Вдоль по лезвию слов (сборник) - Тим Скоренко

Толпа начинает роптать, к Берту проталкивается Систей.

– А кто убил? – кричит он. – Кто?

Я смотрю на Хоспейна во все глаза. В какой-то момент я встречаюсь с ним взглядом.

– Я убил, – говорит Хоспейн и трогается с места.

Это красивая картина.

Он едет через толпу, молча, высокий, статный, в широкополой шляпе, с револьверами на поясе. Он едет медленно, и толпа расступается перед ним, перед этим хорошим человеком, никогда ни в чём не отказывавшим, принесшим в город свет и доброту. Он едет через толпу, и все молчат и просто провожают его взглядами.

Так он и едет, и удаляется, и спина его становится меньше и меньше.

Так он и едет вплоть до тех пор, пока старик Картер не вскидывает своё древнее ружьё и не всаживает ему в спину заряд свинца.

Когда этот рассказ озвучили в проекте «Модель для сборки», посыпались негодования от слушателей: где сюжет? почему всё так просто? слита концовка! Для меня это было в какой-то мере удивительно, поскольку концовка получилась именно такой, какой я её и задумывал. Никакой интриги рассказ не подразумевает, читатель должен понимать всё с самого начала и к логическому концу прийти задолго до меня, автора.

Потому что основное назначение «Бремени…» – это продемонстрировать стилистические возможности использования настоящего времени. Показать, что оно способно не только придавать рассказу динамичность, как полагают многие, но, напротив, растягивать его, размазывать по тарелке, если мне будет позволено так выразиться.

А завершить всё можно быстро, буквально одной фразой. Что и я сделал.

Тихие игры

Больно, чёрт меня дери. Встаю, отряхиваюсь. Оглядываюсь на забор. Сволочь ржавая, подогнулся, пошёл вниз, ни черта красиво не получилось. Бочонок ржёт, перегибаясь пополам. У меня вся задница – сплошной синяк, а он ржёт, падла, камеру чуть на землю не роняет. Киря поумнее будет, улыбается, но спрашивает:

– Живой?

– Живой, куда денусь, – отвечаю.

Переступаю через поваленную часть сетки. Двигаться больно. Иду к Бочонку.

– Чего ржёшь? – ору.

Бочонок прекращает смеяться, испуганно прижимает к себе камеру.

– Ты снял это или нет? Я что, зря жопу об асфальт долбанул? – ору ещё громче, прямо ему в лицо.

– Снял, снял, – он тычет в камеру пальцем-сосиской.

Беру у него камеру, включаю воспроизведение, смотрю в объектив. Получилось не так и плохо. Вполне естественно. Вот парень в джинсах забирается на забор, тот прогибается, проваливается, парень падает на асфальт, хватается за ушибленное место. Ага, вот тут Бочонок уже засмеялся, камера снимает асфальт. Всё, выключил камеру.

– Пойдёт, – говорю снисходительно.

Впрочем, даже неплохо, что забор упал. Получился прямо какой-то спецэффект.

Милка круглит глазищи на меня. Никакого сочувствия. Будто-это-так-и-надо.

– Пошли. Следующий кадр, – говорю.

Переползаем через сетку: я, Киря, Милка, Бочонок и Алёна. Гаврика сегодня нет: он барыжит какую-то тачку, битую десяток раз. Зная Гаврика, уверен, что получится.

Гаврик – самый старший. Ему двадцать один. Самый младший – Бочонок, ему четырнадцать. Но он отличный оператор, ничего не скажешь.

– Вот лестница.

– Снимаю снизу, – говорит Бочонок.

– О’кей.

– Смотри не навернись, – предупреждает Киря.

У него в руках две дощечки, выкрашенные в чёрный цвет, с белыми полосками. Сам сделал. Похожи на настоящую штуку для киносъёмок, как она там называется. Он щёлкает. Я запрыгиваю, цепляюсь руками за нижнюю площадку лестницы, подтягиваюсь, забираюсь.

