Все, что ты любил когда-то, ветром унесет - Стивен Кинг

Три четверти книжки были уже исписаны, на после­дней странице красовались два изречения: «Не жуй «Тро­янскую» ты жвачку, похожа будешь на мудачку» (ЭЙВОКА АЙОВА). И вот еще: «Здесь я сидел и долго плакал, что мало ел, но много какал» (ПАПИЙОН НЕБР). Аль­фи был просто без ума от этого последнего перла. Какая совершенная форма изложения, какая безупречная риф­ма! Какой трагизм самой ситуации! Так и видишь перед собой эту трогательную картину. И потом, если разобраться, в самой этой ситуации нет ничего смешного. Че­ловек мало ел, разве это не прискорбно? Но игривость изложения, некая скрытая ухмылочка над самим собой все равно остается. И Альфи казалось, что здесь чувству­ется вызов обществу, эдакий бунтарский дух, присущий поэзии э.э. каммингса.

Альфи пошарил во внутреннем кармане пальто. На­щупал там какие-то бумажки, счет за междугородный телефонный разговор, пузырек с таблетками — он их принимал — и вот наконец нашел перьевую авторуч­ку, которая вечно норовила спрятаться от него в каком-то хламе. Самое время записать сегодняшние поступ­ления. Оба изречения, вполне симпатичные, были почерпнуты им в мотелях одного и того же района. Первое было выведено над бачком туалета, которым он пользовался; второе выцарапано каким-то острым предметом рядом с автоматом «Хэв-э-Байт» по торгов­ле шоколадками и закусками (фирма «Снэкс», по мне­нию Альфи, торговала куда лучшими продуктами, не­жели «Хэв-э-Байт», но по некой неизвестной ему причине года четыре назад лишилась лицензии на по­ставку автоматов в районах, прилегающих к 80-й авто­страде федерального значения). Сегодня Альфи мог на­ходиться в разъездах две недели кряду и преодолеть три тысячи миль, так и не увидев ничего новенького, даже достойная вариация на старую тему попадалась редко. А тут сразу две за один день. Две в последний его день. Прямо как знак свыше.

На ручке рядом с логотипом фирмы (хижина под тро­стниковой кровлей, из кривой трубы вьется дымок) было выведено золотыми буквами: ПРОДУКТЫ «ДАЧНИК» — ХОРОШАЯ ШТУКА!

Сидя на кровати, все еще в пальто, Альфи прилежно склонился над старенькой записной книжкой, пристро­ился так, чтобы тень от головы не падала на страницу. И написал под «Не жуй «Троянскую» ты жвачку» и «Я здесь сидел и долго плакал» следующее: «Спасай евреев из Рос­сии, получишь ценные призы» (УОЛТОН НЕБ.) и «Все, что ты любил когда-то, ветром унесет» (УОЛТОН НЕБ.). Потом ручка нерешительно зависла над бумагой. Он ред­ко добавлял комментарии, всегда стремился к тому, что­бы каждое изречение красовалось на отдельной странич­ке. Нет, конечно, объяснения придавали определенную экзотику (так, во всяком случае, ему казалось; в ранние годы, начав собирать «перлы», он куда охотнее сопровож­дал их пространными примечаниями), и порой они каза­лись даже более занятными, чем само изречение, но осо­бой ясности не вносили.

Он смотрел на второе: «Все, что ты любил когда-то, ветром унесет» (УОЛТОН НЕБ.), потом провел внизу две жирные линии и...

И сунул ручку обратно в карман, задаваясь одной про­стой мыслью: к чему ему или же кому-то другому продол­жать все это, раз так или иначе конец один? Ответа на вопрос не было. Нет, конечно, ты все еще дышишь, а ста­ло быть, пока тебе не конец. И без грубого хирургическо­го вмешательства тут не обойтись.

