Избранное - Нора Георгиевна Адамян

неправильное происходит, работает против человека. Шукшин вспоминается с его последним вопросом: «Что же это с нами происходит?»

Юрий Трифонов вспоминается, у которого трещина в семье, на кухне каким-то таинственным путем выходит за дверь, простирается на все наше общество. То же самое чувство испытываешь здесь, в «Красном свете» Норы Адамян. Но это не все. Писательница не отпускает на этом месте читателя, она еще раз заставляет его вздрогнуть и испытать силу своего таланта.

Уже в больнице, а именно лечащему врачу, стали известны результаты расследования происшествия. В этом расследовании есть намек на умышленное покушение Зои на собственную жизнь. Холодок проходит по сердцу от какой-то роковой догадки. Ведь только что мы убедились в правдивом и естественном описании несчастья. Как достоверно описана сцена на улице и как понятна нам беспомощность женщины в стрессовом состоянии, после дикой сцены в очереди, когда Зоя потеряла последнюю каплю воли и уже перед колесами грузовика бессильно махнула рукой: «А, пусть». Но вот же возникает новый поворот, новая тайна в человеке. Оказывается, в той аварийной ситуации был выход — так показало расследование, но Зоя отчего-то не захотела воспользоваться этим выходом? Почему? Мы не знаем. И все же все это ужасно похоже на правду. Точно как у Достоевского, как в прозе высокого класса. И вдруг начинаешь вспоминать все заново, все мелочи, как бы не замеченные в свое время. В самом начале, еще дома, раздался телефонный звонок, спрашивали мужа.

«— Он будет только в одиннадцать, — сказала Зоя, — может быть, даже позже. — И для чего-то добавила: — Он работает по вечерам в библиотеке…

Этого совсем не надо было говорить. Вот за такую бессмыслицу она всегда потом на себя сердилась».

Вся эта «бессмыслица», вся эта мелочная случайность теперь зашевелилась в нашем сознании, и какая-то догадка встревожила наше сердце. Может, он совсем и не в библиотеке занимался по вечерам, и Зоя не хотела, но не могла остановиться, чтобы какому-то человеку по телефону не сказать, не пожаловаться, что ли. Может, тут тайна? Трагедия, уже назревшая в этой семье? А что? — думаем мы теперь уже вполне определенно, может быть вполне покушение на собственную жизнь. И дальше автор разматывает этот загадочный клубок, и мы еще замрем, читая сцену, когда Зоин муж приходит к врачу и разговаривает с ним.

Глубоко заглядывает Нора Адамян в человеческую душу. Читаешь и все время изумляешься таланту писательницы.

Вот такая повесть. Такая проза.

И тогда я вправе ожидать от Норы Адамян чего-то большего, что уже было. И ожидания оправдываются. В самом конце книги стоит маленький шедевр писательницы — рассказ «Золотая масть». Вот уж поистине проза, которую пересказать нельзя. Надо выписывать страницу за страницей, чтобы понять всю прелесть ее, чтобы показывать пальцем на то и на другое художественное совершенство. У Норы Адамян есть сочинения, которые целиком опираются на материал родной Армении. «Золотая масть» — одно из них. Хочется выписывать целые страницы из этого рассказа, особенно выписать те места, где нарисован золотой конь, купленный председателем Оганесом для племени, но пощадим читателя, пусть он сам, без всякой подготовки, прочтет рассказ и обрадуется этому шедевру, этому золотому коню Норы Адамян. Скажем от себя только то, что в маленьком шедевре, как в волшебном зеркале, писательница сумела отразить живую Армению, ее воздух и свет, золотые сердца простых работящих людей, их мудрость, сдержанную красоту чувств, красоту характера, который помог армянину на древних голых камнях возделать и взлелеять цветущий сад, свою прекрасную Родину.

Василий Росляков

ВТОРАЯ ЖЕНА

Роман

1

Споры шли главным образом о водонапорном тоннеле. Несмотря на открытое окно, в комнате стоял дым. Голубой от сигарет, белый от папирос и серый от трубки Арамяна. Дымы не смешивались. Серый стоял внизу, над ним слоился белый, сверху плавал голубой.

Георгия раздражала бесплодная потеря времени. «Заказчик», представитель министерства Самвел Арамян, красноречиво и убедительно говорил о том, что все присутствующие и без него отлично знали:

— Степень риска определяется объемом работ, которые производились в тоннеле. Это опалубка, сварка, бетон…

— Бетон не страшно. Бетон вода вымоет, — задумчиво отметил начальник Гидростроя Иван Христофорович Суринов. Он прекрасный специалист, знающий, думающий, но по временам удивительно умеет сказать не то, что нужно.

Самвел сейчас же подхватил брошенный ему прямо на ногу мяч.

— Бетон — да. А обрезок металлической аппаратуры? А ломик? Обыкновенный забытый ломик, товарищи?

— Ну кто там забудет ломик? Кто из рабочих бросит инструмент? — Симон Вирабян уже не спорит. Он только огрызается.

— Бывает, бывает. Ты не можешь за всех поручиться.

Самвел победно раскуривает трубку. Поручиться никто не может. Эта станция вообще неблагополучная. Она долго стояла на консервации и потом, еще не достроенная, потребовала ремонта.

Все это было до того, как Георгий стал главным инженером Гидростроя. По существу, ему можно бы не волноваться. Но он знал, что станцию необходимо пустить до того, как фосфоритовый завод кончит монтаж нового цеха.

И еще: если станция не вступит в строй за эти три дня, то полетят все премии, награды, поощрения и не будет долгожданного праздника, который так украшает жизнь строителей.

Самвел Арамян прислонил трубку к пепельнице и примирительно, весело стал развивать план будущих действий:

— Основательно почистите трубопровод. Сколько это займет? Ну, скажем, недели три. Ничего, ничего, зато будет полная уверенность, без нежелательных сюрпризов.

Начальник строительства ГЭС сделал еще одну попытку:

— Мы промывали трубу…

— Ну, как вы ее промывали… Слабым напором. И вообще не надо спешить. Это — серьезное дело. Не понимаю: за что вы боретесь? Откровенно говорю, не понимаю!

Прекрасно он знал, за что они борются.

«Ханжит, собака», — злился Георгий. Старый друг раздражал его округлыми, гладкими фразами, наигранным неведением простых жизненных обстоятельств, вельможной глухотой.

— Если полетит колесо, пуск затянется не на три недели, а на полгода. Это очень простая арифметика.

Разъясняя это, Самвел поглядывал на Георгия. И все смотрели на Георгия. Симон — с надеждой, Суринов — с легким вызовом в умных узких глазах, журналист Оник Артанян — с разочарованием. Онику, конечно, хотелось написать для газеты, что новая ГЭС вступила в строй.

Но не надо спешить, товарищи! Поспешишь — людей насмешишь! Тише едешь — дальше будешь! Какая еще есть мудрость в этом роде?

От Георгия ждали последнего слова.

— Хорошо, — сказал он, — я сам проверю. Подождите еще полчаса.

Быстро, чтобы не отвечать на вопросы, он вышел в солнечную свежесть весеннего дня. Не надо было и оборачиваться — Симон шел за ним.