Тусовщица - Анна Дэвид

счастья. И дошло это до меня сегодня, на премьере, во время пьяной затянутой сигаретным дымом беседы с Джереми Пивеном. Джереми отнюдь не производил впечатления счастливого человека, так почему я-то должна стать актрисой, только потому, что мне довелось проболтать с ним всю ночь.

Перед этим событием мы заскочили в бар выпить какого-то «Вествудского колледжа». Или уж если быть предельно точной, то это Стефани заскочила, чтобы выпить, а я оказалась там за компанию.

Когда я только-только стала употреблять коку на вечеринках, я легко могла рассчитывать, что меня снабдят достаточной дозой в нужном месте и в нужное время. Но несколько месяцев назад, после того как мне не раз довелось «договариваться» с совершенно отвратными личностями только чтобы узнать, что они сами подсели на коку, до меня наконец-то дошло, что нужно иметь собственного поставщика. И та искренняя радость, которую я испытала, поняв, что теперь смогу употреблять коку, когда ни пожелаю, и мне не придется просить кого-то ее достать, практически полностью заслонила собой дополнительные расходы.

Я захожу в туалет вслед за какой-то женщиной с пучками седых волос на голове и запираюсь в самой дальней от входа кабинке. Достав из сумочки пузырек, я вытряхиваю немного коки на выступ окна и разделяю ее кредиткой, потом достаю из бумажника свернутую в трубочку бумажку и резко вдыхаю. Услышав, что кто-то вошел, я, затаив дыхание, жду, пока там вымоют руки и наконец-то уйдут, затем высыпаю еще немного коки и снова вдыхаю.

— У меня еще полно осталось, — говорю я Стефани, возвращаясь из туалета и усаживаясь на свой вращающийся табурет. Во рту ощущается восхитительный металлический привкус кокаина. Некоторые говорят, что терпеть не могут, когда он начинает вот так просачиваться через нос в глотку, но мне это нравится, поскольку это прямое доказательство того, что наркотик начинает действовать на мой организм.

— Ничего отвратительнее ты не могла сказать, — отвечает она, пытаясь налить во фляжку водки с тоником. Стефани не употребляет коку: она когда-то страдала от приступов панического расстройства, поэтому убеждена — и, возможно, она права, — что после нескольких дорожек кокаина она испытает то же самое, поэтому я предлагаю ей нюхнуть скорее в силу привычки, а не зловредности.

— Готова? — спрашивает она. Я улыбаюсь, киваю и шмыгаю носом, чтобы сглотнуть и снова ощутить вкус кокаина.

Мы торопливо идем по красной ковровой дорожке, где тощие светловолосые актрисы, дрожащие в своих летних платьях в этот на удивление прохладный вечер, покорно улыбаются папарацци.

— Лесли, давайте сюда! — хором вопят фотографы красивой блондинке, которая соблазнительно улыбается. И по тому, как они отпихивают друг друга и с каким ликованием выкрикивают ее имя, можно подумать, что они делают снимки самого президента или английской королевы. Коллективный разум папарацци, разумеется, не в состоянии сейчас уяснить тот факт, что таких посредственностей, вроде этой Лесли, которым довелось сыграть незначительные эпизоды в каких-то фильмах и которые в дальнейшем, может быть, продолжат сниматься в Голливуде, даже не сотни, а тысячи. Но Лесли молодец: она сумела оказаться в нужном месте в нужное время.

Мы со Стефани решаем как можно скорее добежать до своих мест, чтобы не оказаться на снимке на переднем плане. У Стефани уже был такой случай, когда из-за своей оплошности она загубила фото Линдсей Лохан, потому что в этот момент фотографировала кого-то, кто на этот снимок не попал: меня. В итоге вместо Линдсей Лохан на переднем плане оказался зад Стефани, а это фото напечатали в сотнях журналов. И Стефани до сих пор не может это пережить.

Она быстрым шагом уходит прочь, а меня в это время застает врасплох эта актриса, Лесли, которая пятится назад и погружает свой высоченный красный каблук прямо в большой палец моей левой ноги. У меня такое чувство, что мой палец обезглавили (если конечно, у него есть голова). Тут она теряет равновесие, но ее вовремя подхватывает какая-то журналистка, при этом бросая на меня свирепый взгляд, в котором читается: да как ты посмела просунуть свою ногу под орудие пытки ее кумира стоимостью в семьсот баксов! Видимо, журналистка прекрасно знает, что у такого анорексичного создания, которым является Лесли, туфля, судя по всему, весит больше ее самой. Я хромаю по направлению к Стефани, которая сочувственно протягивает мне пакет бесплатного попкорна с маслом.

— Кровь идет? — безучастно спрашивает она.

Я качаю головой.

— Это больше тянет на внутреннее повреждение, — отвечаю я. — Как будто она мне кость сломала. В пальцах ног есть кости?

— Конечно, — она пожимает плечами. — Может, в больницу?

— Господи, нет конечно, — отвечаю я, увидев, что в этот момент заходит Мэтт Диллон и приветственно машет мне рукой. Я машу в ответ, пока наконец до меня не доходит, что, вообще-то, он приветствует мужеподобную женщину в наушниках, которая стоит сзади. Да уж, унижение плюс сломанная ступня никак не могут способствовать эйфории, но несколько дорожек быстренько это исправят, хотя бы на время.

К сожалению, в туалете полным-полно актрис-подражательниц, которые каким-то образом выклянчили себе приглашения, и сейчас щедро накладывают на лица макияж и поливают себя духами, чтобы полтора часа просидеть в темном зале, после чего им, конечно же, снова придется отправляться на обрыдший фуршет. С началом фильма я незаметно проскальзываю к туалету, но теперь там стоит какая-то женщина-охранник, которая явно не собирается двигаться с места. Это что, охрана какой-нибудь актрисы? Сотрудник кинотеатра? Сумасшедшая маньячка, завладевшая униформой охранника? Разумеется, я не буду ее об этом спрашивать. Но одно несомненно: настроение она мне уже испортила.

Глава 3

Сижу, заканчиваю статью «Где они теперь?» про врача из «Любовной лодки», когда звонит Крис.

— Чем занимаешься? — спрашивает он, а мне непонятно, о чем он: что я делаю в данный момент или вообще?

— Пытаюсь пережить свой послесвадебный позор. — Отчасти это правда, отчасти — совершенная ложь. Я никому бы в этом не призналась, но мои мысли упорно возвращаются к тому инциденту, и мне интересно, чем бы все закончилось, если бы я не взбрыкнула и не убежала. И в то же время мне было противно, и, хотя звонок Криса меня слегка взбудоражил, до этого я надеялась, что он никогда больше не объявится, хотя прекрасно знала, что Крис живет в Лос-Анджелесе и у него есть мой номер. Вероятно, было бы гораздо умнее сперва удостовериться, что никто из участников групповухи не живет в моем штате, уж