Земля без людей - Джордж Стюарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пожалуй, это его уже удивило. Правда, он не знал, какой сейчас день. Такое с ним случалось всякий раз, когда он забирался в горы и жил сам по себе, не общаясь с внешним миром. Скорее всего, среда. Но с таким же успехом мог быть и вторник или даже четверг. Единственное, в чем он был уверен — сегодня не воскресенье. На воскресенье или даже на весь уик-энд Джонсоны вполне могли закрыть свою лавку и укатить в горы. Они были легки на подъем и не слишком верили расхожим истинам, что хорошая работа приносит радость. Но сейчас, когда туристский сезон был в самом разгаре и торговля шла на удивление бойко, они не могли с привычной легкостью пренебречь своими доходами и оставить лавку надолго. Но даже если уехали, то почему не заперли двери? Да… люди, живущие в горах, — это всегда загадка. Но что бы ни происходило, бензобак по-прежнему оставался полупустым. Насос, как и все вокруг, тоже оказался без замка, и Ишу ничего не оставалось, как самому залить бак десятью галлонами бензина, выписать чек и оставить его на конторке рядом с корявой запиской: «Никого не нашел. Взял 10 гал. Иш».
Он завел машину, вырулил на дорогу и только тогда почувствовал легкое беспокойство. Джонсоны отправились на уик-энд, двери без замков, исчезли рыбаки, машина на ночной дороге, и самое тревожное — люди, которые спасаются бегством при виде другого человека, совершенно беспомощно лежащего на койке в одинокой горной хижине. Но день был тих и ясен, рука уже не донимала болью, а главное, он избавился от той странной болезни, если это была действительно новая болезнь, а не следствие змеиного укуса. Дорога безостановочно катилась вниз, плавно изгибалась вдоль берега стремительного ручья, забиралась в сосновые рощи, и прочь уходила его тревога. Когда же он добрался до электростанции, нелепые и тревожные мысли совсем оставили его.
Корпуса электростанции выглядели, как и прежде. Он слышал гул работающих генераторов и видел вспененные потоки воды, стремительно вырывающиеся на свободу через шлюзы в основании плотины. Среди белого дня плотину заливал свет электрических ламп, и он подумал: «У них столько электроэнергии, что совсем нет необходимости ее экономить».
Он было решил перейти плотину, добраться до машинного зала, встретить кого-нибудь и поделиться своими странными опасениями, которые понемногу стали вновь занимать его мысли, но покойный пейзаж и привычные звуки убеждали в обратном. Людей действительно не видно, но ведь электростанция работала — работала, как и всегда. Ничего удивительного в том, что он не видит людей. Все здесь настолько автоматизировано, что достаточно нескольких человек, которые, по всей видимости, сейчас находятся у пультов машинного зала. Уже отъезжая, он увидел, как из-за здания главного корпуса выскочила здоровенная колли. Бегая на противоположном берегу, она просто захлебывалась неистовым лаем.
«Что за глупая собака! — подумал он. — Чего она так нервничает? Предупреждает, чтобы я не вздумал стянуть главную турбину?» Людям свойственно переоценивать ум и сообразительность братьев своих меньших!
Дорога свернула, и скоро он уже не слышал звуков собачьего лая. То, что он видел собаку, стало еще одним подтверждением обыденности происходящего. Успокоенный, придерживая левой рукой руль, он безмятежно насвистывал. Через десять миль он подъедет к первому на своем пути городку — небольшому городку с названием Хатсонвиль.
Рассмотрим пример крысы капитана Маклири. Этот весьма любопытный грызун населял остров Рождества — крохотный, вечнозеленый кусочек суши в двухстах милях к югу от острова Ява. В 1887 году наука получила первое описание данного вида, в котором отмечались значительный объем и прочность костей черепа, правильный размер высоко посаженных круглых глазных впадин и характерность заметно выступающих скуловых пластин.
Описывая данный вид, натуралист отмечал, что грызуны населяли остров стаями, питались фруктами и молодыми побегами. Остров стал их маленьким миром — крысиным раем на Земле. А натуралист продолжал: «Кажется, они плодились без перерывов круглый год». Наверное, благодаря изумительному богатству тропической природы, даже при таких темпах размножения грызуны не испытывали голода, а значит, не вступали в борьбу за существование с себе подобными. Отдельные особи были чрезвычайно упитанны, с толстым слоем подкожного жира.
В 1903-м на крысиное общество обрушилось ранее неведомое заболевание. Вследствие чрезвычайной плотности обитания, а также из-за тепличных условий развития в обществе, где отсутствовал естественный отбор, все без исключения крысы оказались подвержены заражению и вскоре начали вымирать тысячами. Несмотря на свое великое множество, несмотря на бесконечные запасы пищи, несмотря на чрезвычайно быстрое размножение, вид этот прекратил свое существование.
