Быль и небыль - Тамара Григорьевна Габбе

стоит большущий-пребольшущий, нигде такого не видывал.

Заходит он в дом, а в доме никого нет, пусто.

Он одну дверь отворил, другую отворил, туда заглянул, сюда посмотрел — и видит: стоит стол накрытый, и на столе много всякой еды и вина всякого разного.

Только он хотел за стол сесть, слышит — за стеной кто-то голос подает:

— Коли ты добрый человек, поди сюда!

Он пошел. А там женщина, незнаемо какая, родами мучается. И некому у ней младенца принять, и некому обмыть.

Ну, мужик принял у ней ребеночка, прибрал, обмыл да тут же и окрестил.

После того повела его эта женщина к столу, посадила и давай угощать. Наелся бедный брат так, что бока на сторону, и вина напился допьяна.

А женщина ему и говорит:

— Иди теперь схоронись до поры под печку. А то худо будет. Придет мой муж и убьет тебя.

Он пошел, залез под печь и сидит там.

Слышит: застучало в дверях — приходит муж той бабы.

Зашел в дом, спрашивает:

— Что это будто у нас русским духом пахнет? Нет ли кого чужого?

Она говорит:

— Чужих нет.

Ну, он больше спрашивать не стал, сел за стол.

— Давай, жена, ужинать.

Она подает. То подает, другое подает, а потом и говорит:

— Да, ты ведь и не знаешь, что тут без тебя было.

— А что было?

— Да кабы не добрый человек, я бы, может, и по земле боле не ходила.

— А чем тебе добрый человек помог?

— То-то, что помог. Сынка принял. И обмыл, и окрестил. Теперь он нам кум.

— А где же он у тебя? — спрашивает тот мужик.

— Да вон под печкой сидит.

— Ну, кум, выходи! — говорит хозяин. — Выходи, не опасайся. Попьем, поедим!

Вылез бедный из-под печки и сел за стол с новым кумом.

Пьют да едят да песни поют.

А бедный нет-нет и задумается.

— Ох, — говорит, — кум, я-то здесь сыт да пьян, а дети и жена дома голодом сидят.

— Не толкуй, кум! У меня им брошен узелок оржаной муки — хватит до твоего приезду.

Один день гостит мужик у кума с кумой и другой день гостит.

А на третий говорит куму:

— Пора мне, куманек, в город ехать.

— Что же, коли надо, поезжай. Я тебе своего Серка дам.

И вот запряг он куму Серка и насыпал целый воз пшеницы, а кумушка в скатерку попутничков завязала.

— На тебе, кум! Хватит, пока домой не приедешь!

Взял он эти попутнички и сел в сани. А кум ему и говорит:

— Поезжай с богом. Да только крепче на возу держись. В гору поедешь — там твоя лошадь стоит. Я ей сена подбросил. А под гору поедешь — там твой брат лежит. Его опрокинуло и возом придавило. Так ты, когда мимо проезжать будешь, задень легонько за роспуски, вот и выручишь его. Прощай, кум!

Махнул он шапкой. И как махнул, так и покатил этот Серко — только снег из-под саней по́рхает. А править им и не надо — сам знает, куда идти. Да только не идет, а ветром летит.

Бедный брат привалился на возу ни жив, ни мертв. Вот, — думает, — убьет его Серко.

Да нет, ничего, живой едет — хоть и скоро да споро.

Идет мимо горы, где лошадь была оставлена. Смотрит-смотрит, а ее едва видать, до того много сена кругом навалено!

Стал под гору спускаться. Верно — братний воз опрокинут лежит, и хозяин под ним чуть жив.

Ну, он мимо поехал, за роспуски задел и распрокинул воз.

Поднялся богатый брат и поехал вслед за бедным. Да только теперь и не угнаться за ним. Зря лошадь мучает. К вечеру добрался до постоялого двора. А брат уже там, — вместе пристали ночевать.

Богатый спрашивает бедного: где, мол, такого коня взял?

Тот рассказывает: так, мол, и так.

Богатому это обидно показалось.

«Пойду, — думает, — на двор и наложу ему каменьев в воз. Пускай пристановит своего Серка».

Подумал и сделал. Ночью пошел во двор и давай под хлеб да под рогожу каменья класть. Кладет, кладет — полкуба наложил…

— Ну, теперь, — говорит, — с места не скрянуть.

И пошел обратно в избу.

Утром, чуть свет, собирается богатый брат в город. А бедный еще на печи лежит.

— Поезжай, — говорит, — братец, вперед. Я тебя настигну.

«Настигнешь теперь! — думает богатый брат. — Как бы не так!»

Вот едет он, едет, погоняет коня. А сам нет-нет да и оборотится назад — не видать ли брата?

Раз оборотился, другой оборотился — никого не видно.

А в третий раз обернулся да поглядел — снег столбом стоит! Вот он — Серко! Догоняет, догоняет — и перегнал!

Богатого брата ажно пот на морозе прошиб.

Думает: «Что ж такое? Столько каменья наложил, а он везет, воза своего не слышит…»

И вот приехали оба брата в город. Стали рядом и раскрыли воза.

Пошел народ пшеницу покупать.

Подойдут к богатому брату, посмотрят: ничего, хлеб как хлеб.

А подойдут к бедному брату — и остановятся: не видано такой пшеницы! Зерно в зерно! И где выросла!

Стали вокруг него толпиться, толкаться. Всякому купить охота.

Распродал бедный брат всю пшеницу — до зернышка. Глядь, на дне воза, где каменье было наложено, — сахарные головы лежат.

Богатый брат как увидел это дело, так почернел весь.

А бедный уж и дивиться перестал.

— Сахару, — говорит, — кому надо? Сахар продаю!

Продал — и цельный мешок денег выручил.

Потом воз закрыл, сел на возу.

— Прощай, — говорит, — братец! — И махнул шапкой.

И как махнул — так Серко и покатил, что сильней ветру!

Привез его обратно, к куму.

Кум спрашивает:

— Ну, что? Продал пшеницу?

— Продал, — говорит и подает куму денег мешок.

А тот не берет.

— Тяжел ли мешок? — спрашивает.

— Ничего!

— А довольно ли тебе на поправку будет?

Бедный брат только кланяется.

— Довольно, кум.

— Ну, садись теперь с дорожки пообедать! И винца попьем.

Сели за стол. Бедный и говорит:

— Мне-то здесь хорошо. А дети там голодом!

— Не толкуй, кум! У меня им два узелка брошено. Хватит до твоего приезду.

Два дня погостил мужик у кумы с кумушкой,