Гарри Поттер и Орден Феникса (Анна Соколова) - Джоан Роулинг

Он свернул на Магнолия-кресчент,[7] дошел до середины, потом завернул в узкий проулок за гаражами, где когда-то впервые столкнулся со своим крестным. По крайней мере Сириусто, кажется, понимал, каково приходится Гарри. Хотя в его письмах тоже не было никаких важных новостей, но уж во всяком случае дразнящих намеков крестный не писал, а предостерегал и утешал:

«Твое разочарование всем происходящим мне понятно… Будь паинькой и все образуется… Будь осторожен и не совершай опрометчивых поступков…»

«Ну и ладно, — размышлял Гарри, пройдя Магнолия-кресчент и свернув на Магнолия-роуд, в сторону темнеющего парка с детской площадкой, — я делаю все (ну, почти все), как советует Сириус». Во всяком случае, он не поддается искушению привязать к метле сундук и своим ходом отправиться в Нору.

На самом деле Гарри считал, что ведет себя просто идеально, — учитывая свое отчаяние и злость на то, что приходится так долго торчать на Прайвет-драйв и прятаться на клумбах в надежде услышать хоть какой-нибудь намек на то, чем занимается Лорд Волдеморт. И все-таки, как ни крути, досадно выслушивать подобное от человека, который двенадцать лет провел в Азкабане, тюрьме для магов, сбежал оттуда, чтобы совершить убийство, за которое и был осужден изначально, а потом скрылся от преследования на украденном гиппогрифе.

Гарри перелез через запертые ворота парка и побрел по выжженной солнцем траве. Парк был так же пуст, как и окрестные улицы. Подойдя к качелям, Гарри сел на те последние, которые еще не успел сломать Дадли со своими приятелями, обхватил рукой цепь и, понурившись, опустил голову.

Теперь он даже на клумбе Дарсли прятаться не сможет. Завтра придется изобрести другой способ слушать новости. А пока ему предстоит только очередная изматывающая, тревожная ночь, потому что даже когда кошмаров о Седрике нет, то мучают сны про длинные темные коридоры, которые вечно заканчиваются тупиками и запертыми дверями, — наверное от безысходности, в которой он оказался наяву. Порой шрам на лбу тревожно саднил, но Гарри больше не обольщался, что этот факт заинтересует Рона, или Гермиону, или Сириуса. Раньше шрам болел, предупреждая, что Волдеморт становится все сильнее, а теперь, когда Волдеморт вернулся, друзья скорее всего напомнят, что постоянное покалывание вполне закономерно… что волноваться не о чем… что эта новость устарела…

Гарри так остро осознал всю несправедливость происходящего, что захотелось заорать от бешенства. Если бы не он, то никто бы и не узнал, что Волдеморт вернулся! И в награду за все он уже целых четыре недели торчит в этом Литтл-Уингинге, без всякой связи с магическим миром, опустился до того, что просиживает на корточках в чахлых бегониях, лишь бы иметь возможность послушать о воднолыжных достижениях волнистых попугайчиков! Как мог Дамблдор так запросто о нем забыть? Почему Рон и Гермиона встретились, а его даже не пригласили? Как долго еще придется по совету Сириуса сидеть смирно и быть пай-мальчиком? Сколько еще бороться с желанием написать в дурацкий «Ежедневный Пророк» и ткнуть этих идиотов носом в то, что Волдеморт вернулся! Сердитые мысли крутились в голове у Гарри и снедали его изнутри, а вокруг опускалась душная бархатная ночь, полная запахов теплой сухой травы, и тишину нарушал только приглушенный гул машин с дороги за парковой оградой.

Гарри не знал, как долго просидел на качелях, пока его размышления не прервал звук голосов, заставив поднять взгляд. Призрачного света окрестных уличных фонарей вполне хватало, чтобы разглядеть очертания проходивших по парку людей. Один из них во весь голос распевал непристойную песенку. Остальные хохотали. Тихо стрекотали цепи дорогих гоночных велосипедов, которых они вели рядом с собой.

Людей этих Гарри знал. Фигура впереди, несомненно, принадлежала его кузену Дадли Дарсли — в сопровождении своей преданной свиты тот направлялся домой.

Дадли как был, так и остался необъятным, но год жесткой диеты и открывшийся у него новый талант несколько изменили его телосложение. Дядя Вернон с упоением сообщал любому, готовому послушать, что недавно Дадли стал «чемпионом в тяжелом весе среди юниоров на турнире по боксу школ Юго-Востока страны».

