Прогулка вокруг денег - Уэстлейк Дональд Эдвин

Келп и Дортмундер отошли, и Гарри ударил по мячу. Вернее, мимо. Потом ударил еще раз. И еще, и еще. Наконец, попал, и мяч куда-то полетел. Не к флагу, разумеется, но и не назад.

— Ходьба — это главный плюс гольфа, — заметил Гарри и последовал за мячом, сопровождаемый Дортмундером и Келпом. — Ральф и я работали с Куэрком четыре, может, пять раз. Он никогда не был первым выбором, знаете ли.

— Не был?

— Нет. Он знает свое дело, — признал Гарри. — Всегда сделает то, о чем его просишь, но есть парни и получше. Уолли Уистлер, Герман Джонс.

— Они хороши, — согласился Келп.

— Да, — кивнул Гарри. — Но, если тот, кого мы хотели пригласить, болел, или был занят, или сидел, тогда мы обращались к Куэрку, и он нас не подводил.

— Гарри, ты послал его ко мне, — напомнил Келп, — но вот энтузиазма в твоем голосе не слышится.

— Да нет, он нормальный парень. — Гарри остановился, чтобы посмотреть на мяч, который опять лежал в океане песка, тогда как зеленая травка казалась далеким островом, виднеющимся впереди и справа. Двое мужчин из троицы, поджидавшей Гарри, уже сели на землю, предчувствуя, что ждать придется долго. — Дай-ка глянуть на другие клюшки.

Келп поставил сумку на песок, чтобы Гарри мог выбрать подходящую клюшку.

— Что-то сдерживает твой энтузиазм? — спросил Келп.

Гарри кивнул, все еще перебирая клюшки.

— Это его ограбление. Я никогда не был с ним, когда он играл первую скрипку. Ральф и я, мы приводили его в нужное место, показывали на дверь, ворота, сейф, что угодно, и говорили: «Открой это, Кирби». И он открывал. Дело свое знал. Не виртуоз, но дело свое знал. А каков он в организации ограбления? Тут я не могу дать ему рекомендацию.

— Понятно, — протянул Келп.

Гарри указал на клюшку с большим крюком.

— Эта, как думаешь?

Келп, многоопытный кэбби, прикинул варианты, потом указал на другую, с еще большим крюком.

— Я думаю, эта.

Но и новая клюшка не помогла.

4

Нью-Йорк нервировал Кирби Куэрка. Собственно, все его нервировало, особенно необходимость не подавать виду, что он нервничает, не позволить другим догадаться, что он испуган.

Он слишком долго отсутствовал, слишком много времени провел вне Нью-Йорка, да и остального мира. Эти последние шесть с половиной лет тюрьмы сломали его, лишили привычки жить своей жизнью, согласно собственным планам. Тюрьма так соблазнительна, так комфортабельна, если ты сдаешься и перестаешь бороться с системой. Живешь по часам, их часам, их правилам, их порядку, делаешь все, что тебе говорят. Так проходит шесть с половиной лет, а потом, внезапно, тебе улыбаются, жмут руку, и вот она, открытая дверь, миновав которую, ты предоставлен самому себе и имеешь право делать, что хочешь.

Имеешь право? Две первые отсидки были короче, да и сам он был моложе, поэтому тюремная упорядоченность не становилась для него законом. Он находил в себе силы начать все заново. На этот раз, обретя свободу, он уже не знал, как ею распорядиться.

И это стало главной причиной, заставившей его прямиком направиться в Дэрби-вилл к кузену Клоду, пусть он и кузен Клод никогда не были близки, да и вообще мало общались. Клод всю свою жизнь чтил закон, тогда как Куэрк начал преступать его чуть ли не с детства.

Тем не менее Куэрк поехал в Дэрбивилл, предварительно позвонив Клоду и попросив подобрать ему жилье. Под предлогом того, что он, Куэрк, овладел в тюрьме профессией печатника (во всяком случае, думал, что овладел) и знал, что в Сикаморе, городке, расположенном неподалеку от Дэрбивилла, находится типография «Сикамор крик». Клод как человек порядочный, женатый, с четырьмя детьми, двое уже покинули родной дом, двое — еще нет, пригласил Куэрка к себе и выделил ему спальню старшего сына. Речь шла о том, что Куэрк поживет у кузена, пока не найдет себе жилье, но и теперь, полтора года спустя, он жил в доме кузена.

