В лабиринтах темного мира. Похождения полковника Северцева. Том 3 - Олег Северюхин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот там стоит лысый старичок в украинской вышиванке. Это Хрущёв. Был активистом массовых репрессий в вашей стране, потом обошел на повороте всех сталинских любимчиков, стал премьер-министром и первым секретарем компартии. Рядом стоит генерал Брежнев, нынешний генеральный секретарь. Между ними стоят Молотов, Маленков, Ворошилов, Каганович и примкнувший к ним Шепилов. Они хотели сместить Хрущёва за то, что он руками военных расстрелял палача Берию. Но Хрущёв при помощи Жукова объегорил всех, в том числе и самого Жукова, которого сместил с поста министра обороны и отправил в отставку. Хрущёв разоблачил культ личности, в преступлениях которого принимал активное участие. А вот в сторонке стоят пожилая женщина и молодой бородатый мужик в военной форме. Это председатель компартии Испании Долорес Ибаррури и кубинский диктатор команданте Фидель Кастро. Помни их, анализируй их политику и просчитывай, что ждёт страну и тебя лично в ближайшее время.
А вот это ваша страна, а там, вдали на западе такие же страны, как и твоя. Они отличаются от всех своими церквями с высокими шпилями и башнями с крестами наверху. И вот, смотри, как рядом с ними возникают высокие башни, похожие на космические ракеты и у каждой ракеты сверху полумесяц, а люди твоей веры начинают ютиться в резервациях, изгнанные со своей родины. Вот этого ты и не должен допустить.
А сейчас пойдем домой, твои папа и мама заждались тебя.
Больница
– Проснулся маленький мой, – надо мной склонилась мама, и ее лицо было в слезах. – Как же ты всех нас напугал. Кушать хочешь?
Я кивнул головой и к моим губам поднесли ложку с теплым и невкусным бульоном. Я съел несколько ложек бульона и снова уснул.
Проснулся я солнечным утром от того, что мне в глаза било яркое солнце. Все было хорошо, только я не мог шевелиться. То есть шевелиться я мог, но моя левая нога не шевелилась. Хотя, пальцы на ноге шевелились, а нога не шевелилась. Я заглянул под одеяло и увидел толстый панцирь у меня на животе.
– Проснулся? – рядом была мама и улыбалась. – Это я у тебя гипс. Ты сломал ногу, и врачи наложили тебе гипс, чтобы ты не шевелился и нога быстрее срослась.
– А почему я не помню, как мне накладывали гипс? – спросил я.
– Ты был без сознания, – сказала мама и снова захлюпала носом.
– И долго я был без сознания? – спросил я.
– Почти две недели, – сказала мама. – Сегодня тебя переводят в общую палату, в женскую, там тебе будет веселее.
– Почему это меня в женскую палату? – запротестовал я. – Я хочу в мужскую.
– Ты еще маленький, – строго сказала мама, – а там взрослые мужики, они курят, ругаются матом и пьют водку. Эта компания не для маленьких детей.
Я насупился и ничего не сказал.
В больнице я лежал два месяца. Лечили меня хорошо. Приезжал профессор из области, посмотрел рентгеновские снимки и сказал:
– Ну-с, молодой человек, нога у вас срослась хорошо. Гарантирую, что в этом месте она уже не сломается. Мне еще сказали, что вы наизусть помните всех политических деятелей, которые напечатаны в отрывном календаре за нынешний 1955 год. Не хотите ли пройти проверку на точность своих знаний и подтвердить, что ваш лечащий врач говорит правду?
Было ясно, что профессор не верил россказням о том, что пятилетний мальчик мог помнить всех, кто руководил нашей страной в то время.
Профессор наугад открыл календарь и показал на усатого худощавого мужчину:
– Кто это?
Я как солдат на учениях отчеканил:
– Анастас Иванович Микоян, министр торговли СССР.
– А это? – и он указал на женщину.
– Долорес Ибаррури, председатель коммунистической партии Испании.
– А это? – на снимке был мужчина с пухлыми щеками.
– Маленков Георгий Максимилианович, председатель совета министров СССР.
У профессора начали подниматься брови.
– А это? – и он указал на военного с аккуратными усами.
– Климент Ефремович Ворошилов, председатель президиума Верховного Совета СССР.
– Поразительно, – сказал профессор, – а это? – и он показал на усатого человека в полувоенной форме с петлицами.
– Лазарь Моисеевич Каганович, председатель Государственного комитета Совета Министров СССР по вопросам труда и заработной платы.
– Всё, у меня больше нет вопросов, – сказал профессор, – у вас, батенька, определённые способности ко всему. Как у него с памятью раньше было? – он обратился к моей маме.