«Благородный спорт», как именовал это занятие дядя Вернон, сделал габариты Дадли еще внушительнее, чем они представлялись Гарри во времена их учебы в начальной школе, когда он служил Дадли первой боксерской грушей. Теперь Гарри своего кузена не боялся, но все же не считал, что Дадли, обученный бить сильнее и точнее, — это повод для радости. Все дети в округе боялись Дадли куда больше, чем «этого мальчика Поттера», который, как их предупреждали, — отъявленный хулиган и учится в Интернате св. Брутуса для неисправимых малолетних преступников.

Гарри неоступно следил за темными силуэтами, идущими по траве, задавался вопросом: кого они избили сегодня вечером, и вдруг поймал себя на том, что мысленно зовет их: «Оглянитесь… ну, давайте… оглянитесь… я тут сижу совсем один… идите сюда и только попробуйте…»

Если бы приятели Дадли увидели, что он сидит тут в одиночестве, и попытались напасть на него, что тогда сделал бы Дадли? Он не захочет ударить в грязь лицом перед своей компанией, но побоится провоцировать Гарри… Вот бы забавно понаблюдать за внутренней борьбой Дадли, поиздеваться над ним, посмотреть, как он не решается ответить… А если другие попробуют напасть, то Гарри готов — у него при себе палочка. Ну, пусть попробуют… Гарри хотел выместить хоть часть своего бешенства на этих парнях, которые когдато превращали его жизнь в ад.

Но они не оборачивались, не видели его, они уже почти дошли до ворот. Гарри подавил желание окликнуть их… нарываться на стычку — неразумно… он не должен пользоваться магией… иначе ему снова грозит исключение из школы.

Голоса компании Дадли стихли: она уже скрылась из виду и направлялась по Магнолия-Роуд.

«Все по-твоему, Сириус, — уныло подумал Гарри. — Ничего опрометчивого. И я паинька. А ведь ты бы поступил точь-в-точь наоборот».

Гарри встал и потянулся. По мнению тети Петуньи и дяди Вернона, Дадли являлся домой всегда вовремя, неважно — в котором часу, но придти минутой позже него — значит опоздать. Дядя Вернон грозился запереть Гарри в гараже, если он еще хоть раз вернется домой позже Дадли, и поэтому, подавив зевок и хмуря брови, Гарри побрел к парковым воротам.

Магнолия-роуд так же, как и Прайвет-драйв, была застроена большими квадратными домами с идеально ухоженными лужайками, которые принадлежали большим квадратным хозяевам, разъезжавшим на таких же, как у дяди Вернона, идеально чистых автомобилях.

Гарри предпочитал ночной Литтл-Уингинг, когда зашторенные окна уже светились в темноте осколками самоцветов, и ему не грозило мимоходом выслушивать неодобрительный шепот домовладельцев, оскорбленных его «преступным» видом. Он шел быстро, так что еще на середине Магнолия-роуд опять увидел Дадли и его компанию: они прощались на Магнолия-кресчент. Гарри отступил в тень большого куста сирени и стал ждать.

— …Визжал, как свинья, да? — под общее ржание говорил Малкольм.

— Классный хук правой, Большой Ди, — воскликнул Пирс.

— Завтра в то же самое время? — спросил Дадли.

— У меня потусуемся, моих родителей не будет, — это уже Гордон.

— Давай, заметано, — донесся голос Дадли.

— Пока, Дад!

— Давай, Большой Ди!

Перед тем, как двинуться дальше, Гарри дождался, пока разойдется остальная часть компании. Когда голоса совсем стихли, он повернул на Магнолия-кресчент и, шагая очень быстро, вскоре услышал впереди Дадли, который, фальшиво насвистывая, непринужденным прогулочным шагом двигался в сторону дома.

— Эй, Большой Ди!

Дадли обернулся.

— О, — буркнул он, — это ты.

— Ну и с каких это пор ты стал «Большим Ди»? — съязвил Гарри.

— Заткнись, — зарычал Дадли и отвернулся.

— Классное имя, — усмехнулся Гарри и, ускорив шаг, нагнал кузена. — Но для меня ты всегда будешь «сладенький Дадличка».

— Я сказал, ЗАТКНИСЬ! — Дадли сжал в кулаки окорокоподобные руки.

— А что, ребята не знают, что тебя твоя мамочка так называет?

— Пошел вон.

— Ты не говоришь ей «пошла вон». А как насчет «Пупсик» и «Дюдик-карапузик», так тебя можно называть?

Дадли ничего не ответил. Казалось, все его самообладание уходило в борьбу с желанием наброситься на Гарри.

— Ну, кого сегодня вечером били? — уже без усмешки спросил Гарри. — Еще одного десятилетнего малявку? Я знаю, что вы сделали с Марком Эвансом позапрошлой ночью…

— Он сам нарвался, — буркнул Дадли.

— Да ну?

— Он мне грубил.

— Да? Сказал, что ты похож на свинью, которую научили ходить на задних ногах? Так это не грубость, Дад, это — правда.