Машина одолела последний подъем, и отсюда до окраин Хатсонвиля оставалось не больше мили. Перевалив гряду, дорога медленно пошла под уклон, и в этот момент совершенно случайно, каким-то боковым зрением он увидел нечто, заставившее сжаться и внутренне похолодеть. Он резко нажал на тормоза. Вышел на дорогу и, еще не веря, что действительно мог увидеть такое, медленно пошел назад. Он не ошибся. Здесь, на обочине, на приметном месте лежало тело хорошо одетого мужчины. Лежало оно лицом вверх, и Иш видел муравьев, ползающих по этому лицу. С тех пор, как все случилось, прошел, наверное, день или два. Тогда почему он первый, увидевший этот труп? Иш не решился подойти ближе, он не стал и не мог долго смотреть на тело. Единственное, что он должен был сделать, — это добраться до города и как можно скорее найти коронера. Спотыкаясь, он заспешил к машине.
Здесь, под ровный гул мотора — как странно, — но он все больше верил родившемуся где-то в глубине чувству, что увиденное находится выше полномочий коронера, и может случиться так, что нет уже в Хатсонвиле никакого коронера. Он никого не встретил у Джонсонов, он никого не видел на электростанции, на пустынной дороге не было ни одной машины. Единственное; что оставалось реальным, что связывало увиденный им мир с прошлой жизнью; — это электрические огни на плотине и мирный, покойный гул продолжающих свою работу генераторов.
Но у первых домов города его прерывистое дыхание стало ровнее, и он даже позволил себе улыбнуться, потому что увидел копающуюся в пыли обыкновенную курицу, а рядом шесть маленьких желтых комочков. И еще он увидел, как с видимым безразличием переступает по дорожке белыми лапами черная кошка. Черно-белая кошка отправилась по своим делам, как могла отправиться в любой другой, ничем не примечательный июньский полдень.
Марево дневного зноя накрыло пустынные улицы. «Вредные мексиканские привычки наших маленьких городков, — подумал он. — У всех сиеста». И вдруг он подумал, что успокаивает себя, словно тот, кто свистом думает вернуть себе утраченное самообладание и уверенность. Он выехал на главную улицу, аккуратно остановил машину у края тротуара и вышел. Совсем никого. Потрогал дверь бара, она была открыта, и тогда он вошел.
— Привет! — немного срывающимся голосом крикнул в пустоту. Никто не вышел к нему навстречу. Эхо и то поленилось произнести в ответ хотя бы слово.
Двери банка, хотя до закрытия оставалось еще достаточно много времени, оказались запертыми, а он был уверен — и чем больше вспоминал, тем сильнее утверждался в мысли, что сегодня вторник или среда, или в крайнем случае четверг. «Кто же я такой на самом деле? — думал он. — Рип ван Винкль?» Но даже если и так, то, проспав двадцать лет, Рип ван Винкль вернулся в деревню, где были люди.
Дверь скобяной лавки за зданием банка оказалась открытой. Он вошел и снова звал людей, и снова даже эхо не ответило ему. И у булочника он услышал лишь слабый шорох — это где-то в углу копошилась пугливая мышь.
Все отправились смотреть бейсбол? Даже если так, хозяева обязательно закроют двери магазинов. Он вернулся к машине, устроился на сиденье и беспомощно огляделся. Может, он все еще лежит в своей хижине и бредит? Панический страх толкал его вырваться из мертвого города. Он уже был готов спасаться бегством, как мятущийся взгляд его застыл на машинах. Всего несколько машин стояло у края тротуаров — так они всегда стояли в обычный полдень, когда на смену деловой лихорадке приходит ленивая неторопливость. И он решил, что не может просто так взять и уехать, ведь он должен кому-то рассказать о своей находке. Он нажал на клаксон, и непристойный вопль, а может быть, пронзительный крик о помощи рванул застывший в полуденном зное покой улицы. Он просигналил дважды, немного подождал и снова дал два гудка. Снова и снова, дрожащими от поднимающегося прямо к горлу страха пальцами он жал и жал на черный диск клаксона. И еще оглядывался по сторонам, надеясь, что хоть кто-нибудь выйдет на порог своего дома или чья-то голова мелькнет в проеме окна. Пальцы его наконец замерли, и снова вокруг была тишина, только где-то рядом бестолково и громко кудахтала курица. «У бедняжки от страха начались преждевременные роды», — мелькнула глупая мысль.