросил прямо и безыскусно, кого черти принесли.

— Нам нужно повидать гражданку Палиньскую, — ровно, без эмоций ответил Арехин. Матильда Даниловна спят и прежде, чем в пятом часу, не проснутся, ответили с обратной стороны двери.

— Доложите Матильде Даниловне, что я по поводу бриллиантов. Из уголовного сыска, — столь же бесстрастно продолжил Арехин. Бриллианты, они умирающего на ноги поставить могут. А живую актрису… К тому же Арехин был уверен, что Палиньская спать еще и не ложилась. Время позднее, почти восемь утра, однако учитывая события этой ночи…

Через две минуты зазвенели цепочки, стукнул засов, щелкнул отпираемый замок. Дверь открыла не женщина, как можно было бы предположить из предшествующих переговоров, а дюжий детина. Нет, не детина, человеку было хорошо за сорок, ближе к пятидесяти, но сложения и вида он был такого, что мог, пожалуй, и медведя обороть. На всякий случай у детины был и кинжал, хорошо, в ножнах.

— О ком прикажите доложить — женщина все-таки была, но за спиной человека-горы.

— Особый уполномоченный МУСа Александр Александрович Арехин вместе с помощником.

Женщина — по виду типичная дуэнья, — провела их в гостиную.

— Матильда Данииловна сейчас будут, — сказала она. И ушла. А человек-Гора остался. Вдруг они вовсе не из МУСа, а самая обыкновенная шантрапа? Вернешься, а ни портьеры, ни коврика, ни севрской вазы…

Ждать пришлось недолго, Матильда Данииловна понимала: за бриллиантами следует гнаться во всю прыть. Вышла она к МУСовцам в полудомашнем наряде — так определил для себя Арехин. К дворникам и истопникам выходят совсем уж по-домашнему, к наркомам и прочим знатным гостям — во всём блеске. А к нему с тезкой Он — серединка наполовину. Видно, все-таки ждала визитеров. Нет, не визитеров — сыщиков. И не все-таки, а непременно ждала. Нарком протелефонировал, пообещал принять самые неотложные меры, вот он и тезка Он этими мерами и являются.

— Граждане, прошу садиться, — сказала она. Арехин с благодарностью сел, тезке Он же сначала пришлось подняться со стула, и лишь потом сесть. Ничего, у нас свои игры — воспитанный МУСовец и невоспитанный. МУСовец? В народе, скорее, приживется «МУСор». Жизнь покажет.

— Мы пришли по поводу ночного нападения, — начал Арехин.

— Да? — словно бы удивилась Матильда Данииловна.

— Нам поручено отыскать грабителей и вернуть пропавшее.

— Чем я могу вам помочь?

— Для начала рассказать подробно, где и как это случилось.

Матильда Палиньская не стала жаловаться на усталость, на головную боль, на бессонную ночь. Она была женщиной деловой и ценила это качество в других.

