Последние каникулы - Лев Хахалин

— Пока обождем, — отозвался Вадик, подавляя вздох. — Войдут ребята в норму — там видно будет. Понимаешь, это такой физиологический закон…

— Ну, док! Брось! — Командир похлопал Вадика по плечу. — Я сказал!..

— Это не твоя забота — кухня, — нажал голосом Вадик. — Все будет по инструкции.

— Ну, чего ты: инструкция, инструкция! Туалет чем тебе мешал? Зачем перенес? Два человеко–дня даром пропали.

— Чтобы штраф не платил отряд. — Вадик разозлился. — Нагрянет санэпидстанция, вот тогда завертимся! Ты сам виноват — без меня все распланировал, а теперь… Инструкция, понял?

— Ладно, — примирительно засмеялся командир. — Дело сделано, чего говорить. Словом, я дал приказ: мяса меньше, больше каш. Видал, стихи получились! Ну, ладно, — посмотрев на часы, сказал он. — Поехали с нами на объект? — Командир встал, подмигнул.

Вадик досадливо качнул головой.

— Прием у меня местного населения — в третий раз объясняю. Мне за это платят, понял? Сильный довод?

— Ну, кто к тебе сюда припрется? Здесь и народу–то не осталось, в дыре этой. Ну, сиди, отдыхай, ладно. И еще у меня к тебе вопрос, последний раз: в коммуну вступишь? Не надо выделяться, доктор! Вступай в коммуну, выгодно ведь, а?

— Нет, — сказал Вадик. — Слушай, что ты по три раза одно и то же спрашиваешь? Дразнишь меня, что ли?

— На всякий случай. Только потом локотки не кусай, — предупредил командир. — Мы здесь хорошо возьмем, — весело добавил он. Он собирался уже было отойти, но потом снова сел. — Слушай. Пойми, нужно, чтобы тебя ребята зауважали. Чтобы видели, что ты вроде них, работяга. Все с отрядом, а ты выделился. И так уже разные разговоры пресекаю. Какие? А говорят, что ты ловко устроился: при кухне, при бабах и со спиртом. — Командир захихикал.

— Ха–ха–ха! — передразнил его Вадик. — Кто же это такой юморист? Игорек?

— Да тебе с ним не потягаться, — незлобиво сказал командир. — Ладно, загорай, а мы пошли вкалывать. Во, погляди! — Он подтолкнул Вадика, кивнул на бредущего, наклонившись вперед, словно падая, Моню. — Во придурок! И на объекте так же ходит. Будь моя воля — я бы его в отряд не взял. Навязали, — пожаловался он Вадику. — Ну, пускай пока походит. Может, Ольку по математике поднатаскает — хоть эта польза с него будет. Со зрением у него все в порядке? — вдруг заинтересованно спросил он.

Вадик слегка удивился вопросу, а потом вспомнил, что по зрению можно комиссовать. «Ах, ты!..» — разозлился он.

— Нормально. — Вадик проводил Моню взглядом. — У нас в отряде очки только у Игорька. Не знал? А у Мони просто походка такая — дефект воспитания, это бывает. Вот знаешь, с кем у нас не в порядке?

— Да знаю! Олька?

— Зачем ты ее в отряд взял? Ты–то знал, какие будут нагрузки. И поставил на кухню! Командир!.. У нее же ревматизм, наверное. Я‑то помню ее по осмотру. И как ее не комиссовали?..

— Она до сих пор на тебя зуб имеет, — засмеялся командир. — Там, в комиссии, еще другой терапевт был. Написал: «Здорова». Подписал не глядя! — Он насмешливо сощурился. — Зимой ее на носилках из общежития увезли, — присматриваясь к Вадику, рассказал он. — А она из больницы сбежала. Сессия! Брось, доктор! Не маленькие мы тут, не дети. Ты забудь, что ты детский врач. Хочешь честно? Вот наш отряд и без врача может быть. Здесь у нас все здоровые. Потому что ребята чего поехали: заработать и отдохнуть по возможности. Вот так, если по–человечески. А ты — «инструкции»! Это положено, это не положено. Переэкзаменовка у нее осенью по высшей математике, понял? Так что я тебя не поддержу. И заработать ей надо. У тебя родители кто? О! — сказал командир. — Интеллигенция. А у нее отец — дрянь, алкаш. Да у матери еще двое пацанов на руках. Ольга себя и кормить и одеть должна. Тебе лет сколько? Года двадцать четыре? Во! А первую зарплату здесь получишь… — Он усмехнулся. — Ладно! Дай чего–нибудь от головы.

— Ты заболел? — простодушно спросил Вадик и, опомнившись, досадливо сморщился. — Ну–ка померяй температуру.

— У нас в училище врач — хирург! — по пульсу температуру измерял. Подержит полминутки и — «Встать! Симулянт! Кру–гом! Ша–гом арш!» — Командир вошел в медпункт, оглядел стены, увешанные медицинскими плакатами.