– С памятью у него всегда было хорошо, – сказала мама, – он стихи быстро запоминает, песни, а календарь со второго раза сам называть начал, я даже сама удивилась, я и то не всех вождей знаю, а он как из пулемёта шпарит.
– Вы, мамаша, насчет того, чтобы из пулемёта по вождям, поосторожнее будьте, – и профессор посмотрел на присутствующих врачей, – мало ли что, не ровен час можно и на Кудыкину гору загреметь. А вам, молодой человек, за экзамен пятёрка. Так держать. Тренируйте память.
Я слышал, как он в сторону говорил уходящим из палаты врачам:
– Хорошая память сейчас не достоинство, а большой недостаток, многие люди хотели бы многое забыть, да вот память подводит. Хорошо, что у парня чистая память и не забита всем тем, что помним мы.
В людях
В ноябре, когда выпал первый снег, я вышел из больницы, находившейся на высоком берегу старинной русской реки. На улице было пасмурно, и я ковылял с тросточкой, отказавшись от маминой руки. Она шла сзади, готовая подхватить меня. Я же казался себе взрослым и серьезным человеком, возвращающимся домой после долгого отсутствия.
Походка после двухмесячного постельного режима выправилась скоро, тросточка стала не нужна, и я снова был пятилетним мальчуганом, который носился по улице в компании тех же пацанов, с которыми я попал под машину, а вот весной будущего года случились события, о которых я и хотел рассказать вам.
В начале осени будущего года в деревню к дедушке, где я отдыхал на природе, приехала моя мама и сказала, что меня вызывают в больницу, чтобы проверить, как срослась сломанная нога. Никаких вопросов, благо я соскучился по родителям и по городу. Говорят, что все русские скучают по родине. Всё правильно, но у одной части русских родина – это город, а у другой – деревня. И каждый скучает по своей родине.
По приезду домой мы пошли в больницу. Причем вместе со мной пошли папа и мама. Это было посредине рабочей недели, и отец для такого случая взял выходной. С чего бы это вдруг?
Осматривали меня придирчиво человек пять. Слушали, мяли, рассматривали снимки, смотрели зубы, рассматривали через увеличительное стекло глаза, измеряли давление, считали пульс после приседаний и вообще, проверяли так, как будто хотели меня послать в далекий космос к инопланетянам. А что? Пока я долечу, вырасту, стану стариком. А если послать старенького человека? Он на половине полета помрет.
Наконец, в конце дня пригласили нас в кабинет заведующего, где сидели все осматривающие нас врачи. Всё как-то секретно. А к секретности нам не привыкать. У нас в городе построили крупнейший во всей Европе химический комбинат. Порядки там военные, и секретность на таком уровне, что я только недавно и из Интернета узнал, что же такое производили на этом химическом заводе. Волосы дыбом встали. А я всё думал, почему это все мои одноклассники как-то так рано поумирали.
Я стоял между коленей отца, мама сидела рядом.
Главный врач спросил меня:
– Ты хочешь быстрее стать взрослым?
И я смогу делать всё, что делают взрослые, и буду есть столько конфет, сколько хочу, а не сколько даст мама, растягивая лакомство на возможно большее количество дней?
– Хочу, – почти крикнул я, а мама вдруг заплакала.
– Хорошо, вы годны, – сказал главный врач, – остальные инструкции получите позднее. И держите рот на замке. А ты умеешь держать рот на замке? – обратился он ко мне.
Не знаю, откуда я это знаю, но я провел ногтем большого пальца по сжатым губам, слева направо.
– Молодец, мальчик, – сказал врач и мы вышли.
Я шёл, держа за руки папу и маму, и чуть ли не подпрыгивал от радости. Но я не мог прыгать от радости, чтобы не выдать ту тайну, которую мне только что доверили.
– Ты-то чего молчал? Ты же отец, – говорила мама папе, – ты же понимаешь, что они могут с ним сделать? Ты же в СМЕРШЕ был.
– А кем я там был в СМЕРШе? – отвечал отец. – Ефрейтором в роте охраны. Я единственное знаю, что если мы где-то откроем рот, то нас шлёпнут, как шлепали сотни других людей, частенько ни за что и ни про что. С кем останется старший сын? Ты-то уже лагерей хлебнула. За кусок хлеба для семьи! А эти люди из судоплатовской епархии. Ничего, что комиссара Судоплатова посадили, а Берию расстреляли. Их ведомство живет и процветает. Вон, смотри, бетонный Сталин на пригорке стоит и на нас сверху поглядывает, так и высматривает, кого бы к стенке прислонить.