Багровый прилив (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

Ла Шатеньре стоял один, ближе к столу, за которым сидел король. Его величество то и дело бросал на миньона ободряющие взгляды и несколько раз, когда думал, что его не видят, салютовал тому бокалом вина. Антрагэ же остановился лишь на пару шагов впереди фаворитов герцога Фиарийского.

— Его величество изволил заключить пари с моим отцом, — усмехнулся Шарль д’Э, старший сын герцога и давний друг Антрагэ, с которым они вместе росли и вместе постигали науку фехтования. — Если ты победишь, его величество оплачивает стол, если же проиграешь, то все расходы ложатся на моего отца.

— Значит, дело не только в чести, — криво и не слишком убедительно ухмыльнулся Антрагэ, — но и в паре сотен ажедоров?

— Постарайся, чтобы они ушли из королевской казны, Антрагэ, — уже без тени иронии ответил ему д’Э.

— Не бойся, — отмахнулся Антрагэ. — Если верх возьмёт Ла Шатеньре, первая кровь станет и последней.

Суд Господень традиционно вёлся до первой крови, но никто не мешал прикончить противника одним быстрым ударом. А этим как раз славился Ла Шатеньре — фехтовальщик не столько искусный, сколько берущий физической силой, выносливостью и могучими ударами.

— Се суд Господень, — прервал разговор друзей хорошо поставленный голос кардинала Рильера, — и я не в силах предложить сторонам его примириться. Лишь кровь может решить сей спор, и она должна пролиться. Могу лишь воззвать к Милосердию во имя Матери его, дабы оба бойца, что сойдутся ныне пред нашими глазами и оком Господа, по мере сил щадили друг друга. Ибо оба они верные сыны Адранды, и да не станет место сие смертным полем.

Кардинал более чем прозрачно намекнул бойцам, что не потерпит смертоубийства. И если Антрагэ и без того не собирался убивать своего противника, то про Ла Шатеньре такого сказать было нельзя. Достаточно одного взгляда в его глаза, чтобы понять — он пришёл сюда убивать и, несмотря ни на какие слова кардинала, отступать от этого желания не намерен.

Высказавшись, кардинал отступил на несколько шагов и взмахом руки велел обоим бойцам сходиться. Антрагэ и Ла Шатеньре прошли каждый свои десять шагов до выделенного места и замерли у его границы. Новый жест — противники пересекли границу выделенного места, откуда выйти суждено будет только одному из них. Оба отсалютовали и встали в позицию, кончики их рапир едва слышно звякнули соприкоснувшись.

— Во имя Господа и Матери Милосердия, начинайте!

Не было никакого обмена пробными выпадами, лёгкого перезвона клинков, что обычно предваряет схватку. Ла Шатеньре сразу ринулся в атаку, обрушив на Антрагэ несколько стремительных и невероятно сильных ударов. Они легко проломили бы любую оборону, вот только Антрагэ и не думал обороняться. Лишь дважды Антрагэ парировал выпады противника, от остальных он легко уклонился. Двигаясь, будто в диковинном танце, он раз за разом уходил от вражеского клинка, как казалось многим в зале, уже готового пронзить его. Антрагэ приседал, припадал на колено, пользуясь преимуществом, что давал ему невысокий рост, отклонялся назад буквально в последнее мгновение. Сам же Антрагэ почти не атаковал, ограничиваясь короткими и злыми контрвыпадами, не давая Ла Шатеньре совсем уж расслабиться и почувствовать себя хозяином положения. Ла Шатеньре же продолжал наседать, тесня противника, казалось, отобрав у него инициативу, оставив Антрагэ лишь возможность огрызаться.

Его величество приветствовал каждый удачный, как ему представлялось, выпад Ла Шатеньре, аплодисментами. Герцог Фиарийский мрачнел, подсчитывая в уме убытки, и вовсе не те, что он понесёт, оплачивая роскошный банкет, устроенный королём. Первый миньон короля д’Эпернон скрипел зубами, представляя себя на месте Ла Шатеньре. Он уже десяток раз в мыслях своих нашёл бреши в обороне Антрагэ и пронзил того насмерть — одним верным ударом. Д’Эпернон считал, что только неумелое, топорное фехтование Ла Шатеньре не даёт тому одолеть ловкого соперника. Кардинал Рильер следил за боем взглядом опытного фехтовальщика — пускай здоровье и не позволило ему драться на дуэлях самому, но всё же движения, атаки, защиты были знакомы ему не понаслышке. Мало кто знал, что его высокопреосвященство брал частные уроки фехтования, просто на всякий случай. Он был человек весьма предусмотрительный и предпочитал быть готовым если не ко всем, то уж точно к большинству неприятностей, какие могут с ним приключиться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В первое мгновение никто ничего не понял — всем показалось, что Ла Шатеньре просто споткнулся. Однако уже в следующее все заметили движение Антрагэ, рывком выдернувшего рапиру из колена противника. И только ещё пару мгновений спустя присутствующие в зале начали понимать, что случилось.

