Остров Тамбукту - Марко Марчевский

Когда я поделился моим решением с Мехмед-агой, он посмотрел на меня с сожалением и сказал:

— Рудники в Австралии — настоящее кладбище. Что тебе вздумалось живым себя похоронить?

— Я не могу ждать ничего лучшего.

— Почему же? Ты можешь отправиться на какую-нибудь плантацию на островах в Индийском океане. Там, по крайней мере, будешь работать на солнце и чистом воздухе, а не под землей. Я видел людей, вернувшихся из рудников в Австралии с расшатанным здоровьем, одной ногой в могиле.

— Я здоров, выдержу, — упорствовал я.

Мехмед-ага скорбно покачал головой и вздохнул:

— Хорошо, поезжай. Но знай, что это безумие.

И я знал, что безумие, но мое решение было непреклонно. Мне было уже невмоготу есть даром чужой хлеб — каждый кусок застревал у меня в горле. Я хотел работать, сам добывать себе пропитание. Безделье хуже всякой болезни. Лучше смерть, чем такая жизнь.

— Хорошо, — согласился Мехмед-ага. — Не буду тебе мешать. У меня есть знакомый агент, который набирает рабочих для одной английской компании. Я поговорю с ним.

Через несколько дней Мехмед-ага позвал меня и сказал:

— Сюда приехал англичанин, мой старый приятель. Его яхта стоит в старом порту. У него плантации на Кокосовых островах — где-то в Индийском океане. Говорил ему о тебе. Он согласен взять тебя хавилдаром, надсмотрщиком. Понравилось ему, что ты лекарь. Он хочет посоветоваться с тобой, какими лекарствами запастись в Александрии. Сегодня вечером он придет на тебя посмотреть. А я все же не советую ехать. Индийский океан далеко, трудно тебе будет вернуться обратно.

— Хоть бы у черта на куличках, все равно поеду! — воскликнул я возбужденно. — Надоело мне это бродяжничество без работы.

Мехмед-ага посмотрел на меня, и в его глазах засветилось теплое чувство.

— Понимаю тебя, молодой человек. Безделье — порок, а принудительное безделье с ума может свести человека. Но знай, что человек не чувствует прочной почвы под ногами вдали от родины.

— Моя родина и без того очень далеко, — промолвил я.

Старый турок снова грустно посмотрел на меня.

— Молод ты еще, нетерпелив. В молодости — сила, а в старости — мудрость. — Мехмед-ага вздохнул и добавил: — Послушай моего совета, заключай договор с англичанином только на один год. Тебе нужно оставить дверь открытой, чтобы вырваться живым из ада. Держись с достоинством. Или лучше предоставь, мне, я договорюсь об условиях со Смитом. Когда он придет, ты выйди. Неудобно тебя хвалить в твоем присутствии. Он любопытен, засыплет тебя вопросами, но и это устроим. Что бы он тебя не спросил, прежде чем ему ответить, ты на меня посмотри. Если буду в глаза смотреть — скажи правду. Человек, говорящий правду, не стыдится смотреть прямо в глаза. Если усмехнусь, можешь ему и соврать — как хочешь, твоя воля, — улыбка ни к чему не обязывает, не так ли? Но если я буду в землю смотреть и поглаживать бороду — ври мистеру Смиту. Ты из далекой страны, и Смит никогда не сможет проверить, где правда и где ложь. Но знай, чтобы хорошо лгать, не нужно быть из далекой страны.

— А к чему врать? — удивился я. — Я никогда не делал ничего такого, чего должен был бы стыдиться.

— А ты скажешь ли ему, что бежал со своей родины? — спросил Мехмед-ага.

— Да, скажу. Ведь это правда.

Мехмед-ага добродушно усмехнулся.

— Есть истины хуже лжи и ложь — лучше истины. Но вот и Смит. Он пришел раньше условленного часа — значит ты ему нужен. Посиди в твоей комнате, пока я не позову, и не забывай моих советов.

Действительно, шаги мистера Смита уже слышались совсем близко, за решетчатой перегородкой. Я незаметно вышел через заднюю дверь трактира. Вернувшись в мою маленькую каморку, я загляделся в окно. Тяжелые листья пальм в саду висели неподвижно. Сквозь розовые кусты поблескивали воды моря. В тени важно расхаживали пышные павлины. Совсем не такой представлял я себе огнедышащую Африку, тревожившую мои юношеские сны. Та, другая Африка, была обманом, созданным волшебниками пера.

Слуга Ибрагим подошел тихо, на цыпочках, к окну.

— Повезло тебе, приятель, — сказал он, — Мехмед-ага зовет тебя.

Я застал Мехмед-агу и англичанина сидящими на тахте. На маленьком столике перед ними стояли холодные закуски и две бутылки: одна с вином — для англичанина, а другая с коньяком — для Мехмед-аги. Как мусульманин он не пил вина.

Мистер Смит был высок и тонок, как жердь. Его продолговатое сухое лицо застыло в ледяном спокойствии. Серо-стальные глаза смотрели пристально и проницательно. Что-то неприятное и отталкивающее было в этом холодном взгляде. Мне показалось, что он осматривает меня так, как наши барышники осматривают лошадей на торге.

Мехмед-ага указал мне на свободный стул, и я сел напротив него, как мы уговорились.

— Вот он, мой доктор, — добродушно сказал он и налил мне рюмку вина, которое пенилось и шипело. — Побеседуйте, юноша говорит по-английски!

Я снова посмотрел на англичанина. Лицо у него было худое, как у человека, живущего впроголодь, но кожа была гладкая, почти без морщин — старость еще не успела наложить свой нерадостный отпечаток. Жиденькие волосы на макушке были белы как снег. Трудно было определить какого он возраста. Люди, подобные мистеру Смиту, преждевременно стареют в пятьдесят лет, но, дожив до шестидесяти, выглядят моложе своих лет. Он немедля засыпал меня таким количеством вопросов, что я не успевал посматривать на Мехмед-агу, прежде чем ответить и, чтобы не сделать ошибки, я мямлил неопределенные: «О, сэр...», «Нет, сэр...»

— Подожди, старый друг, — обратился Мехмед-ага к любознательному англичанину. — Мой лекарь не настолько знает английский и может запутаться. Время наше, незачем торопиться. Говори медленнее. Дай ему срок спросить свое сердце, прежде чем ответить. Самые чистые слова идут от сердца.

Плантатор повторил свои вопросы. Отвечая, я посматривал на Мехмед-агу, который то поглаживал свою бороду, то лукаво усмехался. Но вот мистер Смит опять ускорил темп.

— Почему вы уехали из вашей родной страны? — спросил он, стараясь угадать причину. — Наверно, какое-нибудь юношеское увлечение?

— Нет, сэр.

— Догадываюсь. О, молодость, молодость! — обернулся он к Мехмед-аге. — Старики осуждают твои проказы и все же жалеют, что не могут их делать. А к чему у вас склонности? К спиртному?

— Нет, сэр...

— К картам?

— О, сэр...

— К женщинам?

— Нет, сэр...

— На Кокосовых островах этого и нет. Предупреждаю вас.

— Понимаю, сэр...

— Туземцы... Черные, тонконогие, нечистоплотные, отвратительные...