Он не знал этого тогда, не знал и теперь, но поехал к кузену Клоду прежде всего потому, что ему требовался надзиратель, человек, который мог сказать ему, когда выходить на прогулку, когда тушить свет. Все получилось не совсем так, потому что Клод и его жена оказались слишком деликатными и доброжелательными, чтобы играть роль надзирателей, и навыки печатника, приобретенные в тюрьме, стали не фундаментом его новой жизни, а очень уж быстро лопнувшим мыльным пузырем. Но, в принципе, все, в той или иной степени, образовалось. В типографии ему дали работу — водить электрокар-погрузчик, работа эта в определенной степени упорядочила его жизнь, и он нашел другого человека на роль надзирателя.

Пришло время позвонить ей.

В Нью-Йорке Куэрка много чего нервировало, в том числе и телефоны-автоматы. Он боялся воспользоваться телефоном на улице, боялся говорить в гуще людей, многие из которых оказывались у него за спиной, неизвестно, с какими намерениями. Чтобы позвонить по телефону-автомату, приходилось останавливаться, а Куэр-ку не хотелось останавливаться на улицах Нью-Йорка. Он никак не мог отделаться от чувства, что его растопчут, раздавят, ограбят, изобьют, если он остановится. Так что, попадая в Нью-Йорк, он предпочитал пребывать в постоянном движении. Но ему все равно нужно было позвонить.

Грэнд-сентрал-стейшн, центральный вокзал Нью-Йорка, конечно, не решал проблемы, но был разумным компромиссом. Во-первых, не улица, а помещение, во-вторых, пусть народу было не меньше, а то и побольше, чем на тротуаре, он мог говорить по телефону, повернувшись лицом к людям, а спиной чувствуя надежную стену.

На центральном вокзале он и остановился. Сначала разменял пару долларов на пригоршню четвертаков и десятицентовиков, потом выбрал кабинку с телефоном-автоматом, неподалеку от билетных касс компании «Метро норт», в которой мог встать, повернувшись спиной к стене, наблюдая за потоками людей, спешащих к выходам, врывающихся во входы, снующих во все стороны, как протоны в циклотроне. Он мог поверх плеча смотреть на кнопки, набирая номер, мог бросить монетки в щель после того, как механический голос сказал бы ему, сколько будет стоить звонок.

Трубку сняли после первого гудка.

— «Семь лиг».

— Могу я поговорить с Френком?

— Не туда попали, — ответила она и положила трубку, а он посмотрел на большие часы в центре зала. Без пяти два пополудни, далеко не «час пик», но народу на вокзале все равно полным-полно. Теперь нужно подождать пять минут, пока она дойдет до телефона-автомата около автозаправочной станции «Хесс».

Ему не хотелось простоять эти пять минут у телефона-автомата: он полагал, что такое поведение может показаться подозрительным. Среди толпы могли найтись люди, которые обратили бы на него внимание, подумали, что-то тут не так, записали его приметы, действия. Вот он и пересек зал, вышел на Лексингтон-авеню, обогнул угол здания Грэнд-Сентрал, вошел в него со стороны 42-й улицы, спустился на нижний уровень, поднялся на верхний в тот самый момент, когда большие часы в центре зала показали ровно два.

Куэрк набрал уже другой номер в Сикаморе, и снова ему ответили на первом гудке.

— Привет.

— Это я.

— Знаю. Как дела?

— Я нашел пару парней. Думаю, они сгодятся.

— Ты сказал им, что мы задумали?

— Пока нет. Мы должны проверить друг друга. Я увижусь с ними в четыре часа. Если они скажут да, если решат, что со мной можно иметь дело, я им все расскажу.

— Не все, Кирби.

Куэрк рассмеялся, нервничал он уже заметно меньше, потому что говорил с «надзирателем».

— Нет, не все. Только ту часть, которая им понравится.

5

Эту встречу они решили провести в автомобиле. Его раздобыл Келп. Первым подсадил Куэрка на углу Одиннадцатой авеню и 57-улицы. Аккуратно подкатил на черном «инфинити» к тротуару, и Куэрк тут же раскрыл дверцу со стороны пассажирского сиденья.

— Я только что видел Лести Стохла, — воскликнул он.

— Ага, — ответил Келп и влился в транспортный поток, держа курс к Верхнему Манхэттену.