– Блин, задницей всё закрыл! – вопит Бочонок. – Но беги, продолжай! – добавляет.

Бегу по лестнице вверх, цепляюсь за металлические перегородки, разворачиваюсь, бегу быстрее.

– Стоп! – кричит Киря.

Останавливаюсь, выглядываю из-за поручней.

Бочонок просматривает реплей. Сейчас начнётся самое сложное. Нужно будет запихнуть Бочонка на лестницу. Блин, кто проектировал эти пожарки?

Спускаюсь до нижней площадки. Бочонок говорит:

– Лестницу давай.

Оглядываюсь. Я не подумал. За моей спиной опускающаяся до земли лестница. Но она на замке.

– Замок, – говорю я.

– Держи, – отзывается Алёна.

Это не девушка. Это скала. Она офигительно красивая. Рыжая, и лицо тонкое, будто у какой графини средневековой, нос с горбинкой, губы узкие. Женственная, сильная. И характер – ничем не пробьёшь: сказала – как отрезала. И всегда знает, чего хочет.

У неё в руках обломок трубы, вроде монтировки. Она бросает его мне, я легко ловлю.

– Спасибо.

Двумя ударами сбиваю замок. Высвобождаю лестницу. Она с грохотом съезжает вниз.

– Во! – удовлетворённо произносит Бочонок, ползёт вверх, бережно сжимая камеру.

Я принимаю камеру, помогаю ему залезть. Он забирает прибор обратно, пыхтит, поднимается дальше. На лестницу запрыгивает Алёна. Я подаю ей руку. Она стреляет глазами, но не отказывается от помощи. Проходит мимо, я вдыхаю её запах.

За ней идёт Милка. Её взгляд, как всегда, пуст. Последним забирается Киря. Бочонок кричит сверху:

– Всем стоять! Рэд, пошёл!

Мне нравится, когда меня зовут Рэд. Да, на самом деле я Тимур, но Рэд – это стильно. Хоть я и не рыжий. Но зато я – Рэдрик Шухарт.

Я стартую. Бегу вверх точно так же, как несколько минут назад. Проношусь мимо Бочонка, который вжался в парапет тремя уровнями выше. Ещё пара этажей – и я наверху. Запыхался, не так-то это и просто.

Бочонок поднимается следом, выходит на крышу.

– Иди к лестнице, спустись на пролёт, беги вверх, потом – к месту прыжка.

Делаю то, что он сказал. Ребята ещё далеко внизу, что-то они застряли.

Выскакиваю на крышу, Бочонок снимает. Бегу к пролёту.

– Стой! – командует Бочонок. – Отойди, планы для монтажа возьму.

Он снимает крышу, ходит кругами, пригибается. Снимает сверху улочку, через которую я буду прыгать.

На крыше появляется Алёна, за ней остальные.

– Ну как? – спрашивает Киря.

– Нормально.

Киря снимает рюкзак, достаёт верёвку.

– Точно страховать не нужно?

– На той стороне подстрахуй, чтобы поймать, если что.

Бочонок суетится, меняет кассету.

– Сегодня доснимем? – спрашивает он.

– Вряд ли, – говорит Киря. – Последнюю сцену долго снимать. Может, и завтра не закончим.

– Но так мало осталось!.. – мечтательно произносит Милка.

Она у нас играет красавиц. Неделю назад снимали в баре, который принадлежит другу Гаврика. Этот бар выполнял у нас функцию «Боржча». Бармен изображал сам себя, с лёгкостью включился в процесс. Посетители тоже подыграли. Милка играет проститутку, с которой флиртует Рэд и другие сталкеры. Проститутку мы сделали из дочери Стервятника. По-моему, так правдоподобнее. Впрочем, Стругацкие этого не увидят, да и не мне судить. Сценарий почти весь писал Киря, мы с Бочонком только подправили. И Алёна немножко тоже.