— После премьеры — а у нас вчера была премьера «Нового Фигаро», — узкий круг артистов и работников наркомпроса отметил это событие, совсем скромно, по-революционному. Это происходило, разумеется, в театре, в одной из пустующих гримерных (Арехин оценил, что она в присутствии Орехина не сказала более точного слова «уборных»). Чуть-чуть шампанского, легкая закуска — время теперь суровое, не до банкетов. В половине третьего начали расходиться. Анатолий Васильевич любезно предложил автомобиль, чтобы довести ее, а также Валентину Куксину и Ангелику Вайс сюда, до Дома Актера. Они и поехали. Напротив магазина «Дамское счастье» на Большой Незнамовке, в пяти шагах от старого ясеня автомобилю пришлось остановиться — посреди улицы намело большие сугробы. Не успел шофер (она, разумеется, произнесла «шоффэр») развернуться, как откуда ни возьмись и показались эти… попрыгунчики. Шоффэр хотел было достать револьвер — это личный шофер наркома, но тут произошло странное: один из попрыгунчиков словно кнутом щелкнул, знаете, пастушеским кнутом, только бело-голубым. Кнут прошел через стекло и ударил шофера в грудь. Запахло электричеством, и тут она догадалась, что это был не кнут, а ручная молния. Жестом тот же попрыгунчик приказал всем выйти из авто. Они подчинились силе — все, кроме шофера, который потерял сознание. Тогда другой попрыгунчик подошел к ней, Матильде Палиньской, снял у нее с шеи ожерелье, из ушей — серьги, потом отобрал дамскую сумочку. Все это он проделал очень, очень ловко — она не почувствовала ничего, даже когда вынимали из ушей серьги. Потом вспыхнул на мгновение яркий белый свет, будто магний зажгли, она на несколько секунд, скорее — на минуту-полторы потеряла способность видеть, а когда способность эта к ней возвратилась, то рядом никаких попрыгунчиков не было. Как сквозь землю провалились. Исчезли. Возможно, действительно упрыгали. Да, они могли и просто уйти, но она, Матильда Палиньская, временно ослепла, но не оглохла. Слух у нее превосходный, тренированный суфлерами, и она не слышала звука шагов. Слышала же вибрации… Будто пружина распрямилась… Или струна, натянутая, как нерв. А, главное, потом на снегу они не видели никаких следов, которые бы вели к автомобилю, либо от него. Вокруг следы были, а вот далее пяти шагов — свежий снег, что падал в эту ночь, и только. Она тронула шею шофера. Тот был жив, только без сознания. Очнулся он спустя десять минут. Молния, похоже, не причинила ему особого вреда. Он усадил дам в авто и, развернувшись, другой дорогой доехал до Дома Актера. Это было в три сорок. Отсюда, из своей квартиры она протелефонировала Анатолию Васильевичу, который пообещал принять экстренные меры.

Из себя попрыгунчики таковы: росту около ста семидесяти пяти и ста шестидесяти сантиметров, плюс-минус три сантиметра, одеты в белые светящиеся хламиды, на головах — опять же белые светящиеся маски с узенькими прорезями для рта и глаз. Никаких лампочек во рту она не видела, как и пружинок на ногах — но ноги она не видела тоже, поскольку они были укрыты хламидами. Или, скорее, саванами, — Матильда Палиньская зябко повела плечами.

— Они молчали?

— Не произнесли ни единого звука.

— А у других актрис — Валентины Куксиной и Ангелики Вайс — они что-нибудь взяли?

— Не знаю. Возможно, когда я была ослеплена вспышкой… Мы об этом не говорили. Очень волновались…

— Хорошо, — Арехин и в самом деле был доволен тем, как изложила факты Матильда Даниловна. Словно диктовала. А он, разумеется, под диктовку писал. — Теперь, пожалуйста, опишите похищенные вещи.

— Ожерелье состоит из бриллиантов, довольно крупных, исполнено в манере голландских мастеров восемнадцатого века. Собственно, это копия знаменитого «ожерелья королевы». Бриллианты, разумеется, настоящие.

Серьги тоже бриллиантовые, и тоже голландской работы, но уже девятнадцатого века. В каждой серьге один крупный бриллиант, в пятнадцать карат, три поменьше, по пять карат, и еще дюжина совсем мелких, один-два карата.

— А что было в вашей сумочке?

— Обыкновенная дамская сумочка. Ничего особо ценного, тем более в сравнении с бриллиантами. Правда… — на секунду Матильда задумалась, — правда, там была пара рубинов. Не граненых, шлифованных, восточных. Я хотела посмотреть, подойдут ли они для нового спектакля, который мы собираемся ставить. Инсценировка Стендаля — «Красное и белое». Вы понимаете, символический гарнитур: рубиновые серьги и бриллиантовое ожерелье. Но, прежде чем отдать их ювелиру, я должна побыть с камнями, почувствовать, какая от них исходит энергия.