— С градусником вернее, — отозвался Вадик, роясь в чемоданчике.

Командир сидел на раскладушке для больных, а Вадик стоял у входа в медпункт, покуривая.

Температура оказалась нормальной. Вадик достал тонометр.

— Ха! Секешь! — хмыкнул командир и скинул куртку.

Сначала Вадик не поверил своим глазам и ушам, перемерил артериальное давление.

— Ну? — спросил командир сердито. — Высокое?

— У тебя что — гипертония? — озадачился Вадик. — Ну–ка, где твоя карточка?..

— Там–то все в ажуре, — усмехнулся командир. — Отчетность в порядке. Мы с Ольгой хорошего врача на комиссии нашли, — подмигнул он. — Меня из–за этого давления из училища, Высшего командного, комиссовали, — с тоской признался он. — Доказывал я им, доказывал, что при нагрузке у меня все путем… Гады вы, медики! Ну, где твой анальгин? Пора, сейчас машина придет.

— Понимаешь, — виновато сказал Вадик, — сейчас у меня ничего сильного нет… Но я достану! Сегодня же достану! Ты на стройку пока не ходи. Нельзя! Хуже будет!.. Да постой ты!

— Ладно, само пройдет, — отмахнулся командир. — Ты никому не болтай, понял? — Он подозрительно посмотрел на Вадика.

— Работай в тени! — крикнул ему вслед Вадик. Он перебрал медицинские карточки ребят. Олину и командирскую карточку заполнял Колька Суворов. «Коля!..» — про себя сказал Вадик.

Он пошел не по шоссе, а через деревню, по пыльной белой дороге, закрытой от солнца аллеей старых лип. Где–то в середине деревни аллея прерывалась, образуя въезд к бывшему господскому дому, несуразному из–за непропорциональности: остался лишь первый этаж с высокими окнами, изящным крыльцом–ротондой. «А еще два этажа война отрубила», — рассказывал дядя Саша — егерь.

За деревней лежало выгоревшее картофельное поле с жалкими ростками, сухое. На другом конце поля солнце все–таки допекло Вадика, он снял форменную куртку и сбегал к воде, ополоснулся. Потом дорога повела рощицей, вдоль забора дома отдыха, а потом он выбрался на зады центральной усадьбы совхоза, захламленные остовами раздетой сельскохозяйственной техники, прошел мимо глухих низеньких складов, мимо гаража, от которого сильно пахло бензином, по короткой улице из одинаковых двухэтажных домишек, тихих, с раскрытыми окнами, в которых набегающий от водохранилища ветер трепал прозрачные занавески. У палисадников были насыпаны кучи песка, валялись детские игрушки, лежал на боку велосипедик… Было тихо; ни петушиного пения, ни мычания коров, ни детских криков, один только серьезный голос диктора из громкоговорителя–колокольчика на центральной площади нарушал какую–то обеденную тишину. Площадь, чисто, по–городскому заасфальтированная, была огранена двухэтажными блочными зданиями дирекции, магазина, столовой и клуба.

На стенде у клуба висел еще белый, невыцветший плакат. Вадик прочел: «10 июля состоится вечер отдыха. Выступают гости — студенты строительного отряда. Лекция врача. Танцы».

За клубом поднималась решетчатая водонапорная башня. Ее вознесенная вверх и серебрящаяся на солнце емкость была краской стилизована под космический корабль. Вадик, задирая голову, обошел ее и увидел, что шутники оставили автограф: «ССО». Это было хорошо, это означало, что директор совхоза уже знаком со студенческими проблемами и должен с пониманием отнестись к просьбам Вадика насчет прачечной и бани.

Рядом с башней, в тени клуба, окруженная заборчиком, стояла ярко–голубая, с белыми окнами, похожая на большую ухоженную дачу амбулатория. У открытой калитки на скамеечке сидели две женщины в белых халатах. Когда Вадик к ним подошел, Марь — Андревна встала и ушла в амбулаторию.

— Как устроились, Вадим Владимирович? — спросила доктор Светлана Филипповна, вся круглая, добрая. Сейчас она улыбалась, и ее маленькие глазки над сдобными щеками сладко щурились.

— Спасибо. — Вадик присел рядом. — Все нормально. Туалет перенесли, гигиену поддерживаем. Только вот приема нет — не идут! — Он жалостно вздохнул.

— И не пойдут, Вадим Владимирович! — радостно сказала Светлана Филипповна. Она твердо сидела на скамейке, а руки у нее были быстрые, подвижные. Вот она поправила волосы, выбившиеся из–под накрахмаленной шапочки. — Маша, Марь — Андревна, их там вот так держит! — Она сжала толстенькие пальчики в кулак, и кулак оказался большим. — А, Маша? Ну, ничего, после сегодняшнего к вам толпой побегут! — Светлана Филипповна звонко просмеялась. — Где же вы научились приступы тахикардии этак снимать?

— Это старый способ, — скромно потупился Вадик, — позабытый. Мне его отец показал. Чего ж мне с приемом–то делать?