Антрагэ, почти припавший к земле, уклоняясь от очередного удара соперника, резко подался вперёд в глубоком выпаде и пронзил колено Ла Шатеньре. Клинок рапиры почти до середины вошёл в ногу атлета, заставив того пронзительно вскрикнуть, скорее от неожиданности, нежели от боли. Боль пришла к Ла Шатеньре позже, когда он уже лежал на натёртом канифолью полу. Он сжался в комок, будто новорождённый, обеими руками стискивая колено, не понимая, что этим только причиняет себе лишние мучения. Он скрипел зубами, пытаясь сдерживать стоны, однако те вырывались из его глотки каким-то не человеческим даже, а почти собачьим поскуливанием.

Но никто не смотрел на поверженного атлета — все взгляды в зале были прикованы к невысокой фигуре барона д’Антрагэ. Тот выпрямился, обернулся лицом к столу его величества и обратился к побледневшему королю:

— Ваше величество, я победил и теперь требую, чтобы вы признали свою неправоту пред Господом и собравшимися здесь людьми! Верните мне мою честь, ваше величество!

Антуан VIII был ошарашен таким исходом схватки, которая, как казалось ему считанные мгновения назад, уже выиграна его бойцом. Однако его величество был опытным политиком и умел держать удар. Он медленно, выказывая всё достоинство, что ему присуще как властителю Адранды, поднялся с трона и провозгласил:

— Ныне, пред Господом и людьми, я, милостью Господа король Адранды Антуан Восьмой, признаю неправоту моих слов, сказанных в адрес Шарля де Бальзака, барона д’Антрагэ. И возвращаю ему его честь!

Последние слова позволили королю сделать хотя бы минимально хорошую мину при очень плохой игре.

— Развлекайтесь, добрые мои подданные, — добавил он, — пейте и ешьте. Услаждайте свой слух музыкой и не забывайте о танцах.

Напутствовав всех таким образом, его величество покинул бальный зал. За ним последовали его верные миньоны во главе с д’Эперноном, не желавшим ни мгновением дольше оставаться в зале. Выпад Антрагэ, сваливший Ла Шатеньре, оказался для д’Эпернона неприятным сюрпризом, и он понимал, что, скорее всего, и сам бы купился на эту уловку. Так что теперь он мог только порадоваться, что его величество в ту злосчастную ночь выбрал защитником своей чести не его.

— Врачи, помогите же Ла Шатеньре, во имя Матери Милосердия, — напомнил кардинал Рильер докторам, конечно же, дежурившим рядом с размеченным полем боя, об их долге.

Те тут же бросились к стонущему атлету. Антрагэ же направился к свите герцога Фиарийского. Его поздравляли с победой, осторожно хлопали по плечу, говорили всякую чепуху, какую обыкновенно несут в таких случаях. Однако стоило кому-либо заглянуть в глаза Антрагэ, тот сразу замолкал, и улыбка сходила с его лица. Не было в глазах Антрагэ никакого триумфа и радости победы — в них была лишь привычная пустота да плескались далёкие отзвуки былой боли.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Все дороги ведут в Водачче

Глава первая

Фигуры на доске

По иронии судьбы, на которые она, как известно, весьма щедра, в ту же самую ночь, когда Антрагэ бросил перчатку королю, по реке Тайм поднимался корабль. Ночь выдалась ненастная — ветер нёс тяжёлые хлопья снега, налипавшие на паруса и такелаж галеона, однако экипаж его уже видел вдали Престон — столицу Страндара, цель их долгого путешествия. Пускай немногие из матросов и даже офицеров галеона были страндарцами, а ещё меньше среди них — уроженцами столицы островного королевства, но всем им город сулил отдых и развлечения, недоступные слишком долго. Каперский рейд королевского приватира Иеремии Берека оказался затяжным, но весьма удачным, и члены команды его галеона, носящего гордое имя «Золотой пеликан», уже прикидывали свои доли в награбленном и хвастались друг другу, как потратят лихое золотишко. А в том, что уже к полуночи в их кошельках будет звенеть не медь и даже не серебро, никто не сомневался. Добычи взяли столько, что пришлось выгрузить едва ли не весь балласт, чтобы «Золотой пеликан» не был чудовищно перегружен.