Тяжелая корона - Софи Ларк

— Я хотел еще немного побыть в отпуске, — хладнокровно говорю я Аиде.

— Хорошая стратегия, — говорит она. — Тебе почти удалось остаться навсегда.

Я буду скучать по Данте. Я скучаю по всем ним, чем больше они углубляются в свою собственную жизнь.

Они могут выводить из себя и доставлять неудобства, но они любят меня. Они знают все мои недостатки и все мои ошибки, и они принимают меня в любом случае. Я знаю, что могу на них рассчитывать, если они мне действительно понадобятся. И я бы появился для них в любое время и в любом месте. Это сильная связь.

— Мы приедем навестить тебя, — говорю я Данте.

Он чуть заметно улыбается.

— Не все одновременно, пожалуйста, — говорит он. — Я не хочу отпугнуть Симону сразу после того, как мы наконец поженились.

— Симона любит меня, — говорит Аида. — И я уже подкупом прокладываю себе путь в сердца ваших детей. Ты знаешь, что это путь к тому, чтобы стать любимой тетей — дарить им громкие и опасные подарки, которые их родители не разрешили бы.

— Должно быть, поэтому тебе нравился дядя Франческо, — говорю я. — Он дал тебе лук и стрелы.

— Верно, — говорит Аида. — И я всегда его обожала.

Я тоже. Но мы потеряли дядю Франческо через два года после этого конкретного подарка. Братва отрезала ему пальцы и подожгла его, когда он был еще жив. Это вызвало двухлетнюю кровавую бойню с русскими. Мой отец был в такой ярости, какой я никогда раньше не видел. Он выгнал их с их территории в западной части города, убив восьмерых их людей в отместку. Я не знаю, что он сделал с bratok, который бросил спичку в дядю Франческо, но я помню, как он вернулся домой той ночью в своей рубашке, пропитанной кровью до такой степени, что больше не было видно ни одного квадратного дюйма белого хлопка.

У меня все еще есть мой любимый подарок от моего дяди: маленький золотой медальон Великомученика Евстафия. Я ношу его каждый день.

Дядя Франческо был хорошим человеком: забавным и обаятельным. Увлеченный всем. Он любил готовить и играть в теннис. Он брал нас с Неро на корт и играл двое против одного, каждый раз выигрывая нас. Он не был высоким, но он был плотным и жилистым, и он мог нанести удар в самый дальний угол площадки, так что мяч касался линии, все еще оставаясь в зоне. Выиграть было невозможно. Мы с Неро потели и тяжело дышали, клянясь, что это будет игра, когда мы, наконец, победим его.

Иногда мне хочется, чтобы он вернулся к нам на день, чтобы он мог увидеть, как мы все выглядим взрослыми. Чтобы мы могли поговорить с ним, как равные.

Я желаю того же в отношении моей матери.

Она так и не увидела, кем мы стали.

Интересно, была бы она счастлива?

Ей никогда не нравилась жизнь мафии. Она игнорировала, притворившись, что не знает о том, что делал ее муж. Она была пианисткой, когда мой отец впервые увидел ее, играющей на сцене. Он неустанно преследовал ее. Он был намного старше ее. Я уверен, что она была впечатлена тем, что он говорил на трех языках, был начитан и хорошо образован. И я уверен, что его аура власти произвела на нее впечатление. Мой отец уже был главным доном Чикаго. Одним из самых влиятельных людей в городе. Ей нравилось то, кем он был, но не то, чем он занимался.

Что бы она подумала о нас? О том, что мы сделали?

Мы только что завершили масштабную застройку недвижимости на Южном Берегу. Смотрела бы она на это с благоговением или думала бы, что каждое из этих зданий было построено на кровавые деньги? Восхитилась бы она сооружениями, которые мы создали, или представила бы скелеты, погребенные под их фундаментами?

Бармен приносит напиток Данте.

— Могу я сделать для кого-нибудь еще? — он спрашивает нас.

— Да! — Аида говорит сразу.

— Хорошо, — соглашается Неро.

— Не для меня, — говорю я. — Я собираюсь уходить.

— Куда ты спешишь? — Неро говорит.

— Никуда, — я пожимаю плечами.

Я не знаю, как выразить, что я чувствую нетерпение и неловкость. Может быть, я ревную Данте, уезжающего в Париж со своей женой. Может быть, я также завидую Аиде и Неро. Они кажутся уверенными в своем пути. Счастливы в своей жизни.

Я нет. Я, блять, не знаю, что я делаю.

Данте встает, чтобы выпустить меня из кабинки. Прежде чем я уйду, он обнимает меня. Его сильные руки почти ломают мне ребра.

— Спасибо, что пришел сегодня, — говорит он.

— Конечно. Присылай нам открытки.

— К черту открытки. Пришли мне шоколад! — Аида выходит из себя.

Я слегка машу ей, и Неро тоже.

— Она давно не пила вина, — говорю я Неро. — Тебе лучше отвезти ее домой.

— Я сделаю это, — говорит Неро, — но если тебя стошнит в моей машине, я, блять, прирежу тебя, Аида.

— Я бы никогда, — говорит Аида.

— Такое уже было раньше, — рычит Неро.

Я оставляю их в кабинке, направляясь в теплый чикагский вечер. Сейчас лето, даже в десять часов вечера жара едва начинает спадать.

Мы близко к реке. Я мог бы пойти домой пешком по улице Рэндольф, но вместо этого иду по набережной, минуя все рестораны с гирляндами, отражающихся в темной воде. Я перехожу реку Норт, где улицы тише и не так ярко освещены. Я прогуливаюсь, засунув руки в карманы. Это хороший район, и я 6 футов 7 дюймов. Я не беспокоюсь, что меня ограбят.

Тем не менее, когда я слышу крик, я напрягаюсь и оглядываюсь в поисках источника шума.

Примерно в пятидесяти ярдах дальше по тротуару я вижу светловолосую девушку, борющуюся с мужчиной в темной одежде. Он здоровенный, с татуировкой в виде стрелы на бритой голове. Кажется, он пытается запихнуть ее в открытый багажник своей машины.

Девушка выглядит так, словно направлялась на вечеринку, на ней короткое платье и заоблачные каблуки. Каблуки не помогают ей удерживать равновесие, в то время как мужчина поднимает ее с ног и пытается швырнуть спиной в багажник. Она высвобождает руку и сильно бьет его по лицу, достаточно сильно, чтобы я мог услышать удар. Он отвечает ей еще более сильной пощечиной.

Это действительно выводит меня из себя. Прежде чем я успеваю подумать, что делаю, я бегу по тротуару, бросаясь прямо на него.

Как только ему удается запихнуть ее в багажник, прежде чем он успевает закрыть крышку, я врезаюсь в