На улице завывал ветер. Альфи покосился в сторону окна за задернутой занавеской (тоже зеленая, только не­множко другого тона, чем ковер). Если отодвинуть ее, ста­нет видна цепочка огоньков, ползущих по 80-й автостра­де федерального значения, и каждая эта яркая бусинка отмечает место, где находится в пути живое, думающее и чувствующее человеческое существо. Потом он снова пе­ревел взгляд на записную книжку. Нет, он твердо наме­рен осуществить задуманное. Это было... это было просто мгновение...

— Я просто дышал, — произнес он вслух и улыбнул­ся. Взял из пепельницы сигарету, глубоко затянулся, по­том вернул ее в желобок пепельницы и снова принялся перелистывать записную книжку. При взгляде на эти за­писи вспоминались тысячи придорожных стоянок, заку­сочных, торгующих жареными цыплятами, дешевых мо­телей. В точности так же какая-нибудь песенка, случайно услышанная по радио, вдруг со всей ясностью и остротой позволит вспомнить место, где ты ее слышал, человека, с которым тогда был, напомнит, что тогда пили, о чем го­ворили и думали.

«Вот сижу я на толчке и гляжу я букою, не получится покакать, от души попукаю». Все знают это популярней­шее изречение, но под ним красовалась еще более зани­мательная, даже философская его вариация, обнаружен­ная Альфи в закусочной «Дабл Д Стикс» в Хукере, штат Оклахома: «Вот сижу я на толчке с мордой перекошен­ной. Кто сказал, что жизнь прекрасна? Ничего хорошего!» А вот еще, из Кейси, штат Айова, со стоянки, где шоссе 25 пересекалось с 80-й федеральной автострадой: «Это мать сделала меня шлюхой». Ниже другим, более твер­дым мужским почерком было приписано: «Черкни адре­сок, пусть спроворит мне еще одну».

Он начал коллекционировать их, когда торговал уни­версальными считывателями кодов, просто переписывал граффити в книжку на спиральке, даже не задумываясь, зачем он это делает. Попадались смешные, неприличные, просто похабные, а также совершенно непонятные, порой ставящие в тупик. И вот мало-помалу он начал попадать под своеобразное обаяние этих посланий с автомагистра­лей, где единственным средством общения между людь­ми были мигающие огоньки фар под дождем. Нет, иног­да еще водитель, пребывающий в скверном настроении, мог соорудить тебе кукиш или сделать неприличный жест рукой, если показалось, что ты его подрезал. Он постепен­но начал входить во вкус, начал понимать — или только казалось? — что в этом что-то есть. В веселой песенке от э.э. каммингса «Я здесь сидел и долго плакал, что много ел и мало какал», или же, к примеру, в пышущем трагиз­мом и яростью следующем изречении:«1380 Вест-авеню, убей мою мать, ЗАБЕРИ ЕЕ ЦАЦКИ» — во всем этом явно что-то есть.

Или вот эта, уже старенькая: «Вот сижу я на толчке и готовлюсь к бою, просто я родить хочу техасского ков­боя». Написана ямбом, правда, в конце есть сбой в разме­ре, но это не суть важно и не смертельно. Скорее даже на­против — сбой придает пикантности, оттенок эдакого залихватского выверта незамысловатому шедевру. Альфи не раз подумывал, что неплохо было бы поступить в какой-нибудь колледж или на курсы и вызубрить назубок все эти рифмы, размеры и прочую мутоту. Надо твер­до знать, с чем имеет дело, когда попадается новое любо­пытное изречение, а не блуждать во мраке собственного невежества, руководствуясь лишь интуицией. Но со школьной скамьи почему-то запомнился лишь пятистоп­ный ямб: «Быть или не быть, вот в чем вопрос». Некогда в мужском туалете на 70-й автостраде федерального зна­чения он увидел выцарапанные на стене знаменитые строки Шекспира, под которыми кто-то приписал каран­дашом: «Вопрос не в том. Вопрос в том, откуда берутся такие кретины, урод!»