За дверью дьявол - Константин Мосолов

«Говнюк! Позорище! Мне теперь бросить единственную достойную работу, чтобы ты учиться начал?! Будем с тобой бомжами-отличниками, так ты хочешь?!.. Я полгода ждала эту вакансию!.. Засранец!» — прокричалась Люба в закрытую дверь. Какое-то время она стояла неподвижно, напряженно, будто готовясь атаковать: Любовь сверлила взглядом дверную ручку, словно она и есть ее ребенок. Мать представляла, как отчитывает сына, наказывает его разными способами, как будет довольствоваться его расстроенным видом. Затем, подавив воображение, она все-таки отвела разгневанный взгляд в сторону и подошла к холодильнику. В комнату к Тимофею Люба решила не заходить, но сдерживать эмоции больше нет сил — в ход снова идут водка и газировка.

Достав бутылки, Любовь потянулась к стакану, который стоял возле раковины, неподалеку от диковинного держателя. И, пребывая в таком состоянии, мать, разумеется, не уследила: случайно задела «канделябр», и тот повалился. Тогда, не сдерживаясь, пока еще держатель не соскользнул со столешницы на пол, она резким движением руки откинула его подальше. Тяжелый «канделябр» ударился о фартук гарнитура и почти со всеми кухонными принадлежностями рухнул в раковину. Тем самым Люба немного разрядилась, после чего намешала желанный коктейль и залпом опустошила граненый стакан.

«Двенадцать с лишним — смена, двенадцать — на самом деле нет — на сон. Подмена, сон, смена, сон, подмена… Уборка, твою мать… Ну не могу я все успевать!.. — хныкала мать со стаканом в руке. Спустя мгновение у нее начала чесаться левая кисть: кожа меж пальцев и на внешней стороне ладони шелушилась. Любовь, продолжая горевать, тут же принялась скоблить покрасневшие участки своими слоящимися ногтями. — И бросить я не могу эту работу! Другие варианты даже рядом не стоят! Да, мы имеем немного, но это лучшее, что сейчас есть у нас с тобой!.. И на няню… ну… ну никак я не найду!.. Я же свожу концы с концами, а ты вон как… Тима, Тима… Хочу нормальную жизнь».

Вниз-верх, вниз-вверх!

«Блядь!» — вскрикнула от хруста дверной ручки Люба и уронила на пол стакан, тем самым разбив его, после чего отскочила в сторону. Оправившись от испуга, она собралась и, аккуратно перешагивая через осколки, немного отошла от кухонного гарнитура, чтобы видеть прихожую.

«Закрыто, мудак! Это тебе не трамвай! — выплеснула эмоции Любовь, после чего услышала, как кто-то по ту сторону двери вставил ключ в замочную скважину. — Что?..»

Замок начал издавать щелкающие звуки, тем самым доказывая, что ключ действительно подходит. Люба побежала в прихожую. Она схватилась за дверную ручку, вертушку второго замка и стала их удерживать, чтобы некто не открыл дверь. Однако какого-то весомого сопротивления не последовало, наоборот: таинственный гость мгновенно отступил. Любовь быстро посмотрела в глазок.

То же самое. Почти. Фигура в темном быстро скрылась в направлении лестничного пролета, в этот раз сопровождая свой побег истерическим смехом.

То самое чувство, что придавало Любе уверенности, вернулось и не дало сразу осознать, что смех звучит как-то странно. И тогда, вместо того чтобы прислушаться, она схватила металлическую ложку для обуви, которую, не отрываясь от глазка, отыскала на тумбе, открыла входную дверь и выбежала на лестничную площадку.

Только Любовь хотела выкрикнуть пару-тройку фальшивых угроз, как вдруг осознала, что не может понять, кто смеется: женщина или мужчина? У голоса была большая высота, а его тембр был непостоянным. Вслушиваясь, Люба все больше понимала, что этот смех аномален: как будто бы трахея и бронхи, полости рта и носа у этого человека пребывают в бесконечном, безостановочном и цикличном процессе перемены от одного варианта к кардинально другому. Это была не естественная игра голосом, а глобальные изменения, которые происходят настолько быстро, что подобное можно вообразить разве что в сюрреалистичном сне. Будто организм суетно пытается повторить форму, заложенную в ДНК, но никак не может. Или же, словно пластилиновый, этот беглец способен лепить себя как хочет, и теперь он вовсю развлекается, используя свой дар.

Хрипота и сиплость в звучании то пропадали, то появлялись, а своей непостоянной звонкостью этот смех в определенные моменты, кажется, касался даже самой души. Это был огромный язык, укутанный зловонным, жарким дыханием, жадно облизывающий тебя всего с головы до пят, грязная, костлявая, холодная рука, крепко ухватившаяся за твое запястье, оставляющая синяки, которые не пройдут, и толпа бешеных зверей, с пеной у рта, с безумием в глазах изучающая тебя, готовящаяся напасть. Темп, тон, интонация тоже менялись. Все было непостоянным, за исключением разве что благозвучности и полетности: как-то по-особенному этот смех резал слух и был, несомненно, хорошо слышен. Настолько, что, казалось, на каком бы этаже ты ни находился, он всегда будет доноситься до тебя с одинаковой силой.

Дьявольский хохот сводил с ума, вселял страх, но не само его звучание в итоге загнало Любовь обратно в квартиру. Не это заставило ее отчаянно кричать и молиться про себя.

В один момент Любе удалось уловить что-то конкретное в звучании и зацепиться за это. Смеющийся будто позволил ей разобраться в том, где он и куда движется. Она даже смогла расслышать уже знакомые ей грохот шлепок и топот копыт. Вывод был такой: незваный, ужасающий гость находился на несколько этажей ниже и бежал сейчас к выходу. Мгновение Любовь думала подойти к лестнице поближе и глянуть вниз, чтобы попытаться рассмотреть бегущего, но она была слишком сильно напугана. В любом случае Люба все равно никого бы не увидела. Какофония, казалось, стихала, однако вскоре начала нарастать. И смех вновь растворился в пространстве, пробегая по всем поверхностям, занимая каждый угол этого старого, обветшалого подъезда.

Любовь подумала, что беглец почуял ее страх и развернулся, побежал вновь на ее этаж, но тогда топот должен был хотя бы на секунду прекратиться (она все еще могла различить его среди всего безобразного шума) или же, пусть на мгновение, но изменить звучание. Испуганная женщина была в недоумении, а безумная, адская песнь становилась громче и объемней, все больше заполняя собой помещение. Но очень скоро Люба все поняла. Смеющийся приближался, поэтому звук, вопреки всем аномалиям, вновь стал становиться четче и конкретней, позволяя определить положение своего источника. Тогда Любовь, уже окончательно скованная страхом, взглянула на верхний лестничный пролет.

«Он все это время бежал вниз, — с ужасом в глазах осознала она. Люба смотрела на верхнюю лестничную площадку и ожидала там монстра, который сожрет ее душу. — Но как?! Он же был на нижних этажах! Невозможно! Невозможно!»

И в этот момент, когда, казалось, смеющийся монстр уже на соседнем этаже, когда Любовь уже почти падает в обморок,