Вдоль по лезвию слов (сборник) - Тим Скоренко

– Как улов? – спрашивает брат.

Июля демонстрирует ему полную корзину.

– Ну и ладненько. – Он доволен.

Мать вышивает что-то в комнате за кухней. При появлении Июли она прячет вышивку.

– Я принесла яйца, оставила на кухне.

– Спасибо, милая.

В доме один постоялец, живёт уже третий день, платит серебром, щедрый. Ему лет двадцать пять, он красивый, нравится Июле. Поутру он выходит на балкон голый по пояс, но уже при шпаге, потягивается, потом садится на лошадь и едет к лесу – фехтовать.

– Уже ушёл? – спрашивает Июля.

– Пять минут как, – отвечает мать.

Он нравится матери. Но она боится, что он одурачит её девочку.

Июля выходит.

– Ты куда? – спрашивает мать.

– Лошадь надо вывести.

Лошадь у них одна. Никакая не породистая, просто обычная лошадь, выхоженная ещё жеребёнком. Но молодая и сильная. Два раза в неделю брат впрягает её в телегу и едет на базар в город.

Июля заходит в стойло, гладит Пеку по морде. Пека отворачивается. Конечно, ей хочется чего-нибудь вкусного, а тут – пустая рука.

Июля выводит Пеку на улицу. Пека щурится и болтает головой. Июля легко забирается на лошадь. Июля не знает, что такое седло. Она видит сёдла на лошадях проезжающих, но не понимает их смысла. Когда седла нет, и лошади проще, и чувствуешь её лучше.

Июля едет к опушке.

Она отпускает Пеку у самого дуба, и Пека убегает в поле.

Июля крадётся к полянке.

Там, на полянке, Марк размахивает своей шпагой, красивый, гибкий, ловкий. Карлин, его конь, привязан рядом, ухоженный, чёрная грива блестит, седло начищено.

Марк двигается ловко, кажется, попадись ему сейчас враг, тому не поздоровится. Июля наблюдает за Марком из-за дерева.

Марк оглядывается и смеётся.

– Выходи, красавица.

Июля робко показывается на свет.

– Что прячешься?

Июля молчит, краснеет.

– Ну, не красней, красавица, кровь с молоком, – весело говорит Марк. – Хочешь, со шпагой обращаться научу?

Она улыбается, кивает.

Шпага тяжёлая. Она тянет руку вниз, Июля не понимает, как это Марк так легко размахивает ей, наносит удары невидимому сопернику, срезает ветки и кусты.

– Вот так, вот так держи, – показывает Марк, обнимает её, придерживает шпагу.

Июля вся горит. Ей хорошо.

Июля вспоминает поцелуй Марка, вспоминает его прохладные руки, его упругое тело. Июля боится, что мама догадается. Июля идёт в своё тайное место на другом краю маленького леса.

Здесь овраг. Он порос кустами, и только Июля знает, что через эти колючие заросли можно пройти и спрятаться на крошечном пятачке травы на самом дне оврага. Она сидит, поджав ноги, ей хорошо, ей сладко от воспоминаний и страшно.

Она чувствует чьё-то присутствие. Она оборачивается. Среди кустов стоит зверь. У него огромная голова, поросшая густой шерстью, короткая тупая морда, маленькие чёрные глазки. Загривок возвышается над головой, такую шею ничем не сломаешь. У него тяжёлые лапы с огромными когтями. Он медленно подходит.

Июле страшно, но она старается не показать своего страха. Зверь горячо дышит ей прямо в ухо. Июля протягивает руку, гладит зверя. Тот утробно ворчит. Июля убирает руку. Зверь смотрит на неё, разворачивается и уходит, каким-то образом неслышно пробираясь между кустов.

Июля поджимает колени к подбородку. Её платье испачкано.

Деревянный зверь бежит по шарику. Он месит лапами пустыни, он протаптывает тропы в горах, он переплывает моря.

На холме деревянный зверь останавливается и смотрит вниз. А потом он начинает лаять, страшно, хрипло, с подвываниями. И на зов деревянного зверя стекается его войско. Из-под земли вылезают кроты, уродливые деревья ползут, цепляясь корнями за почву, коршуны кружат на фоне белого лунного диска, медведи проламывают заросли своими необъятными тушами.

Деревянный зверь оказывает в центре круга, он ревёт и лает, скулит и брызжет слюной.

Демиург с удовлетворением смотрит на деревянного зверя. Кажется, он удался даже лучше, чем глиняный.

Демиург потирает узкие ладони, его чёрные глаза превращаются в щёлочки.

Сегодня обед удаётся Июле как никогда. Она готова сама тут же съесть ароматную картошку с пряностями, грибную подливу, свежесорванные влажные помидоры. Марк должен приехать с минуты на минуту, дети уже ждут его во дворе.

Однажды он уехал. Когда мать узнала, что Июля на сносях, она сказала: «Что ж, ты сама выбрала свою судьбу». А в день, когда родился Гриха, дверь затряслась от стука. Марк не смог забыть деревенскую девочку, с которой его свела судьба.

Грихе уже почти шестнадцать. Он хочет жениться на соседской Майе, но Июля уверена, что это пройдёт.

Марк въезжает во двор, по-прежнему красивый, сильный. На его щеках и на лбу появились жёсткие складки. Он соскакивает с лошади и обнимает Каму. Кама запрыгивает к нему на руки, обвивает его ногами. Он кружит Каму, девочка смеётся. Гриха смотрит на детские игры свысока. «Здравствуй, отец», – говорит он. Гриха до сих пор не понимает, почему Марк не увёз Июлю, а остался в её деревеньке. Теперь в деревеньку приезжают богато одетые господа, чтобы заказать шпагу лучшему оружейнику в провинции.

Июля выходит на крыльцо. Марк улыбается, целует её. Вкладывает в её руку какой-то свёрток.

Июля любит подарки, и Марк никогда не возвращается из города с пустыми руками.

– Обед готов, – говорит она шёпотом.

– Ты шепчешь, чтобы дети не узнали? – шутит Марк.

Июля говорит:

– Дети! Мыть руки и за стол!

Кама бежит в дом.

Гриха идёт за ней. Он ещё не знает, что через неделю, на его шестнадцатилетие, отец подарит ему свой лучший клинок. И будет учить мастерству серьёзно. Гриха перестанет подавать инструменты, таскать воду и раздувать меха. Гриха будет ковать клинки. Марк рассказал об этом Июле, и она рада.

Они сидят за столом. Июля хлопочет, носит еду, ставит на стол, накладывает на тарелки. Кама хрустит огурцом. Гриха уныло жуёт картофелину.

– В городе нынче неспокойно, – говорит Марк. – Ремесленники волнуются, народ нищает, управитель заперся в замке и думает, как утихомирить людей.

– Это было всегда, кажется, – отвечает Июля.

– Сейчас особенно. Если управитель не предпримет серьёзных мер, он поплатится головой.

– Тебе жалко его голову?

Марк усмехается.

– Не очень. Но как бы до нас волна не докатилась.

– Какая волна?

– Будут набирать рекрутов.

Марк смотрит на Гриху. В сердце Июли появляется иголка.

Июля никогда не молилась. Она видела, как это делает мать, но сама – никогда. Теперь поздно начинать. Поэтому Июля идёт к опушке леса. Дуб, старый родной дуб, почти засох за год. С тех пор как в него ударила молния, он чахнет и чахнет. Его корни всё дальше выбираются из-под земли, кора отваливается целыми пластами.