Тигион - Владимир Вейс

Дурды-Мурды показал рукой в иллюминатор: там детской игрушкой замаячила буровая вышка. Базировались колодцекопатели в двухстах метрах от посёлка буровиков. Поэтому вертолёт пошёл на посадку.

Ничего похожего на строительство колодца не было. Сергей увидел хибару из самана, которую, вероятно, построил самый ленивый из известной троицы поросёнок Ниф-Ниф. Неподалёку застыл в нелепой позе колёсный трактор «Беларусь», был ещё холм какой-то глины, спёкшейся на солнце в тёмную, шоколадного цвета массу. За холмом мелькнуло и пропало серое кольцо колодца.

Бригада строителей собралась в полном составе. Семь человек поочерёдно протягивали то ли грязные, то ли загоревшие до коричневых оттенков кожи руки для приветствия. Затем все расположились под навесом из брезента с восточной стороны домика, который оказался достаточно крепким (всё-таки его построил трудолюбивый Наф-Наф!). Горячий ветер пустыни нёс удушье начинающейся жары. Было часа два до полудня, небо потеряло синеву, превратившись в блёкло-грязную шатровую накидку.

Пили зелёный чай и вели неспешную беседу. Больше о политике, которую делали в Москве. За тысячи километров от столицы СССР в пустыне, оторванные от жизни, строители, комсомольский функционер и главный инженер треста задавали Сергею вопросы односложные, но с глубоким подтекстом: «А правда ли то, что?» Лемешев не знал, от чего больше устал: то ли от жары, то ли от искреннего интереса людей к жизни политической верхушки. А что в ней интересного? Люди у власти были такими же в своих обыденных поступках, как все смертные, но у них было больше возможностей предавать своим страстишкам статус государственной необходимости.

Наконец, бригадир, невысокий коренастый туркмен с чёрной копной волос, перемешанной с песком, придавшим голове пепельный налёт, оценил скрытое раздражение гостя, вынужденного говорить, а не заниматься делом, кивнув ему и Паше-мотористу, направился к колодцу. Лемешев с радостью схватил свой рюкзачок и вышел за бригадиром.

В пустыне с полудня до шестнадцати часов негласным распорядком дня установлен обед с дремотой. В норах в это время спали тушканчики, степные лисы и волки, вараны «зем-зен». Даже змеи, найдя тень в сплетениях пустынной полыни, экономили силы для ночной охоты на мелких грызунов. Лишь медленно ползущие черепахи в растерянности смотрели на свои укрытия, не понимая, как это они отважились покинуть их?

У Мереда-ага был свой резон быстрее ознакомить москвича с колодцем. Ему надо было к вечеру закончить облицовку самой нижней части южной его стены.

Внешне колодец пустыни не отличался от обычных, какие можно встретить в сельских дворах туркмен, где не было водопровода. Снаружи он представлял собой кольцо, обложенное кирпичом и покрытое слоем штукатурки, в которой было больше цемента, чем песка. Если заглянуть в такой колодец в ауле, то можно увидеть тёмные отблески воды. Сергей ничего, кроме пустоты, в нем не увидел. Его «о-го-го!» безвозвратно ушло в нутро колодца.

Моторист засмеялся:

– Ответа не жди.

Однако Сергею показалось, что эхо всё-таки пришло вздохом человека, ослабевшего в бесполезных потугах выбраться на поверхность, «ой-ой-ой»…

Бригадир лично осмотрел трос, заставив моториста запускать лебёдку на спуск и подъём. Ещё раз изучил состояние «парашюта» – кожаных ремней, переплетённых крест-накрест в виде сиденья. Включил свет в колодце: по электрическому проводу от генератора трактора вниз была спущена 12-ваттная лампочка. Всякое ведь предполагалось! Профессия колодцекопателя опасна. И об этом говорили их названия. На севере Каракумов один такой назвали «Адамбосаном» – «Человека задавило», рядом «Адамо; клен» – «Человек умер». В ста сорока километрах к северу от Ашхабада – «Ойкенсиз» («Нечем дышать»), а чуть ближе к Старому Мерву есть колодец «Джангуторан» («Спас себя»). Колодец с таким названием копал сам Меред-ага. Это его слава!

И, дав инструкцию ни в коем случае не приближаться к краям и не трогать стены, пригласил москвича занять место в «парашюте».

