Девушка под дождем - Джеймс Кейн

- Спички! Теперь живем!

И вот, чиркая спичками, они стали обследовать секцию с консервированными продуктами.

- Смотри-ка, Джек, а вот суп! Здорово, правда?

- О'кей. Берем суп.

- Тебе какой больше нравится?

- Да любой сойдет. Главное, чтоб мясо в нем было.

- "Малиган" сгодится?

- Бери два. Банки маленькие. Так что сварится быстро.

- Фасоль?

- Само собой.

Она выставила банки на прилавок, но он продолжал шарить по полкам и вскоре издал еще один радостный крик:

- Нашел, Флора, нашел! Как чувствовал, что они здесь есть!

- Что, Джек?

- Цыплята! Куриные консервы! Нет, ты только посмотри!

Затем он нашел смородиновое желе, растворимый кофе, сгущенку, пакет кускового сахара. Нашел еще и сигареты.

- О'кей, Флора. А чего бы еще тебе хотелось?

- Даже не знаю, Джек.

- Тогда пошли.

Возвращаясь в дом, они заметили, что на улице уже стемнело. Он подкинул в камин дров, пошел на кухню, снова наполнил ведро. Вернувшись и поставив его на огонь, заметил, что она надела юбку и свитер. Он пощупал джинсы. Вроде бы высохли. И надел их, но когда попробовал сунуть ноги в ботинки, почувствовал, какие они холодные и сырые внутри. Оставил их у огня, накинул на ноги плед. И тут вдруг она начала смеяться:

- А из чего, интересно, мы будем есть?

- Сейчас что-нибудь сообразим.

Он взял пилу, нашел небольшую гладкую дощечку, распилил. Получилось два деревянных квадратика.

- Чем тебе не тарелки?

- Здорово! Самые настоящие тарелки!

- Тут есть пара маленьких стамесок. Сойдут за вилки.

- Можно и руками.

- Да. Сам себе не поможешь - никто тебе не поможет.

Когда вода закипела, они опустили банки в ведро. Тяжелая, напоминающая по форме утюг банка с курицей пошла на дно, остальные, те, что поменьше, установили на нее. А потом уселись рядом и стали ждать. Спустя некоторое время Джек выудил банки с супом. Взял стамеску и молоток и аккуратно вскрыл.

- Края острые... Смотри осторожней, не порежься, Флора.

И они начали пить суп прямо из банок.

- Вкуснятина, ничего не скажешь! Вкуснятина... - Голос у него слегка дрожал.

Захлебываясь и обливаясь, они выпили жидкость, потом потрясли банки, чтоб добраться до овощей с мясом.

После этого они выудили остальные банки и вскрыли. Курица оказалась в последней. Флора ухватила куриную ножку и быстро переложила на "тарелку".

- Смотри соус не пролей. Выпьем потом прямо из банки.

- Ни капельки не пролью, не волнуйся, Флора. Погоди минутку... Где-то тут был нож. Надо разрезать пополам.

Он встал и начал озираться в поисках плотницкого ножа, которым стругал щепки для камина. Ножа видно не было.

- Черт, но я же точно помню, был нож! Куда я его задевал?

Она промолчала.

Тогда он разделил куриное мясо с помощью стамески и молотка. Они ели жадно, как пара молодых изголодавшихся животных, время от времени останавливаясь перевести дух. И вскоре от еды ничего не осталось - лишь пятна жира на дощечках-тарелочках. Он набрал свежей воды, поставил на огонь. Нагрелась она удивительно быстро. Тогда он пошел на кухню, прополоскал банки из-под супа. Вернулся и заварил в них кофе. Открыл сгущенку, распечатал пачку сахара. Щедро добавил в кофе и того и другого.

- Держи, Флора. Размешивать можно стамеской.

- Вот о чем я мечтала весь день! О чашке вкусного крепкого кофе.

- Как получилось, ничего?

- Шикарно.

Он предложил ей сигарету, но она сказала, что не курит. Тогда он закурил сам. Глубоко затянулся, откинулся на ворох просмоленной бумаги. Ему было тепло, уютно и сытно. И он полулежал, глядя, как она убирает банки и ведро. В ящике с инструментами нашлась чистая тряпочка. Она окунула ее в остатки горячей воды.

- Хочешь, руки тебе оботру? А то все в жире.

Он протянул ей руки, и она аккуратно обтерла ему ладони. Потом вытерла руки сама, отложила тряпку, уселась рядом. Он протянул ей руку ладонью вверх. Настороженно и даже мрачно глядя на него, как тогда в магазине, она какое-то время колебалась, затем все же вложила руку в его ладонь.

- А мы не так плохо устроились, верно, Флора?

- Да уж. Очень даже неплохо. Могло быть куда как хуже... Мы могли просто погибнуть, утонуть.

Он обнял ее и привлек к себе. Она опустила голову ему на плечо. Он чувствовал запах ее волос. Внезапно горло у него сдавило - так бывало, когда он собирался заплакать. Впервые за всю свою недолгую, злую и бестолковую жизнь он был счастлив. Еще крепче обнял ее, прижался щекой к щеке. Она зарылась лицом ему в шею. Он сидел и тихонько баюкал ее в объятиях, а потом вдруг почувствовал, что губы девушки совсем близко. Тогда он еще крепче стиснул ее, ощущая, как податливо и покорно ее тело. Наклонился, поцеловал.

И тут вдруг его пронзила острая боль. Он вздрогнул. Боль была сосредоточена под ложечкой. Он опустил глаза и увидел, что из-за воротника ее свитера высовывается заляпанная известью рукоятка. И тут же понял, что это и для чего предназначено. И резко вскочил на ноги:

- Так вот он где, нож!... Я вытащил тебя из канавы, накормил, обогрел, носился с тобой как с писаной торбой! Не сделал ничего плохого, а ты все это время ждала момента вонзить мне эту штуку в спину. Исподтишка!

Она тихо заплакала:

- Но я же... никогда не видела тебя прежде... Ты сам сказал, что сидел... в тюрьме. И я... откуда мне было знать... Может, ты замыслил что-то нехорошее...

Он взял сигарету, закурил, побродил по комнате. Он снова чувствовал себя несчастным, одиноким, покинутым всеми. Вечно в холоде, в голоде, вечно в дороге... Выглянул на улицу. Дождь, похоже, стихал. Он отбросил окурок, сел на пол, с отвращением сунул ноги в холодные липкие ботинки. Злобными и резкими рывками завязая негнущиеся шнурки. Затем, не сказав ей ни слова, сгорбившись, вышел в ночь.