Неоконченный романс - Валентина Мельникова

Она взглянула на почти пустую колонку. Так и есть: в графе «зачет» большинство оценок еще не проставлено, но у фамилии Страдымова, ее основной головной боли, в клеточке красуется жирная двойка. Очевидно, это была последняя капля, переполнившая чашу терпения Зои Викторовны. Математиком она была от бога. За уши никого никогда не тянула, но внушала ученикам прямо-таки фанатичную любовь к своему предмету. Несмотря на полноту, она летала по классу от парты к парте, от стола к доске и успевала за урок сделать столько, сколько молодой учитель вдалбливал своим подопечным за неделю.

При этом Зоя Викторовна никогда не заботилась о том, какое впечатление она производит на окружающих. По школе ходило предание, как она года четыре назад умудрилась не заметить присутствующую на ее уроке высокую комиссию из крайоно. И только когда ученики выполняли самостоятельную работу, она, проходя по рядам и выставляя оценки в раскрытые дневники, очень удивилась, обнаружив на последних партах несколько упитанных дядек с сурово поджатыми губами. В недоумении поглядев на них поверх очков, она величественно прошествовала к столу.

— Тетради на стол, домашнее задание на доске! — Этими словами она закончила урок и собиралась удалиться в учительскую. Но не тут-то было! Комиссии, отсидевшей зады на неудобных школьных скамейках, не терпелось разогнать кровь. Конечно же уважаемая Зоя Викторовна совершила уйму ошибок: не комментировала оценки, а просто выставила их в дневники, обозвала ученика олухом, не объявила об окончании урока… Зоя Викторовна молча выслушала замечания, потом взяла со стола пачку тетрадей и смачно хлопнула их о парту перед председателем комиссии.

— Методические упущения, педагогические отклонения… Через пятнадцать минут у меня урок, просмотрите эти работы. Будут замечания — приму к сведению, — сказала она и вышла из кабинета.

Остолбеневшие от такой наглости члены комиссии пытались изобразить возмущение, но председатель своей властью приказал замолчать и раздал всем тетради класса. Ровно через четверть часа оказалось, что все ученики справились со сложнейшими заданиями практически без ошибок. Правда, многомудрый директор Киселев тактично умолчал о том, что на уроке, к счастью, отсутствовал ученик Страдымов, который вполне мог эти показатели подпортить. Но Страдымов покуривал в это время за школьным гаражом в компании таких же шалопаев-прогульщиков и о тайной директорской хитрости так никогда и не узнал…

Илья Страдымов был единственным учеником за всю долгую учительскую жизнь Зои Викторовны, который математику совершенно игнорировал, а десятый класс воспринимал как тренировочную отсидку перед заключением в места не столь отдаленные.

Его отцу было уже за шестьдесят, работал он плотником в лесхозе и с упорством, достойным лучшего применения, искал истину в вине, так что до младшенького, Ильи, руки никак не доходили. Впрочем, в свое время они не дошли и до старшего — Филиппа, отсидевшего не один срок за кражи и разбой…

Вот в эту семейку и предстояло идти Лене на разборки сегодня вечером. Поход был очередной данью завучу, которая всю работу с родителями представляла в виде бесконечного посещения квартир и безрезультатного выяснения отношений.

Низкий голос Зои Викторовны заставил Лену поднять голову.

— Господи, деточка, у вас» поразительный талант наводить порядок!

Лена с удивлением воззрилась на стол: действительно, в тоске от предстоящих испытаний она, незаметно для себя, разобрала на столе все завалы.

В мгновение ока Зоя Викторовна водрузилась на самый широкий в учительской стул и свела на нет все усилия девушки. Она вновь разложила на столе классные журналы, а тетради сдвинула на Ленину половину. При этом она не переставала говорить:

— Вы знаете, Леночка, новый директор лесхоза — прямо Фигаро неуловимый. Говорят, очень видный из себя мужчина, но груб, как фельдфебель. — Зоя Викторовна перевела дух. — На днях такое наговорил Зинаиде, главному бухгалтеру, что она два часа проревела у себя в кабинете. Это с ее-то гонором! — И Зоя Викторовна окончательно забыла, зачем села за стол. — А вот Фаина Сергеевна, — она многозначительно кивнула в сторону химички, восседавшей на диване, — видела, как он вышвырнул из кабины Генку-тракториста. Мне, говорит, пьянь за рулем не нужна. Татьяна сегодня бегала за муженька просить, так он и ее отчитал, чтобы не унижалась.

Две молоденькие, маленькие, похожие на взъерошенных галчат учительницы начальных классов Люба и Лариса выглянули из-за пальмы и недоверчиво переглянулись.

— Это Генку-то?! Да он самый крутой мужик в поселке, а уж если выпьет, так и вообще сладу нет.

Участковый и то с ним не связывается!

— Да директор почище этого верзилы. Я тут видела, как он у конторы из машины вылезал — в собственных ногах запутался. В шубе, унтах, настоящий медведь, да и рык у него медвежий… Что теперь будет? — Зоя Викторовна горестно махнула рукой. — Василь Петрович, покойный, всех в кулаке держал, а при этом, наверно, вообще век свободы не видать!

— Ну вы, Зоя Викторовна, прямо на какой-то блатной жаргон переходите, — упрекнул ее Витя-Петя, учитель физкультуры Виктор Петрович Цыганков, подсевший под пальму к «2-Л-2», как он в шутку называл Любу и Ларису. — Я вам, девушки-милашки, одно скажу: директор — мужик стоящий, затри недели, что здесь в поселке, все участки на вертолете облетел, некоторым так хвосты накрутил!.. А что? До сих пор винтом держат. — Физрук коротко хохотнул. — Жена у меня на поселковой АТС работает. Всего сказать, как вы понимаете, я не могу, — Витя-Петя многозначительно подмигнул Лене, — но егеря рассказывают: шибко мужик грамотный, но въедливый, не приведи господь. В каждую щель залезет, все насквозь видит. Куда там Василию Петровичу. Тот только и знал, что кулаком по столу громыхать да блажить на весь поселок. Но порядок был, что тут скрывать. — Слегка повозившись в кресле, Витя-Петя принял более удобное положение и продолжал:

— А Зинка ревела не оттого, что он на нее рявкнул, а что не разглядел ее красоты, не обомлел и в объятия не бросился.

Что вы, Зинаиду не знаете? Любит она хвостом покрутить перед начальством, а тут такой пассаж! — Витя-Петя подставил чашку под краник самовара, взял из вазочки общественную, купленную на профсоюзные деньги сушку и, дожидаясь, пока чашка наполнится кипятком, развалился в кресле.

— Теперь, девоньки, подходите ко мне поближе, скажу я вам главную новость, а то мне на вас, на корню засыхающих, смотреть уже противно и обидно…

— Чем же мы вам так противны, Виктор Петрович? — ехидно спросила из своего угла любимая Ленина подруга, англичанка Верка Мухина, по мужу Шнайдер.