– Несколько снимков и сразу же наверх! – напутствовал бригадир. Его важным кивком головы поддержал главный инженер. Инструктор остался в кибитке. Было слышно, как он кричал, захлёбываясь от смеха: «Вах, шайтан, вах-вах, шайтан!»

Когда Сергей занёс ногу, чтобы просунуть её между ремнями «парашюта», вертолёт, взревев двигателем и подняв песчаную бурю, резко ушёл на юг. Он улетел на базу до завтра. Сергей Лемешев не знал, что это завтра будет совершенно отличным от других дней его жизни.

Впоследствии Сергей вновь и вновь будет пытаться повторить спуск в колодец, приведший его к находке, которая перевернула его жизнь в самом буквальном смысле…

Итак, всё начиналось с неторопливого спуска вниз. Когда пошли оштукатуренные стены колодца, ещё освещаемые дневным светом, у него вывалилась записная книжка. Она, шурша, прошлась по жерлу колодца, а затем где-то далеко шлёпнулась. Звука Сергей не услышал, ревел двигатель трактора, но появилось представление о шлепке. Сергей незло выругался, но тотчас же забыл о блокноте, потому что сравнил колодец с глубоко врытой в землю гигантской пушкой, из которой Жюль Верн запустил снаряд к Луне.

Ствол колодца книзу постепенно расширялся, превращаясь у дна в сферу для заполнения двумя-тремя тоннами холодной пресной воды. Ею можно вдоволь напоить отару овец. Ничего интересного в стенках колодца, обработанных цементом, Лемешев не увидел, хотя предполагал за ними настоящее наслоение геологических эпох.

Вчера в ресторане, между тостами, в их беседу вмешался оказавшийся за соседним столиком директор Института пустынь Академии наук республики Агаджан Бабаев. Он бубнил специфическими терминами о том, что Каракумы – это намётанный древними реками песок, что раньше здесь было сравнительно мелкое море, подступавшее к Памиру. Доказательства – в найденных в песке пустыни морских кораллах и окаменевших страусиных яйцах.

Когда ноги коснулись дна колодца, движение остановилось. Там, наверху, трос был размечен красными полосками, а журналист перед спуском гадал, глядя на банку с краской, зачем здесь малярные работы?

Только тишина и тьма, потревоженные дыханием человека и автомобильной лампочкой, испуганно мерцавшей на глубине 220 метров. Сергей, слегка раскачиваясь в «парашюте», думал о том, что 120 миллионов лет назад здесь было тёплое мелководье моря. А, может быть, остров с тропическими растениями и животными. Различные твари, ползающие, прыгающие и летающие, грызлись между собой. Они подавали пример обезьянам, а те сохранили этот образ жизни для людей…

Сергей усмехнулся. Он увидел записную книжку, валявшуюся птицей, сбитой и распластавшей белые листочки, как небольшие крылья. Презрев предупреждение бригадира Мереда-аги, вылез из «парашюта» и встал на грунт. Дно дрогнуло, словно живое, потому что под ним уже накапливалась вода, просачивающаяся из подземной линзы. Свет лампочки, бросаемой при движении сполохи, освещал не до конца обрешеченную стену. Оставался лишь сегмент в рост ребёнка. Там была земля невероятной древности!

Лемешев, опустившись на колени, дотронулся руками до грунта и ощутил прохладу сыроватого песка, который был крупнее того, что наверху, горячего, пыльного, истерзанного ветром. Сергей прижался ладонями и щекой к влажному песку, как путешественник, вышедший из жаркой пустыни и упавший на берегу моря. Остатки похмельного вхождения в рутинный репортаж вмиг исчезли. Неплохо бы найти в этом песке древнюю ракушку или окаменевшее яйцо какого-нибудь «завра» той эпохи!

Лемешев, как ему казалось, осторожно погрузил пальцы в песок. Тот уже подсох, даже на такой глубине, и легко поддался. Ещё усилие и кончики пальцев действительно упёрлись в нечто твёрдое. У Сергея сразу же от волнения захватило дух: либо это камень, либо яйцо динозавра! Ладони уже ощущали его гладкую поверхность. Наконец обе руки захватили некий круглый предмет. Внезапно зашуршало под ногами. Молодой человек замер, вспомнил об инструктаже бригадира быть осторожным. Но когда он решился рвануть находку, стремительная лавина песка опрокинула его.

Конец ознакомительного фрагмента.