В дебрях Борнео. В поисках белого бизона - Майн Рид

Глава III.

АЛЬБАТРОС

При виде этого страшного зрелища ирландец, капитан Редвуд и дети в ужасе отшатнулись. Даже бесстрастный малаец, которого жизнь давно уже приучила к тяжелым сценам и кровопролитию, и тот не мог подавить смятения. Только один человек из находившихся в лодке продолжал вглядываться в воду, словно еще раз желая увидеть все происшедшее. Однако взгляд его выражал отнюдь не удовольствие от виденного, а с мрачным и зловещим упорством, будто стремясь проникнуть в глубочайшие недра океана, неотступно впивался в то место, где исчезло тело матроса. То был взгляд безумного. И если до сих пор кто-нибудь еще сомневался в его безумии, этот взгляд рассеял все сомнения. Так смотреть мог только маньяк.

Но состояние это длилось недолго. Едва остальные успели сесть на свои места, безумец издал еще более дикий, пронзительный вопль и вскочил на скамью. Вытянув над головой руки и всем корпусом устремившись вперед, он замер в позе пловца, приготовившегося нырнуть вниз головой.

Товарищи, увидев, как напряглись все его мускулы, поняли, что он хочет прыгнуть за борт.

Все трое — капитан Редвуд, Муртах и малаец — бросились к безумцу, чтобы удержать его. Но было поздно. Прежде чем кто-либо из товарищей успел к нему прикоснуться, он сделал роковой прыжок и скрылся под водой. Ни один из оставшихся в лодке не чувствовал себя настолько сильным, чтобы попытаться спасти безумца. Да и кто знает, чем бы еще окончилась такая попытка! Безумие, толкнувшее этого человека на самоубийство, могло заставить его увлечь за собой и своего спасителя. Мысль об этом принудила находившихся в лодке остановиться. Они стояли, глядя на море и ожидая, пока матрос вынырнет.

Наконец над волнами показалась его голова. Но довольно далеко, ярдах в ста от пинассы. Поднялся легкий ветер, и, пока матрос был под водой, суденышко отнесло вперед.

Несмотря на это, все явственно видели выражение его лица. Оно изменилось, как по волшебству, и вместо безумия выражало теперь не менее дикий, чем безумие, ужас перед смертью. Холодная вода отрезвила его лихорадочно возбужденный мозг, и жалобные вопли о помощи показывали, что он вполне осознал опасность, которой себя подверг.

И вопли его не были оставлены без внимания. Муртах и малаец тотчас же ринулись — вернее, рухнули на весла, а капитан бросился к рулю и схватился за румпель[3] .

Он круто повернул пинассу и повел ее к утопающему, который, в свою очередь, плыл ей навстречу, выбиваясь из сил.

Никто не сомневался в возможности спасения матроса. Помешать этому могла лишь рыба-молот. Все, однако, надеялись, что она еще не покончила со своей последней добычей и ей не до них.

Разумеется, в океане могли оказаться и другие акулы, но за последнее время поблизости от судна люди видели только одну и думали, что именно эта акула сожрала тело их товарища.

Стараясь утешиться этой мыслью, люди из последних сил налегали на весла, и лодка, несмотря на встречный ветер, медленно, но верно приближалась к несчастному матросу.

Вот она прошла уже половину расстояния; между нею и пловцом оставалось теперь не более полукабельтова[4]. Все вокруг было спокойно: ни акул, ни каких либо других рыб - чистое море. Только высоко в небе парила большая птица, в которой по ее изогнутым в виде турецкой сабли крыльям и мощному крючковатому клюву можно было признать альбатроса[5]. То был огромный индоокеанский альбатрос, равный по размаху крыльев американскому кондору - крупнейшему из всех орлов.

Но люди спешили спасти товарища и лишь мельком взглянули на птицу. Все их внимание было поглощено высматриванием акулы. Они обшаривали глазами поверхность моря и зорко впивались в его глубины, стремясь разглядеть в темно-синей пучине уродливые формы рыбы-молота.

Но акула не появлялась. Все вокруг было спокойно. И, несмотря на то что несчастный пловец теперь уже окончательно выбился из сил и жалобными воплями взывал о помощи, люди в лодке твердо верили, что успеют его спасти.

Между ними и утопающим оставалось всего четверть кабельтова.

Пинасса, шедшая на веслах, успешно преодолевала это расстояние.

Еще каких-нибудь несколько минут — и они вытащат из воды своего товарища.

— Бедняга! Он совсем пришел в себя. Мы во что бы то ни стало должны его спасти! — сказал капитан Редвуд.

Ирландец уже раскрыл было рот, собираясь подбодрить своего начальника, как вдруг раздался громкий крик Сэлу, который бросил весла и застыл на месте, будто парализованный.

Дело в том, что малаец, так же как и Муртах, сидел спиной к утопающему. Внезапно его внимание привлекла промелькнувшая над лодкой тень. Он быстро обернулся, и тут у него вырвался тот резкий крик, который прервал на полуслове Муртаха и встревожил остальных.

Следуя за взглядом малайца, все находившиеся в лодке посмотрели на небо.

Но там они не увидели ничего, кроме большого альбатроса, который теперь уже не парил, а камнем летел вниз, как сокол, устремившийся на свою жертву. Причем падение его казалось направленным не отвесно, а по круто изогнутой параболе, подобно тому, как падает метеорит, с тою лишь разницей, что птица, издававшая при полете шум, похожий на жужжание веретена, мчалась по точно намеченной траектории и ее целью была, очевидно, голова несчастного матроса.

Над океаном пронесся страшный крик, в котором слились воедино и возглас изумления и отчаяния сидевших в лодке людей, и дикий вопль ужаса обреченного на гибель матроса, и хриплое карканье хищной птицы, тут же, впрочем, сменившееся как бы торжествующим и насмешливым хохотом. Потом послышался треск сломанной кости — это альбатрос своим острым и мощным клювом, словно ядром из шестифунтового орудия, пробил череп матросу, и его безжизненное тело пошло ко дну. Оно так и не появилось больше на поверхности — по крайней мере, люди в лодке никогда его больше не видели. А сами они теперь окончательно пали духом и, опустив весла, предоставили свою лодку произволу