Тихие сказки - Зинаида Александровна Миркина

— О, это ничего! У меня в сокровищнице столько изумруда, сапфира и других драгоценностей, что нам на всю жизнь хватит.

— Нет, царевич, они не живые. Бедный царевич, ты не умеешь собирать живые самоцветы…

— Как это — живые? — удивился царевич. — Что ты говоришь?

Стал он просить фею спуститься к нему, но фея только покачала головой.

— Нет, царевич, женись на обыкновенной царевне, отдай ей свою жемчужину.

— Не хочу я обыкновенную царевну, я хочу тебя.

— А ты сумеешь меня обнять?

— О чем ты спрашиваешь, фея, я же мужчина!

— Ну что ж обними.

Фея Перели спрыгнула с ветки и стала так близко к царевичу, что у него даже голова закружилась от счастья. Поднял он руки, чтобы обвить ими маленькую фею, но вдруг она скользнула, как переливчатая струйка, и — нет ее, и она уже смеется с ветки:

— Бедный, глупый царевич, женись на обыкновенной царевне, ты не умеешь обнимать фею.

Царевич помрачнел.

— Я никуда не уйду из леса, я буду ходить за тобой повсюду. Ты увидишь, как я тебя люблю, и выйдешь за меня замуж.

И царевич стал повсюду ходить за феей, вечно искал ее, когда она ускользала, и весь лес смеялся, что у такой легкой феи такая тяжелая тень.

Меящу тем, в лес стали приходить и другие женихи. Все они шли не дальше опушки и поджидали фею. Некоторые уходили разочарованные — фея им вовсе не нравилась — одни переливы и больше ничего. А тем, которые хотели на ней жениться, фея бросала изумру- динку, как и царевичу, и никто не умел ее поймать. Все они уходили, поникнув головами. Только один царевич продолжал добиваться своего.

Стоило фее присесть где-нибудь и сказать: «Я хочу пить», — как тут же появлялся царевич с кувшином прозрачной воды. Стоило ей сказать: «Я устала, мне хочется ягод и орехов», — как он приносил ей полное лукошко ягод и лесных орехов и при этом приговаривал: «Никто тебя не любит так, как я». «Бедный, бедный царевич, — говорила фея, — спасибо тебе, но только напрасно ты ходишь за мной. Ты не научишься ловить изумрудинки, а я выйду замуж только за того, кто умеет собирать живые самоцветы. Только тот и сумеет обнять меня».

Была глухая ночь, когда у пещеры Пана что-то хрустнуло. Фея в эту ночь спала в пещере. Зашла к Пану вечером, стала гладить его серебряные волосы, да так и прикорнула на плече у старика. Он ее поднял спящую, отнес на звериную шкуру, прикрыл травяным одеялом, а сам лег поодаль, вздохнул и заснул. И вот около его пещеры что-то хрустнуло. Фея моментально проснулась. «Это человеческая нога наступила на ветку», — подумала она. «Наверно, царевич пришел за мной и сюда». Она раздвинула полог из сплетенных листьев и вышла.

И вправду, радом с пещерой был царевич, но он спокойно спал у входа, а в нескольких шагах от него, на фоне уже начинавшей светлеть ночи, вырисовывалась человеческая фигура.

— Кто ты? — спросила фея. — Зачем пришел в лес ночью?

— Зачем пришел? Разве по лесу запрещено ходить? Бродил, бродил по лесу, вдруг увидел зеленый огонь. Вот и подошел к этой пещере. Что это за пещера? И кто ты сама?

Почему-то фее не захотелось говорить, кто она.

— Я простая девушка, живу здесь с отцом.

— А кто твой отец?

— Старый лесничий.

— А-а…

Человек присел на пенек, а фея радом с ним на траву.

— Хочешь, я подарю тебе зеленый огонь? — спросила она очень тихо. — У меня есть изумрудный уголек. Вот, гляди. Бери, если хочешь.

Не успела она это сказать, как увидела, что изумрудный уголек светится в глазах у незнакомого человека.

Взял, взял! Сумел удержать живой самоцвет! Фея засмеялась так радостно, что в лесу началось утро раньше обыкновенного. Запели птицы, поголубело небо, березка проснулась и причесалась сама, и сосна вышла из своей задумчивости и улыбнулась с вершины.

— Пойдем, — сказала фея незнакомцу с изумрудинками в глазах, — я покажу тебе мой лес… — Они пошли по тропинке, которую знала только она, и там, где они проходили, зажигались капли. Вдруг ее спутник взял ее маленькую руку в свою и провел ею по своему лицу.

— Ты — фея, — сказал он.

Фея Перели вздрогнула. Сколько людей знали, что она фея, и повторяли это с чужих слов, а в глубине души не верили этому, а этот ничего не знал и все понял сам. Целую минуту она не отнимала своей руки от его лица: гладила его щеки, лоб, губы, а потом улыбнулась и позвала:

— Идем, идем дальше!

Когда солнце было уже совсем высоко, проснулся царевич. На пне сидел Пан и курил свою трубку, едва затягиваясь, чтобы туман в лесу был совсем небольшой. Он уже хотел отложить ее и пойти собирать листья и тут-то увидел, что царевич проснулся и беспомощно озирается вокруг.

— Что, дружок, проспал свою фею? — спросил его Пан.

— Дедушка, а дедушка, помоги мне ее найти!..

— Где ж мне за ней угнаться? У тебя ноги помоложе, ищи сам.

А фея со своим спутником была уже где-то на другом конце леса. Целый день искал царевич, исходил весь лес, и только на закате набрел на них где-то на пригорке возле речки. Сначала он не видел, что с феей есть еще кто-то. Он увидел только ее белый наряд и услышал голос: «Видно, отец опять закурил свою трубку, — говорила она, — чувствуешь запах дыма? Дым в лесу! Это для меня самый родной запах на свете! Видишь, вон свиваются облака, это от его трубки…»

«Кому это она говорит?» — подумал царевич, и тут увидел незнакомого человека с изумрудинками в глазах, прикасавшегося к руке феи. У царевича сжалось сердце. «Ну ничего, сейчас, сейчас она ускользнет от него, как переливчатая струйка», — решил он.

Это ветки, наверно, наклонились так близко к воде и переплелись меаду собой. Это листья перебирает пальцами незнакомый человек. Не может быть, чтобы это были волосы феи… И тут до царевича донеслись тихие, как ветерок, слова: «Обними меня, милый…» Как? Она просит обнять ее, а он отвернулся, глядит на закат. Сейчас он оторвет глаза от неба, обернется, а ее уже не будет. Но тут случилось что-то, чего уже совсем не мог понять царевич: незнакомец обернулся, и в глазах его были уже не изумрудинки, а весь закат.

Как это могло быть? И как она могла очутиться в его объятиях? Ведь он и не смотрел на нее? Как крепко